Мы не верим ни в умственную, ни в нравственную неспособность африканцев. Мы ничего не видели, что могло бы оправдать то мнение, будто бы они принадлежат к особой «породе», или «виду», отличающемуся от наиболее цивилизованных людей. Африканец – это человек в полном смысле слова. В течение целых столетий варварство оказывало на африканцев то же разлагающее действие, какое, по описанию Причарда, испытывали ирландцы, изгнанные несколько поколений назад на холмы Ульстера и Коннаута. Эти унижающие человеческое достоинство влияния оказали на некоторые племена такое действие в моральном и физическом отношении, что, вероятно, потребуются столетия для изменения того, что делалось веками. Все-таки нельзя оправдывать такое унижение человека для того, чтобы держать какую-нибудь расу в рабстве; это значит, что сам защитник этой системы пал в моральном отношении так же низко.
Этнологи совсем не считают африканскую расу самой низшей в человеческой семье. В физическом отношении они не уступают европейцам и обладают очень крепким организмом. Ни болезнь, ни водка, оказавшаяся такой гибельной для североамериканских индейцев, жителей островов Южного океана и австралийцев, по-видимому, не в состоянии уничтожить негров. Даже при такой гибельной для человеческой жизни системе, когда их отрывают от их родной земли, негры, несмотря ни на какой гнет, выживали и наполовину окрасили своим цветом новый материк. Природа наградила их физической силой, благодаря которой они выдерживают самые тяжкие лишения, и беззаботностью, которая, как бы в облегчение страданий, помогает им находить хорошее даже и в самых тяжелых положениях. Эта беззаботность подобна той силе, присущей человеческому телу, которая дает ему возможность выдерживать жару даже в такой степени, какой мы никогда бы не знали, если бы один хирург не попал в печь и не пережег бы себе пальцев своими карманными часами. Африканцы удивительно хорошо переносят все те ненормальные условия, которые оказались бы роковыми для большинства рас.
Замечательно, что эта сила сопротивления всем бедствиям или, как скажут некоторые, умение приспособляться к жизни в рабстве, свойственна только некоторым племенам на африканском материке. Нельзя приписать действию климата тот факт, что, находясь в состоянии рабства, многие чахнут или прибегают к самоубийству. Ни одного туземца из племени кру нельзя обратить в невольника, а он, однако, является жителем низких нездоровых западных берегов. Ни один человек из племени зулусов или кафров не даст увести себя в неволю, хотя все они живут на сравнительно высокой местности. Мы слышали, как люди, которые были в хороших отношениях с кафрами, утверждали, что они всегда возвращают удар, нанесенный европейцем даже только в шутку. Любовь к свободе наблюдается у всех племен, в жилах которых течет кровь зулусов, как-то: макололо, вату-та и, вероятно, маса.[50] Но кровь не объясняет факта. Одна красивая женщина из племени баротсе в Нальеле была отдана старшиной в рабство каким-то мамбарийским работорговцам из Бенгалии за то, что она отказалась выйти замуж за человека, который ей не нравился. Узнав о предстоящей ей участи, она схватила копье, пронзила им себя и упала мертвой.
Форма правления в Африке патриархальная и, в зависимости от темперамента вождя, или отличается деспотизмом, или управляется советом старейших племени. Благоговение перед королевским достоинством побуждает иногда народ переносить страшные жестокости и даже убийства со стороны деспота или безумца. Но в общем власть не жестокая. То же самое в некоторой степени можно сказать и о религии.
Создается такое впечатление, что народ этого материка в своем развитии дошел до какой-то точки и остановился. Умение обрабатывать железо и медь, гончарное производство, плетение корзин и сетей, прядение, ткачество, производство крючков для рыбной ловли, копий, топоров, ножей, иголок и других вещей, были ли изобретены этим народом или сообщены им извне, по-видимому, не усовершенствовались в течение многих столетий. Этот очевидный умственный застой некоторых народов нам непонятен. Но ввиду того, что в позднейшие периоды существования мира мы сильно продвинулись вперед, мы, сами того не сознавая, начали говорить о некоторых других народах в таком же тоне, в каком говорят китайцы о «цветущей стране». Эти самые китайцы опередили нас, сделав несколько важнейших открытий на столько же веков раньше, насколько мы опередили других. В знаниях свойств магнита, состава породы и изобретении книгопечатания, производства фарфора и шелка и в области литературы они опередили нас. Но затем способность делать дальнейшие открытия была как бы оставлена, и умственный застой препятствовал ей развиваться дальше для того, чтобы усовершенствовать эти знания или изобретать новые.
Приложение
Погребение Давида Ливингстона в Вестминстерском аббатстве
Саутгемптон, среда, 15 апреля 1874 г.
…Все присутствующие благоговейно сняли головные уборы, когда гроб с останками Ливингстона опускали с парохода «Мальва» и устанавливали па передней палубе небольшого парового бота «Куин». На этом боте, направлявшемся к Ройял-Пирс, находились близкие Ливингстона и представители Британского географического общества.
