Москву, он бы в первую очередь набрал полную грудь воздуха. После ливня так хорошо дышалось, а он устал от иранского зноя.
Но Берия, выходя из машины, посмотрел на небо и поморщился: снова тучи, снова дожди, что за город эта Москва… Он с раздражением тряхнул длинным чёрным зонтом. Построили крепость среди лесов и болот, а тут даже солнечных дней в году – раз, два и обчёлся. Не зря Николай II хотел перенести столицу в Ялту. Лаврентий Павлович читал об этом в воспоминаниях какого-то придворного деятеля. Слабоват был царь, но в этом смысле мыслил верно. Трудно было южанину прижиться в Москве, так же как Пронину – в Иране.
Но нервничал он не только из-за погоды. Ночью его вызывал хозяин. Сталина интересовала обстановка в Иране, как там действуют наши агенты, как развивается операция «Сват». Берия отвечал вроде бы достойно – наш новый агент только начал действовать, а уже кое-чего добился. Но после этого Берия получил новую информацию. Оказывается, в Пронина уже стреляли. Он чудом остался жив. Погиб официант. На Востоке жизнь стоит недорого, это Берия знал по собственному опыту. Конечно, он не верил в случайность этого выстрела. Пронин пишет, за этим стоят иранские купцы, увидевшие в нём конкурента. К ним пытаются подстроиться иранские националисты, какой-то тайный орден. Всё это так. Но по опыту Берия знал, что за каждым таким выстрелом, кроме толстосумов и националистов, всегда стоит и одна из крупнейших иностранных разведок. Кто? Возможны варианты. Германия, Турция. Вроде бы наши ребята взяли их под контроль. Думаю, они не стали бы рисковать и так громко заявлять о себе. Скорее тут проглядывает почерк союзников… Видимо, англичане, а может быть, и американцы, которые тоже освоились в Иране, решили показать, кто в доме хозяин. Их любимая среда работы – управляемый хаос. А убийство Пронина как раз и привело бы к такой ситуации. Англичане или американцы. Тут возможна и совместная операция этих союзничков. Это первое. Теперь второе. Как эти мудрецы поняли, что Пронин разведчик? Самое простое – они просто каждого высокопоставленного русского, приезжающего из Советского Союза в Иран, считают нашим агентом. Правдоподобно? Да, но слишком просто. В Иран в последнее время приезжали многие наши чиновники разных рангов – и военные, и штатские. В том числе инженеры, ученые. И ни одного покушения. А тут приезжает Пронин – и почти сразу же ему приходится уклоняться от пули. Двадцать сантиметров от гибели! Случайно? Нет, они начали персональную охоту за Прониным. И значит, у них есть для этого основания. Есть оперативная информация. Откуда?
Берия сжимал в руках летнюю шляпу. Он шёл по коридору – и каждый чекист, отдававший ему честь, понимал, что нарком в мрачном состоянии духа – и беспокоить его нельзя. В такие часы он должен был просто поразмышлять в одиночестве, чтобы вернуться к активным действиям во всеоружии, с чётким, сложившимся планом. Лаврентий Павлович, почти не отвечая на приветствия, прошёл в свой кабинет и утонул в глубоком чёрном кресле, больше напоминавшем диван.
Итак, Пронин. Наследил? Вызвал подозрения? Сразу, в первые же дни? Очень не похоже на Ивана. Он артист высочайшего класса. Конечно, и на старуху бывает проруха, но чтобы провалиться в первые же дни – нет, это не про товарища Пронина.
Берия тяжело дышал. Он почти не спал эту ночь, а потом еще пришлось ехать на подмосковную базу, инструктировать товарищей… Война. Все работают на пределе возможностей.
…Нет, Пронин не мог так быстро наследить. Он ещё только осматривается. Предательство со стороны Торосяна? Исключено. Он сейчас, наверное, больше всех трясётся, потому что понимает: при первом серьёзном подозрении мы его уберём. Не станет он продаваться англичанам. Не та биография. А тем более не выдаст товарища на смерть. Крыса в нашем посольстве, среди военных? Но они толком ничего о Пронине не знают. Для них он чиновник, представитель Совнаркома с широкими полномочиями и не более. Значит, – Берия еще сильнее помрачнел, – информация могла прийти к ним из Москвы. Надо отмотать события назад. Кто знал о задании Пронина? В подробностях – никто. Только я. Мог ли я кому-то намекнуть об этом на совещании или в случайном разговоре? Совещания с товарищем Сталиным исключаются.
Так. После разговора с Прониным я проводил летучку. Распекал кого-то… Семёнова, кажется. Слишком медленно составил план работы на индийском направлении. Про Иран там речь не шла. Вечером… Вечером я вызвал к себе Федотову. Эту актрису, Галочку. Яркая смешливая блондинка… Часа два мы с ней провели. Снимали напряжение. О чем говорили? Слушали какую-то пластинку. Она рассказывала про новое кино, которое снималось в Ташкенте. Так. А потом я сказал: «Помнишь, я рассказывал тебе про Ивана, который спас меня в Баку? Направил его в Иран. Он оттуда ковры привезёт. Подарю тебе настоящий персидский ковер! И приеду в гости. Ляжем на этом ковре, выпьем вина и…». Всё. Больше я Пронина не вспоминал. Да и по фамилии его не назвал. И всё-таки это был единственный разговор на эту тему за все дни. А Федотова. Где они была в последние дни? На съёмки не ездила. Была в Химках, на встрече со зрителями. Выступала по радио. И дважды посещала посольские приемы. Была у бразильцев и у американцев. Американский генерал, военный атташе, давно проявляет к ней интерес. Да что говорить, там настоящий романчик. Мог он выудить у неё информацию, передать своим аналитиком, а уж они всё сопоставили с приездом Пронина в Тегеран? Мог.
