| That the question therefore was not, whether a man would choose to be always in the prime of youth, attended with prosperity and health; but how he would pass a perpetual life under all the usual disadvantages which old age brings along with it. | Вопрос, стало быть, не в том, предпочтет ли человек сохранить навсегда свежесть молодости и ее спутников - силу и здоровье, а в том, как он проведет бесконечную жизнь, подверженную всем невзгодам, которые приносит с собой старость. |
| For although few men will avow their desires of being immortal, upon such hard conditions, yet in the two kingdoms before mentioned, of Balnibarbi and Japan, he observed that every man desired to put off death some time longer, let it approach ever so late: and he rarely heard of any man who died willingly, except he were incited by the extremity of grief or torture. | Ибо, хотя немного людей изъявят желание остаться бессмертными на таких тяжелых условиях, все же собеседник мой заметил, что в обоих упомянутых королевствах, то есть в Бальнибарби и в Японии, каждый старается по возможности отдалить от себя смерть, в каком бы преклонном возрасте она ни приходила; и ему редко приходилось слышать о людях, добровольно лишавших себя жизни, разве что их побуждали к этому нестерпимые физические страдания или большое горе. |
| And he appealed to me, whether in those countries I had travelled, as well as my own, I had not observed the same general disposition." | И он спросил меня, не наблюдается ли то же самое явление и в моем отечестве, а также в тех странах, которые привелось посетить мне во время моих путешествий. |
| After this preface, he gave me a particular account of the struldbrugs among them. | После этого предисловия он сделал мне подробное описание живущих среди них струльдбругов. |
| He said, "they commonly acted like mortals till about thirty years old; after which, by degrees, they grew melancholy and dejected, increasing in both till they came to fourscore. | Он сказал, что почти до тридцатилетнего возраста они ничем не отличаются от остальных людей; затем становятся мало-помалу мрачными и угрюмыми, и меланхолия их растет до восьмидесяти лет. |
| This he learned from their own confession: for otherwise, there not being above two or three of that species born in an age, they were too few to form a general observation by. | Это он узнал из их признаний; так как их рождается не больше двух или трех в столетие, то они слишком малочисленны для того, чтобы можно было прийти к прочному выводу на основании общих наблюдений над ними. |
| When they came to fourscore years, which is reckoned the extremity of living in this country, they had not only all the follies and infirmities of other old men, but many more which arose from the dreadful prospect of never dying. | По достижении восьмидесятилетнего возраста, который здесь считается пределом человеческой жизни, они не только подвергаются всем недугам и слабостям, свойственным прочим старикам, но бывают еще подавлены страшной перспективой влачить такое существование вечно. |
| They were not only opinionative, peevish, covetous, morose, vain, talkative, but incapable of friendship, and dead to all natural affection, which never descended below their grandchildren. | Струльдбруги не только упрямы, сварливы, жадны, угрюмы, тщеславны и болтливы, но они не способны также к дружбе и лишены естественных добрых чувств, которые у них не простираются дальше чем на внуков. |
| Envy and impotent desires are their prevailing passions. But those objects against which their envy seems principally directed, are the vices of the younger sort and the deaths of the old. | Зависть и немощные желания непрестанно снедают их, причем главными предметами зависти являются у них, по-видимому, пороки молодости и смерть стариков. |