Буря жизни, жажда деятельности и заветное стремление к исследованию неведомых стран Внутренней Азии снова отрывали меня от родного крова. Бросалось многое, даже очень многое, но самой тяжелой минутой всегда было для меня расставание с матерью. Ее слезы и последний поцелуй еще долго жгли мое сердце. Не один раз среди дикой пустыни или дремучих лесов моему воображению рисовался дорогой образ и заставлял уноситься мыслью к родному очагу…
Женщина от природы умная и с сильным характером, моя мать вывела всех нас на прочный путь жизни. Ее советы не покидали меня даже в зрелом возрасте. Правда, воспитание наше было много спартанским, но оно закаляло силы и сделало характер самостоятельным. Да будет мир праху твоему, моя дорогая мамаша!
Если мне суждено довести до конца предпринятое путешествие, то его описание будет посвящено твоей памяти, как некогда при жизни я порадовал тебя посвящением моего первого путешествия в Уссурийском крае.
26–27 марта. Стоим в урочище Чиркаин. Место плохое для пролетных птиц: речки небольшие, болота поросли сплошь густым тростником, и на открытых болотах везде лед. Погода большей частью дурная – холодная, ветреная и облачная. Вновь прилетел Grus cinerea [серый журавль]. Пролет Anthus aquaticus и Larus ridibundus [горный конек и обыкновенная чайка] усиливается. Эти два дня зуда у меня почти совсем не было; только на охоте не могу так много ходить, как прежде.
Сегодня приехал ко мне из Зайсана доктор Рашевский, обнадежил, что зуд не усилится в прежней степени; усталость же мало-помалу начнет проходить. Прибыл еще новый казак, Телешов, взамен Павлова. Завтра пойдем опять в Кендерлык, оттуда на озеро Улюнгур.
29 марта. Стоим возле деревни Кендерлык. Погода отвратительная, холод и буря.
Перед вечером получил от графа Гейдена телеграмму, в которой объяснено, что военный министр находит неудобным, при настоящих обстоятельствах, мое движение в глубь Китая. Теперь более уже невозможно колебаться. Как ни тяжело мне, но нужно покориться необходимости и отложить экспедицию в Тибет до более благоприятных обстоятельств. Тем более что мое здоровье плохо – общая слабость и хрипота горла, вероятно, вследствие употребления йодистого калия.
Пожалуй, что сам отказ итти теперь в экспедицию, даже болезнь и возвращение из Гучена случились к моему счастью. Больной теперь, я почти наверное не мог бы сходить в Тибет. Только сам я не хотел и не мог отказаться от мысли, хотя внутренне предугадывал неудачу.
Если же мы прошли бы в Цайдам, то китайцы, в случае ссоры с русскими, легко могли передушить нас. Посмотрим, насколько рассеется это дело в будущем.
С эстафетой послал в Главный штаб телеграмму с просьбой разрешить мне вернуться в Петербург для поправления здоровья.
30 марта. Остался еще на день возле Кендерлыка, чтобы поохотиться за тетеревами на току. Завтра же уйдем отсюда в Зайсан. Пробудем там с неделю, чтобы сдать на хранение, частью же распродать экспедиционные вещи, а затем поедем на почтовых в Семипалатинск и далее в Россию. Мои казаки, узнав о возвращении, сильно пригорюнились – видно, и для них заманчива вольная жизнь путешественников.
Климат марта. Против всякого ожидания, этот месяц был очень холоден. Первую его половину снег лежал еще сплошь по степи и таял понемногу равномерно; затем он вдруг исчез весь к 19 марта, а к 23-му числу вся степь была уже совершенно свободна от снега. Однако лед на озерах и болотах почти еще не трогался до конца месяца; северный склон Саура и даже его низких предгорий также весь был в снегу; только на солнцепеках чернеется земля.
В первую треть описываемого месяца, как и в феврале, часто были туманы; в последней трети вдруг начались сильные северо-западные ветры, которых прежде почти совсем не было.[136] Эти ветры всегда приносили холод. Вообще тепло в течение всего марта перепадало лишь изредка. Дни большей частью стояли облачные; морозы на восходе солнца доходили до -12,3 °C; во второй половине описываемого месяца снежных дней было пять. Первый дождь падал 10-го числа. Однако весенняя жизнь пробуждалась, лишь только становилось тепло; тогда на солнечном пригреве являлись насекомые, а в конце месяца ящерицы и бабочки; 28-го числа найден первый цветок; неделей раньше начала цвести ива. Пролет птиц в марте был бедный; впрочем, водяных, быть может, было немного на Иртыше и Зайсане.
Вообще ранняя весна, по крайней мере, нынешнего года, возле Зайсанского поста отличалась холодами и дурной погодой; теплых дней было очень мало. Весьма вероятно, что такое обстоятельство много зависит от влияния высокого Саура, который стоит стеною с юга.
Впрочем, такие холода, по словам старожилов, бывают не каждую весну. Чаще тепло настает раньше.