Хотел я ей запретить эти посольские хождения, но товарищ Сталин сказал, что это может нам пригодиться, что нужны нам такие неофициальные контакты – в том числе и с участием актрис. Вот и пришлось проявить либерализм…
Черт возьми, хорошо сказано у Шолохова – Берия наизусть запомнил эту реплику из «Поднятой целины»: «Бабы для нас, революционеров, – это, братец ты мой, чистый опиум для народа! Я бы эту изречению в устав вписал ядреными буквами, чтобы всякий партийный, каждый настоящий коммунист и сочувствующий эту великую изречению каждый день перед сном и утром натощак по три раза читал… Сколько хороших людей пострадало в жизни от этого проклятого бабьего семени! Не счесть! Сколько из-за них растрат, сколько через них пьяниц образовалось, сколько выговоров по партийной линии хорошим ребятам за них повлепили, сколь из-за них народу по тюрьмам сидит – одна кошмарная жуткость!»
Это мне знак. Пронин даже не ранен – значит, повезло. А на будущее мы это течь перекроем. Или даже будем использовать её в своих интересах! Может, и прав товарищ Сталин. Будем через Федотову, мать ее за ногу, сливать американцам то, что нам необходимо. Но поговорить с ней нужно крепко. В кулак взять. Советская актриса не должна быть шлюхой. Если партия не прикажет.
Берия даже повеселел. Очень уж ему понравилась эта мысль! Он нарисовал на лице улыбку, взял телефонную трубку, набрал номер, который помнил наизусть:
– Здесь проживает самая красивая кинозвезда Советского Союза и стран антигитлеровской коалиции?
На той стороне линии раздался знакомый всей стране звонкий хохоток.
– Лаврентий, зачем же так официально?
– Потому что я официально хочу пригласить тэбя в мой маленький, но гостеприимный домик. Сможешь часам к восьми?
– Смогу, ради тебя все дела отменю.
– Ну и отлично. Буду ждать с нэтэрпением.
В своем особняке на Малой Никитской Берия ждал Федотову почти в одиночестве. Он отпустил прислугу и почти всю охрану. Оставил только двух телохранителей – они коротали вечер в предбаннике, ожидая, в пожарном случае, звонка шефа.
В специальной комнате всё было сервировано, как обычно в таких случаях.
Бутылка шампанского, бутылка полусухого грузинского вина. Груши, гранаты, орехи. Горячие ломти хачапури накрыты фарфоровым блюдом – чтобы не остыли.
На комоде – огромный букет в мингрельской керамической вазе.
И вот, наконец, птичка залетела в клетку – как всегда, с кокетливым смехом.
Берия обнял её со спины, поцеловал в шею – тоже, как всегда.
– Шампанского выпьешь или вина? Мне хорошее вино из Грузии прислали.
– Давай вина. Немножко.
– Нэмножко так нэмножко.
Он снова поцеловал её – на этот раз в ухо. И разлил вино по бокалам.
– Давай выпьем за верность. За верность женщины. За верность своему мужчине и своей Родине.
Берия залпом выпил полбокала, а актриса только пригубила – и настроение у неё сразу переменилось.
– Что помрачнэла? Актриса нэ должна смущаться в любой ситуации. Так Станиславский говорил. Или Эйзенштейн, я точно нэ помню.
Он сжал её руку сильно – как никогда. До хруста.
– Сядь. На диван сядь, если в тюрьму не хочешь.
Федотова присела на самый край дивана – и уставилась на Берию как затравленный зверек. Все-таки талантливая она актриса! Ему даже стало жалко её – где-то в глубине души. Если бы не война, просто бросил бы её, наплевал и забыл. А сейчас придётся до конца эту историю расковыривать.
– Шутки кончились, актрисочка. После твоего последнего разговора со Стэнсоном они закончились навсегда. Но от тэбя зависит – сохранишь ли ты для себя Москву, комфорт, хорошее вино, приятных собеседников, кино, афиши. Или твой удел – это сибирский лёд, лопата, в лучшем случае – веретено. И никакой славы. Только часовые на вышках и лай овчарок.
Шутки кончились, актрисочка…
– Лаврентий, я тебя не понимаю, мы с тобой…
– Молчать! Ты передала врагу такую информацию, за которую расстреливают. И один человек из-за тебя уже погиб.
– Какие враги? Разве Стэнсон наш враг? Он же союзник.
– В разведке нэт союзников. Ты говорила ему, что наш человек едет в Иран, что его зовут Иваном? Отвечай. Я всё равно узнаю. Ты у нас не единственный источник. Нэ такие уж мы бедные.
Галя вскочила, налила себе боржома, выпила.
– Попэй, попэй. Время ещё есть. А теперь садись, – Берия ловко толкнул её прямо в середину дивана. – Был разговор про Иран? Отвечать быстро, перед тобой нарком.
Она обиженно надула губки: