Оставаясь на том же месте против водопада, вы видите справа от него гору Морумбва в 2000 или 3000 футов высоты, которая дала название этому месту. Слева от водопада находится гора, которую можно назвать луковицеобразной; она отчасти является конической, но от нее отделился вогнутый слой, как часто бывает с гранитом, и осталась широкая, гладкая выпуклость, напоминающая луковицу. Подножия этих двух гор простираются примерно на полмили в северном направлении, и река на этом протяжении, все еще очень узкая, имеет ровное течение. Над ней поднимается только несколько отдельных скал, находящихся в ее русле.
Группа д-ра Ливингстона взобралась на нужную высоту по подножию горы Морумбва, находящейся у водопада.
На скалах было заметно действие воды: они были гладкие, с огромными рытвинами на высоте даже до 100 футов над низким уровнем воды. Когда позднее д-р Ливингстон и его спутники взобрались на подножие этой самой горы с северо-западной стороны, они сейчас же узнали знакомую форму луковицеобразной, расположенной напротив. Затем они закончили обмер Кебрабаса с одного конца до другого.
Они не стали пытаться вернуться той же дорогой, которой пришли сюда, а взобрались на северный склон горы. Им потребовалось три часа тяжелого труда, чтобы прорубить себе дорогу через колючий кустарник, которым был покрыт подъем. Уклон склона достигал часто 70°, однако их проводник Шокумбенла, подошвы ног которого были так жестки и покрыты ороговевшей кожей, что походили на слоновьи, доказал, что он привык к этой тяжелой работе. Почти все время, пока они взбирались, он нес для них горшок с водой.
Эту ночь они проспали у колодца на туфовой скале к северо-западу от Чиперезивы, и никогда сон их не был таким сладким.
Глава IIIОткрытие озера Ширва
Во время нашего обратного пути однажды вечером к нам в лагерь явился оркестр туземных музыкантов. Они устроили нам концерт. Музыка их дикая, но не неприятная. Музыкальный инструмент – маримба – состоит из брусков твердого дерева различной ширины и толщины, прикрепленных к выдолбленным тыквам различного размера и настроенных по нотам. Несколько отрезов мануфактуры доставили им большое удовольствие, и они отправились дальше.
Как и говорил наш спутник, на нашем обратном пути население охотно продавало нам провизию. Когда мы вернулись в Тете, комендант сообщил нам, что вскоре после нашего ухода река поднялась на фут и стала мутной. Видя это, один португалец, местный уроженец, пришел к нему и с серьезным видом заявил: «Англичанин что-то делает с рекой». К сожалению, нужно сказать, что это весьма обычный пример невежества и суеверия местных уроженцев; иногда они разделяются и людьми, выросшими в Португалии. Когда мы были в Тете, в Мозамбике был посажен в тюрьму один капитан пехоты за то, что он подверг муаве, т. е. пыткам, заподозренное лицо и казнил его только на основании того, что он сказал во время пытки.
К концу жаркого времени года все становится сухим и пыльным; воздух полон синей мглой и очень душный. После начала дождей вид страны с поразительной быстротой меняется к лучшему. Хотя здесь воздух и не бывает похожим на оранжерейный, как на западном побережье, холмы и долины, которые еще недавно были обугленными и бурыми, быстро зеленеют. Воздух освобождается от дымоподобного тумана, и можно легко видеть на далекое расстояние. Пейзаж залит великолепным потоком света, и утром у человека создается восхитительное ощущение свежести, пока блеск не начнет утомлять глаза. Когда я однажды спросил одного бечуана, что он понимает под словом, равносильным «святости» (бойцефо), он ответил: «Когда ночью пройдет сильный дождь и все – и земля, и листья, и скот – вымыто начисто, и восходящее солнце блестит в капле росы на каждом стебельке травы, и воздух свеж, это – святость».
Молодая листва нескольких пород деревьев, особенно в более высоких местах, сначала бывает коричневой, светлокрасной или розовой, как осенние листья в Англии; по мере того как листья увеличиваются в размере, этот цвет сменяется приятным и свежим светло-зеленым.
