| For having strictly examined all the persons of greatest name in the courts of princes, for a hundred years past, I found how the world had been misled by prostitute writers, to ascribe the greatest exploits in war, to cowards; the wisest counsel, to fools; sincerity, to flatterers; Roman virtue, to betrayers of their country; piety, to atheists; chastity, to sodomites; truth, to informers: how many innocent and excellent persons had been condemned to death or banishment by the practising of great ministers upon the corruption of judges, and the malice of factions: how many villains had been exalted to the highest places of trust, power, dignity, and profit: how great a share in the motions and events of courts, councils, and senates might be challenged by bawds, whores, pimps, parasites, and buffoons. | И в самом деле, тщательно рассмотрев людей, которые в течение прошедшего столетия пользовались громкой славой при дворах королей, я понял, в каком заблуждении держат мир продажные писаки, приписывая величайшие военные подвиги трусам, мудрые советы дуракам, искренность льстецам, римскую доблесть изменникам отечеству, набожность безбожникам, целомудрие содомитам, правдивость доносчикам. Я узнал, сколько невинных превосходных людей было приговорено к смерти или изгнанию благодаря проискам могущественных министров, подкупавших судей, и партийной злобе; сколько подлецов возводилось на высокие должности, облекалось доверием, властью, почетом и осыпалось материальными благами; какое огромное участие принимали в решениях дворов, государственных советов и сенатов сводники, проститутки, паразиты и шуты. |
| How low an opinion I had of human wisdom and integrity, when I was truly informed of the springs and motives of great enterprises and revolutions in the world, and of the contemptible accidents to which they owed their success. | Какое невысокое составилось у меня мнение о человеческой мудрости и честности, когда я получил правильные сведения о пружинах и мотивах великих мировых событий и революций и о тех ничтожных случайностях, которым они обязаны своим успехом. |
| Here I discovered the roguery and ignorance of those who pretend to write anecdotes, or secret history; who send so many kings to their graves with a cup of poison; will repeat the discourse between a prince and chief minister, where no witness was by; unlock the thoughts and cabinets of ambassadors and secretaries of state; and have the perpetual misfortune to be mistaken. | Там я открыл недобросовестность и невежество тех, кто берется писать анекдоты или секретную историю; кто отправляет стольких королей в могилу, поднося им кубок с ядом; кто пересказывает происходившие без свидетелей разговоры государя с первым министром; кто открывает мысли и ящики посланников и государственных секретарей, но, к несчастью, постоянно при этом ошибается. |
| Here I discovered the true causes of many great events that have surprised the world; how a whore can govern the back-stairs, the back-stairs a council, and the council a senate. | Там узнал я истинные причины многих великих событий, поразивших мир; увидел, как непотребная женщина может управлять задней лестницей, задняя лестница советом министров, а совет министров сенатом. |
| A general confessed, in my presence, "that he got a victory purely by the force of cowardice and ill conduct;" and an admiral, "that, for want of proper intelligence, he beat the enemy, to whom he intended to betray the fleet." | Один генерал сознался в моем присутствии, что он одержал победу единственно благодаря своей трусости и дурному командованию, а один адмирал открыл, что он победил неприятеля вследствие плохой осведомленности, тогда как собирался сдать ему свой флот[127]. |
| Three kings protested to me, "that in their whole reigns they never did once prefer any person of merit, unless by mistake, or treachery of some minister in whom they confided; neither would they do it if they were to live again:" and they showed, with great strength of reason, "that the royal throne could not be supported without corruption, because that positive, confident, restiff temper, which virtue infused into a man, was a perpetual clog to public business." | Три короля объявили мне, что за все их царствование они ни разу не назначили на государственные должности ни одного достойного человека[128], разве что по ошибке или вследствие предательства какого-нибудь министра, которому они доверились, но они ручались, что подобная ошибка не повторилась бы, если бы им пришлось царствовать снова; и с большой убедительностью они доказали мне, что без развращенности нравов невозможно удержать королевский трон, потому что положительный, смелый, настойчивый характер, который создается у человека добродетелью, является постоянной помехой в государственной деятельности. |
| I had the curiosity to inquire in a particular manner, by what methods great numbers had procured to themselves high titles of honour, and prodigious estates; and I confined my inquiry to a very modern period: however, without grating upon present times, because I would be sure to give no offence even to foreigners (for I hope the reader need not be told, that I do not in the least intend my own country, in what I say upon this occasion,) a great number of persons concerned were called up; and, upon a very slight examination, discovered such a scene of infamy, that I cannot reflect upon it without some seriousness. | Я любопытствовал получить точные сведения, каким способом масса людей добыла знатные титулы и огромные богатства. Я ограничил свои исследования самой недавней эпохой, не касаясь, впрочем, настоящего времени, из страха причинить обиду хотя бы иноземцам (ибо, я надеюсь, читателю нет надобности говорить, что все сказанное мной по этому поводу не имеет ни малейшего касательства к моей родине). По моей просьбе вызвано было множество интересовавших меня лиц, и после самых поверхностных расспросов передо мной раскрылась такая картина бесчестья, что я не могу спокойно вспоминать об этом. |
| Perjury, oppression, subornation, fraud, pandarism, and the like infirmities, were among the most excusable arts they had to mention; and for these I gave, as it was reasonable, great allowance. | Вероломство, угнетение, подкуп, обман, сводничество и тому подобные немощи были еще самыми простительными средствами из упомянутых ими, и потому, как требовало того благоразумие, я отнесся к ним весьма снисходительно. |
| But when some confessed they owed their greatness and wealth to sodomy, or incest; others, to the prostituting of their own wives and daughters; others, to the betraying of their country or their prince; some, to poisoning; more to the perverting of justice, in order to destroy the innocent, I hope I may be pardoned, if these discoveries inclined me a little to abate of that profound veneration, which I am naturally apt to pay to persons of high rank, who ought to be treated with the utmost respect due to their sublime dignity, by us their inferiors. | Но когда одни из них сознались, что своим величием и богатством они обязаны содомии и кровосмешению, другие - торговле своими женами и дочерьми; третьи - измене своему отечеству или государю, четвертые - отраве, а большая часть - нарушению правосудия с целью погубить невинного, - то эти открытия, - я надеюсь, мне простят это, - побудили меня несколько умерить чувство глубокого почтения, которым я от природы проникнут к высокопоставленным особам, как и подобает маленькому человеку по отношению к лицам, наделенным высокими достоинствами. |
| I had often read of some great services done to princes and states, and desired to see the persons by whom those services were performed. | Часто мне приходилось читать о великих услугах, оказанных монархам и отечеству, и я исполнился желанием увидеть людей, которыми эти услуги были оказаны. |
| Upon inquiry I was told, "that their names were to be found on no record, except a few of them, whom history has represented as the vilest of rogues and traitors." | Однако мне ответили, что имена их невозможно найти в архивах, за исключением немногих, которых история изобразила отъявленнейшими мошенниками и предателями. |
| As to the rest, I had never once heard of them. | Об остальных мне никогда не приходилось слышать ни слова. |
| They all appeared with dejected looks, and in the meanest habit; most of them telling me, "they died in poverty and disgrace, and the rest on a scaffold or a gibbet." | Все они появились передо мной с удрученным видом и в очень худом платье, заявляя в большинстве случаев, что умерли от нищеты и немилости, иногда даже на эшафоте или на виселице. |
| Among others, there was one person, whose case appeared a little singular. | Среди них находился человек, судьба которого показалась мне исключительной. |
| He had a youth about eighteen years old standing by his side. | Подле него стоял восемнадцатилетний юноша. |
| He told me, "he had for many years been commander of a ship; and in the sea fight at Actium had the good fortune to break through the enemy's great line of battle, sink thr |