Весь этот день между нами царила атмосфера взаимной сердечности, но Кавава, который слышал, что чибокве заставили нас отдать им быка, задумал сделать то же самое. Поэтому, когда на следующее утро я поставил его в известность о том, что мы готовимся в путь, он ответил мне очень выразительно: «Если какой-нибудь бык забрел к человеку, не вправе ли этот человек съесть быка? Ты дал быка чибокве и должен дать его и мне вместе с ружьем, порохом и черной одеждой; если ты откажешься дать быка, то должен дать мне одного из твоих людей и книгу, по которой я могу видеть состояние сердца Матиамво и его отношение ко мне и которая предупредит меня, если Матиамво когда-нибудь захочет отрубить мне голову». После того как Кавава прислал передать мне это, он с деланно спокойным видом пришел сам в наш лагерь и сказал мне, что он должен получить все требуемое им, потому что р. Касаи находится в его распоряжении и она преградит нам путь, если мы не заплатим ему дани. Я ответил, что имущество принадлежит мне, а не ему, что я никогда не признавал, будто белый человек должен платить дань черным, и что я переправлюсь через Касаи вопреки его желанию. Он приказал своим людям взяться за оружие, и когда некоторые из моих людей увидели, что жители деревни побежали за стрелами и копьями, то ими овладело паническое чувство. Я приказал им двинуться в путь и не стрелять, если только люди Кававы не нападут на них. Встав во главе, я ожидал, что они последуют за мной, как они делали всегда, но многие из них остались позади. Когда я узнал об этом, я соскочил на землю и бросился к ним с револьвером в руке. Кавава тотчас же убежал вместе со своими людьми, а мои люди погнались за ним. Я крикнул своим, чтобы они взяли поклажу и шли за мной; все они проворно бросились исполнять мое распоряжение, но один из них отказался и приготовился стрелять в Кававу; тогда я ударил его по голове пистолетом и заставил тоже идти. Я чувствовал, что в такие моменты нужно всеми средствами держать людей в подчинении.
Мы двинулись в лес, а люди Кававы стояли в 100 ярдах [91 м] от нас, тараща глаза, но не делая выстрела ни из ружья, ни из лука.
Чрезвычайно неприятно расставаться с правителями таким образом, проведя день или два в самой дружеской беседе с ними, и в такой стране, где народ вообще очень мирный. Этот Кавава не является, однако, типичным образцом вождей балонда и известен соседям своей глупостью. Он, по слухам, имел основание думать, что Матиамво когда-нибудь отрубит ему голову.
Кавава был не из тех, от кого легко можно было отделаться; когда мы через десять миль подошли к переправе через Касаи, то узнали, что он послал к лодочникам четырех человек с приказом отказать нам в переправе. Нас здесь уведомили в надлежащей форме, что мы должны исполнить предъявленные нам раньше требования и дать, кроме того, одного человека. Требование выдачи одного из нашей партии всегда вызывало волнение у каждого из моих людей. Челноки были убраны с наших глаз, и люди Кававы думали, что без челноков мы беспомощны. Река, имеющая в ширину 100 ярдов [91 м], была очень глубокой. Стоя на берегу, Пицане с деланным равнодушием смотрел на воду, думая о том, в каком месте камышей могут быть спрятаны челноки. Перевозчики пренебрежительно спросили одного из моих батока, есть ли в их стране реки, и он правдиво ответил им: «У нас нет ни одной реки». Тогда люди Кававы решили, что мы не можем переправиться через Касаи. Когда они ушли, я подумал о переправе вплавь, но после наступления темноты мы, не спросив разрешения, взяли у них взаймы один из спрятанных челноков и очень скоро уютно расположились бивуаком на южном берегу Касаи. Я оставил перевозчикам несколько ниток бус в челноке, который был отправлен обратно на их берег.
Когда мы приготовились утром отправляться в путь, то на противоположном высоком берегу появились люди Кававы. Увидев, что мы готовимся уходить, они едва могли поверить собственным глазам. Наконец один из них закричал: «Ах вы злодеи!» На что Пицане с товарищами отвечали: «А! А вы очень добрые?! Мы благодарны вам за взятый у вас напрокат челн!» Мы потом обстоятельно объяснили все вождю Катеме и другим вождям, и все они были согласны в том, что в данном случае мы были совершенно правы и что Матиамво не одобрит действий Кававы. Когда между ними происходят какие-нибудь неприятности, которые могут иметь неблагоприятные последствия, то они всегда посылают друг другу объяснения. Это препятствует проявлениям самодурства, потому что даже и у них существует общественное мнение.
Глава XXIV
Равнины. – Стервятники и другие птицы. – Цветы одного вида, но различной окраски. – Росянка. – Двадцать семь приступов лихорадки. – Река, которая идет в двух разных направлениях. – Положение пород. – Объяснение Родерика Мурчисона. – Характерные особенности дождливых сезонов в связи с разливами Замбези и Нила. – Вероятная причина разницы в количестве осадков к югу и к северу от экватора. – Сообщения арабов о местности, находящейся к востоку от Лунды. – Вероятный водораздел между Замбези и Нилом. – Озеро Дилоло. – Прибытие в город Катемы; его гостеприимство; желание походить на белого человека. – Галки. – Переправа через южную в твь оз ра Дилоло. – Мал нькая рыба. – С рд чный при м, оказанный нам Шинте. – Вниз по Леебе. – Стада диких животных на ее берегах. – Лягушки. – Извещение Маненко о нашем прибытии. – Прибытие ее мужа Самбанзе. – Церемония, называемая «касенди». – Хитрость охотников мамбов. – Водяны ч р пахи. – Напад ни буйвола. – При м, оказанный нам в Либонт
Перебравшись через Касаи, мы вступили на обширные равнины, которые недавно были залиты водой. Они не вполне высохли, потому что в некоторых впадинах все еще оставалась вода. В воздухе парили грифы, показывая, что где-то есть падаль. И действительно, мы видели несколько павших крупных животных, но они были в таком состоянии, что к ним невозможно было подойти. По стеблям травы ползали во множестве гусеницы. Несмотря на то что была зима, появилось много стрекоз и бабочек. Стаи козодоев, каменных стрижей, ласточек и огненно-красных пчелоедов показывали, что и самая низкая температура не вредит здесь насекомым, которыми питались эти птицы. Черные жаворонки с их желтыми плечиками оживляли своими песнями утро, но они не могут так долго и так высоко парить в воздухе, как наши жаворонки. Мы видели водяных птиц, которые летели над невысохшими еще местами, а иногда – диких уток. Последних было немного, и они напоминали нам о том, что мы приближались к Замбези, где все водяные птицы чувствуют себя дома.
На этих бесконечных равнинах глаз с удовольствием останавливается на одном маленьком цветке, которого здесь так много, что он окрашивает в свой цвет всю почву. Мы идем по обширному желтому ковру. При взгляде на этот золотистый ковер видишь все оттенки желтого цвета, начиная с бледно-лимонного и кончая густо-оранжевым. Пройдя полосу желтых цветов шириной в 100 ярдов [91 м], мы попадаем на другую широкую полосу тех же самых цветов, только синих, и этот цвет имеет тоже все оттенки от самого светлого до темно-синего и даже пурпурового.
Я видел этот цветок и раньше, но в разных местностях он имел разный цвет. Даже цвет оперения у птиц менялся с областью, которую мы проходили, но никогда прежде не приходилось мне видеть на одних и тех же равнинах такого резкого изменения, как перемена с желтого цвета на синий, все время сменяющие друг друга. Другое растение так сильно заинтересовало меня, что я спешился для того, чтобы лучше рассмотреть его. К великому моему удовольствию, оно оказалось старым домашним знакомым из вида Drosera, близко напоминая нашу собственную росянку (Drosera anglia). Стебель цветка никогда не поднимается у нее выше чем на 2 или 3 дюйма [5–7,5 см]. Листья ее покрыты красноватыми волосками, на конце которых выступает капелька клейкой жидкости, благодаря чему весь лист кажется усеянным блестящими алмазами. Первый раз я заметил этот цветок утром и думал, что это роса сверкает в солнечных лучах, но так как блеск не пропадал и в самую жару, то я исследовал причину этого и увидел, что концы волосков выделяют прозрачную жидкость.
На второй день нашего путешествия по равнинам у меня двадцать седьмой раз повторился приступ лихорадки. На поверхности земли нигде не было воды. Мы не считали необходимым нести с собой воду, и теперь, когда я был не в состоянии двигаться дальше, мои люди все-таки скоро нашли ее на глубине нескольких футов, копая землю палками. Таким образом, у нас оказался удобный случай наблюдать эти замечательные равнины и в другое время года. На следующий день мы продолжали свой путь и 8 июня вышли на нашу первоначальную дорогу.
Лотембва имеет здесь около мили [1,8 км] в ширину и 3фута [около 1 м] в глубину. В ней было много лотосов, папируса, аронника и других водяных растений. Переправляясь через нее, я не обратил внимания, в какую сторону она идет, но, заметив, что на другой стороне озера Дилоло она идет в южном направлении, я решил, что это было продолжение той же реки, которая была за озером Дилоло, и что она поднималась в этих обширных болотах, чего мы не видели, когда шли на северо-запад. Но когда мы подошли к южной Лотембве, то Шакатвала сообщил нам, что река, через которую мы переправились в противоположном направлении, впадала не в Дилоло, а в Касаи.
Тот факт, что одна и та же река шла в противоположные стороны, поразил даже и его ум; и хотя я не наблюдал за течением, думая, что оно направлено в сторону озера, я не сомневаюсь, что его заявление, подтверждаемое и другими, правильно и Дилоло на самом деле является водоразделом между речными системами, направленными одна на восток, а другая на запад.
Для того чтобы исследовать более тщательно это интереснейшее место, я хотел вернуться к нему, но мои ноги были так простужены при переправе через северную Лотембву, что я опять заболел и к тому же не находил причин для сомнений в показаниях туземцев. Расстояние между оз. Дилоло и между долинами, ведущими в долину Касаи, не больше 15 миль [28 км], а равнины между ними представляют совершенную плоскость. Если бы я вернулся, то нашел бы только, что это небольшое озеро, изливая часть воды с одной стороны в р. Касаи, а с другой – в Замбези, распределяет свою воду между Индийским и Атлантическим океанами. Я устанавливаю этот факт совершенно точно, как он представляется мне самому, потому что только теперь я понял настоящую форму речных систем и континента. Я видел, что реки этой страны, находящиеся на западной ее стороне, текут с краев к центру, и получил от туземцев и арабов сведения о том, что большинство рек, находящихся на восточной стороне той же самой огромной области, принимают до некоторой степени то же самое направление от поднятия той стороны; все они соединяются в два главных водостока, один – идущий на север, а другой – на юг; северный водосток нашел себе выход на запад через р. Конго, а южный – на восток через р. Замбези.