Повсюду яркие цветы – белые, пунцовые, розовые и желтые; некоторые – темно-красного цвета, как, например, кигелия, придают теплоту краскам в саду природы. Многие деревья, например эритрина, привлекают глаз красотой своих цветов. Лес покрыт белыми, крупными цветами баобаба, которые иногда распускаются еще до дождей, и мелкими, нежными цветами других деревьев, собранными в богатые гроздья. Мириады диких пчел заняты работой с утра до вечера. Некоторые виды акации обладают особой привлекательностью для определенной породы жуков, на обширных листьях пальмы собираются другие. Теперь в полной силе всевозможные насекомые: яркие бабочки порхают с цветка на цветок; они, как и прелестные маленькие солнечные птички, которые являются здесь представителями колибри Америки и Вест-Индии, по-видимому, никогда не устают. Множество муравьев усиленно работает, добывая пищу или относя ее с торжеством домой. Зимние перелетные птицы, как желтая трясогузка и синий сорокопут, все улетели; вместо них прилетели новые: коричневый коршун, который свистит, как боцман в свой свисток, пятнистая кукушка, крик которой звучит как «пролетающая пуля». Все это делает африканское Рождество похожим на английский май. Некоторые птицы сбросили зимнюю одежду скромного коричневого цвета и появляются в веселых летних нарядах – пунцовых и черных как смоль; другие сменили зеленую на ярко-желтую с полосками, похожими на черный бархат. Певчие птицы живут не только в деревнях; но поскольку в Африке их так часто наблюдают собирающимися вокруг деревень, создается впечатление, что назначение их песен и красоты – радовать взор и слух человека, ибо, лишь приближаясь к человеческим жилищам, мы узнаем, что наступило время пения птиц. Раньше мы думали, что этих маленьких созданий привлекают к человеку только зерно и вода, пока не увидели покинутых деревень, все жители которых были уведены в рабство, где зерно текло рекой, – но птиц там не было. Черная птица-ткач с красной шейкой прилетает стаями немного позже, неся за собой длинный шлейф из великолепных перьев, который, по-видимому, ей сильно мешает, когда она охотится в высокой траве. Козодой (Cometornis vexillarius), длина которого от головы до хвоста составляет всего 10дм, также привлекает в ноябре взгляд двумя перьями 26 дм длины в середине каждого крыла, 9-е и 10-е от внешнего края. Они придают крыльям медленное волнистое движение и, по-видимому, мешают полету, так как в другое время эта птица летает так быстро, что мальчишки не могут попасть в нее камнем. Местные жители умеют убивать зайцев, бросая в них булаву, и хорошо стреляют на бегу, но ни одному не удалось попасть в козодоя, когда он в обычном оперении, хотя в сумерках козодой нередко садится почти у самых ног человека. Какова может быть цель замедлить полет самца, мы не знаем. Эти перья бывают только у самцов, и в течение короткого периода времени.
Кажется странным, что Рождество наступает в такое веселое и яркое время года: его с трудом узнаешь в весеннем уборе, с поющими птицами, прорастающими зернами и цветущими долинами, вместо зимней одежды минувших дней, когда холодный, бодрящий воздух и земля, одетая в снежную мантию, увеличивают вдвое уют семьи, собравшейся у камина. Ассоциации с прежней жизнью в северном климате предрасполагают нас смотреть на другие страны довольно узко, – как эскимосы, привезенные в Европу. Безрадостно смотреть на эту солнечную часть нашего прекрасного мира, нездоровую только из-за того, что необыкновенному плодородию, которым одарил ее Творец, чтобы она обильно кормила человека и животных, позволяют пропадать впустую. В связи с этим было уже давно замечено, что в Африке все происходит наоборот: «шерсть растет на головах людей, а волосы – на спинах овец». В виде слабого подражания этому изречению, позволим себе добавить, что мужчины здесь часто носят длинные волосы, а женщины почти никогда. Там, где есть скот, женщины возделывают землю, сажают хлебные злаки и строят хижины. Мужчины же остаются дома, чтобы шить, прясть, ткать, болтать и доить коров. Мужчины, кажется, платят выкуп за своих жен, вместо того чтобы получать с ними приданое. Европейские горцы считаются гостеприимными, щедрыми, смелыми. Горцы же этой части Африки слабы, малодушны и трусливы даже по сравнению с их собственными соотечественниками, живущими на равнинах. Некоторые европейцы считают, что и африканцы, и они сами произошли от обезьян. Некоторые африканцы верят, что души людей после их смерти вселяются в обезьян. Большинство писателей считает чернокожих дикарями; почти все чернокожие считают белых людоедами. У одних детский бука – черный, у других – белый. Не продолжая этого неразумного сравнения, мы не можем не улыбнуться при мысли о той массе бессмыслиц, которая была написана по поводу интеллекта негров.[28] Если для большего эффекта воспользоваться ломаным английским языком и глупыми фразами, якобы переводами замечаний, которые в девяти случаях из десяти никогда не делались, мы бессознательно представим в карикатурном виде самих себя, а не негров, ибо весьма любопытен факт, что европейцы, начиная говорить с туземцами, почти неизменно прибавляют буквы еи о к своим словам: «givee me corno, me givee you bisuito» или «Looko, looko, me wante beero muche». Наши матросы начали с этого, хотя раньше они черных никогда не видели. Казалось врожденной идеей, что они могут таким образом приспособить английский язык для народа, который говорит на красивом языке, не имеющем вульгарных жаргонов. Благодаря большой разнице очень мало европейцев приобретают точное знание африканских языков, если они не начали учиться совсем молодыми. Жалобы на бедность языка часто являются лишь верным доказательством недостаточных достижений жалующегося; даже те, которые имели самую большую практику в африканских языках, делают грубые ошибки. Однажды мы уловили слово вроде «сирия», которое было употреблено как название местности на другом берегу реки. На самом деле, надо было произнести «псидия», что означает только «другая сторона». Серьезный профессор привел в научной работе слово «кайя» как местное название одной ящерицы. А «кайя» просто значит