31 марта. Перешли из Кендерлыка в Зайсанский пост с тем, чтобы отсюда ехать в Петербург. Верблюды и все экспедиционные запасы останутся на хранении в Зайсане. Рассчитываю вернуться сюда к будущей весне и тогда с новыми силами и новым счастьем предпринять новую экспедицию.
Сегодня исполнилось мне 39 лет, и день ознаменовался для меня окончанием экспедиции, далеко не столь триумфальным, как мое прошлое путешествие по Монголии. Теперь дело сделано лишь наполовину. Лоб-нор исследован, но Тибет остается еще нетронутым. В четвертый раз я не могу попасть туда: первый раз вернулся с Голубой реки; второй – с Лоб-нора, третий – из Гучена; наконец, в четвертый раз экспедиция остановлена в самом ее начале.
Я не унываю! Если только мое здоровье поправится, то весною будущего года снова двинусь в путь.
Хотя остановка экспедиции совершилась не по моей вине и притом я сознаю, что это самое лучшее при настоящем состоянии моего здоровья, все-таки мне крайне тяжело и грустно ворочаться назад. Целый день вчера я был сам не свой и много раз плакал. Даже возвращение в Отрадное теперь мало радует.
Правда, жизнь путешественника несет с собой много различных невзгод, но зато она дает и много счастливых минут, которые не забываются никогда.
Абсолютная свобода и дело по душе – вот в чем именно вся заманчивость странствований. Недаром же путешественники никогда не забывают своей труженической поры, даже среди самых лучших условий цивилизованной жизни.
Прощай же, моя счастливая жизнь, но прощай ненадолго! Пройдет год, уладятся недоразумения с Китаем, поправится мое здоровье, и тогда я снова возьму страннический посох и снова направлюсь в азиатские пустыни…
Перерыв, но не конец дневника.
31 марта 1878 г.
Пост Зайсанский
Из Зайсана через Хами в Тибет[137]
Предисловие
Совершенная мною в 1879 и 1880 годах третья экспедиция в глубь Азиатского материка представляет собою, как и два первые здесь путешествия, научную рекогносцировку Центральной Азии. Этими подчеркнутыми словами определяется характер и содержание настоящей книги. В ней рядом с последовательным, нередко сжатым, описанием пройденных нами стран ведется рассказ о ходе экспедиции и передаются личные наши впечатления; словом, вместе с объективными описаниями вносится и элемент субъективный. Такая форма изложения казалась для меня удобнее потому, что дает возможность читателю проследить шаг за шагом все путешествие и представить себе более или менее полную картину описываемых местностей. Насколько эта цель достигнута – судить не мне. Скажу лишь, что многие пробелы как в самих описаниях, так и в исследованиях наших вообще обусловливались, с одной стороны, немалыми пробелами личной нашей подготовки, а с другой – исключительностью тех условий, в которых находилась экспедиция: не ковром была постлана нам дорога в глубь Азии, не один раз приходилось, скрепя сердце, жертвовать меньшим большему и вообще исполнять то, что «возможно», а не то, что «желательно» было сделать.
Но так или иначе, а три путешествия в Центральной Азии нами совершены. Их научные результаты, перечисленные в конце настоящей книги, получили широкую, в высшей степени лестную оценку со стороны многих ученых обществ, как наших, так и иностранных. Ученые специалисты обязательно приняли на себя разработку собранных нами материалов,[138] и их труды, по мере исполнения, будут появляться в свет. Те же ученые много помогли мне и при составлении настоящей книги: растения определены академиком К. И. Максимовичем; горные породы – профессором А. А. Иностранцевым; пресмыкающиеся и земноводные – академиком А. А. Штраухом; рыбы – консерватором музея Академии наук С. М. Герценштейном; наблюдения широты и барометрические вычислены полковником К. В. Шарнгорстом.
Рисунки, приложенные к книге,[139] исполнены в Экспедиции заготовления государственных бумаг с оригиналов моего спутника В. И. Роборовского. Обе карты составлены из моих маршрутов.[140] Для связи на них нанесена съемка моего Лобнорского путешествия, некоторые промежуточные местности и сведения, добытые по расспросам.
Май 1883 года, С. – Петербург.
Н. Пржевальский
Глава перваяСнаряжение экспедиции в Зайсане. Путь по Джунгарии долиною р. Урунгу
План и состав экспедиции. – Окончательное снаряжение в Зайсане: запасы продовольственные; боевые и охотничьи; для научных работ; одежда, обувь и жилище; подарки туземцам; деньги; укладка багажа; экспедиционные животные. – Важность вооружения экспедиции. – Предположенный путь. – Проводник Мирзаш. – Выступление из Зайсана. – Мысли у порога пустыни. – Первые дни путешествия. – Местность от Зайсана до оз. Улюнгур. – Описание этого озера. – Городишко Булун-тохой. – Река Урунгу. – Ее нижнее течение. – Местная флора и фауна. – Соседняя пустыня. – Среднее течение Урунгу. – Путь наш вверх по этой реке. – Зимовка бежавших киргизов. – Верхняя Урунгу. – Река Булугун. – Охота на кабанов. – О тургоутах