Городские власти тем временем предприняли меры, чтобы отдать почести покойному: через весь город к вокзалу за катафалком следовала траурная процессия… На зданиях морских и других официальных учреждений, как и на иностранных консульствах, были приспущены государственные флаги. На пристани и вдоль набережной толпилась масса народа… За катафалком, запряженным двумя парами лошадей, следовала процессия: во главе – мэр города и члены муниципалитета в мундирах со всеми регалиями и траурными повязками на рукавах… а затем судьи, духовенство, священнослужители всех вероисповеданий в мантиях и головных уборах, а также представители всех видов занятий, официальных организаций и корпораций города… далее родные и близкие Ливингстона, президент и члены Королевского географического общества … президент Медицинского общества города Саутгемптон, члены этого общества и коллектив врачей, консулы многих государств…
Джекоб Уэйнрайт у гроба Ливингстона
Фотография
Джекоб Уэйнрайт не был единственным африканцем, шагавшим за гробом Ливингстона. Когда траурная процессия проходила набережную, в ее ряды встал также еще один, несший белый флаг с черной каймой: «Ливинтстону – другу рабов!» Над процессией прозвучали пушечные залпы – траурный салют… Протяжно и скорбно гудели колокола всех церквей города… Капелла играла траурный марш из «Сав-ла»… на всем пути с обеих сторон процессию окаймляли толпы людей, все балконы были переполнены, из каждого окна высовывались люди… Но что производило наибольшее впечатление во время этой процессии, так это спокойное, сдержанное поведение собравшихся людей, проявление ими глубокой почтительности; они, очевидно, были воодушевлены общим желанием выразить преклонение перед человеком, судьбу которого они оплакивали и делами которого гордились… По мнению тех, кто знает хорошо город, никогда еще не наблюдалось здесь столь огромной массы людей и столь благородного их поведения, как сегодня, в этот великолепный апрельский день, залитый солнечным светом…
В половине первого траурная процессия подходит к вокзалу. Катафалк устанавливают на открытую платформу в конце специального железнодорожного состава, который должен доставить в Лондон останки Ливингстона. Его сопровождают родственники и близкие.
В субботу Давид Ливингстон в атмосфере глубокой скорби и искренней почтительности всей нации был приобщен к выдающимся англичанам, которые удостоены чести покоиться в Вестминстерском аббатстве. Люди всех слоев, от высших до низших, стремились отдать ему последние почести…
Организация похорон была доверена специальному комитету Королевского географического общества. По прибытии из Саутгемптона до проведения траурной церемонии гроб с останками покойного был установлен в картографическом зале дома Географического общества на Сейвил-Роуз…
В субботу по приказу ее величества был доставлен большой венок из азалий и других специально подобранных цветов с надписью: «В знак уважения и восхищения от королевы Виктории». Венков было множество… В картографическом зале полукругом у гроба собрались близкие родственники покойного, представители различных британских научных обществ; из Парижа на похороны Ливингстона приехал президент Французского географического общества. Пресвитерианский священник приходской общины Гамильтон, где жили родственники покойного, отслужил предварительный молебен. Затем траурная процессия из двенадцати карет тронулась вслед за катафалком, запряженным двумя парами лошадей. За траурными каретами следовала длинная цепь частных экипажей, впереди которых экипажи ее величества, принца Уэльского, герцога Сатерленда… На улицах собралось много людей, чтобы проводить покойного; по мере приближения процессии к месту назначения людская стена становилась плотнее и плотнее; видя приближающуюся процессию, люди благоговейно обнажали головы.
Немногие из желающих получили право на вход в аббатство; но тем не менее оно оказалось переполнено. Те, кому удалось получить пригласительные билеты, пришли заранее, чтобы занять место получше… Под фонарями у самого алтаря возвышался покрытый черным бархатом постамент, на котором должен был стоять гроб в начале траурного обряда. Рядом, на церковных сиденьях, расположились обе дочери покойного и другие родственники.
Стрелка приблизилась к часу, когда раздался гул колоколов соседней церкви Святой Маргариты, а минуту спустя в монастырский храм вступила траурная процессия с гробом… встреченная большим хором монастыря. По этому случаю хор пополнился лучшими голосами других церквей – Святого Павла и Темпл. Весь пол центральной части храма был устлан черным сукном.
…Все присутствовавшие в храме встали, чтобы почтить память покойного, как только траурная процессия под траурные звуки органа медленно направилась мимо открытой могилы к алтарю. Восемь человек, несшие гроб, олицетворяли собой три различных периода в жизни великого путешественника. Первыми несли гроб генерал-майор Стил и мистер Осуэлл, которые путешествовали и охотились с Ливингстоном в Африке. Вместе с мистером Уэббом, в гостеприимном доме которого в Ньюстедском аббатстве жил Ливингстон, когда писал свою вторую книгу об Африке, они как бы представляли первый, миссионерский период его деятельности. За ними шли доктор Кэрк – генеральный консул на Занзибаре, хорошо известный исследователь и борец против рабства, а также Хорэс Уоллер, участник христианской миссии епископа Макензи в I860 г. Они помогали Ливингстону в борьбе за искоренение рабства в районе реки Шире. К ним примыкал и Янг, морской офицер, служивший на пароходе «Пионер» во время плавания Ливингстона по рекам Замбези и Шире. Третий и последний период олицетворял собой мистер Стэнли, который подготовил и провел спасательную экспедицию. Среди тех, кто удостоился чести нести гроб, оказался и совсем неизвестный человек, возбудивший, однако, у вс