– Они сами стали говорить про Иран. Говорили, что там американские офицеры дружат с советскими. Что некоторые уже крутят романы с нашими девчатами, которые там служат. Шутили, смеялись.
– И ты, конечно, показала свою осведомленность…
– Я не говорила, что едет разведчик. Просто – что один знакомый моего знакомого едет в Иран по торговым делам.
Берия зловеще усмехнулся:
– И ты думаешь, они нэ знают, чья ты любовница? И не смогли умножить два на два? Да ты выдала секретную информацию, дала козырь в руки американцам. Особенно это – «по торговым дэлам». Ай, нехорошо! – Берия глубоко вздохнул. – Мне достаточно написать пять-шесть строк – и тебе конец. Просто конец. Сейчас война. Нэ время для милосердия.
– Ну, тогда убей меня прямо сейчас. И пускай меня закопают в твоём подвале.
– Ты, правда, этого хочешь?
Она выразительно молчала.
– Что ж, это сдэлать нетрудно, – Берия достал пистолет. – Но есть у тебя один выход. Тогда – снова фильмы, посольские приёмы, квартира в Москве с домработницей. И даже награды от товарища Сталина.
– Хочешь превратить меня в агента?
– Ты сама выбрала этот путь. Слушай внимательно. Ты продолжишь контакты со Стэнсоном. Я отброшу рэвность. Ты будешь передавать ему информацию, которую я тебе буду давать. Мы начнём как раз с Ирана, если уж тебе так захотелось… Но доверия к тебе нет. Поэтому наш агент, который работает в американском посольстве, будет дотошно следить и за тобой, и за Стэнсоном. Мне на стол будет ложиться информация сразу из двух источников. От тэбя и от нашего агента. А убежать в Штаты тебе все равно не удастся. Это и в мирное время было нэвозможно, а уж сейчас… Ну, ты не дура, должна понимать. Так что, стрелять в тебя прямо здесь и сейчас или все-таки ещё поснимаемся в кино?
Не теряя кокетства, она надула губы:
– Ещё поснимаемся.
У Берия снова сверкнули глаза – но на этот раз уже по-другому. Он подсел к Гале, обнял её.
– Будэм и работать, и отдыхать.
В два часа ночи за ней заехала машина. Берия проводил её до дверей. Всё в этот день было почти так же, как на любом их романтическом свидании… Почти! Через неделю после разговора с Берией Галина снова получила приглашение на прием в «Спасо-хаусе» – знаменитом особняке американского посольства, который располагался на задворках старого Арбата, в так называемом Поленовском дворике. Но во времена художника Поленова этот уголок Москвы выглядел почти по-деревенски. В ХХ веке он приобрёл европейскую респектабельность.
Она уже в гардеробе заметила нового гостя – плечистого молодого человека, явно русского. Он старательно не смотрел на Федотову, но не отпускал её дальше, чем на десять шагов. Но актрисе сам чёрт был не брат, она подбежала к нему и протянула руку:
– Галина Федотова. Вы, наверное, видели фильмы с моим участием?
Молодой человек элегантно поцеловал ей руку и, ничуть не смутившись, представился.
– Евгений Павлович Григорьев, заместитель директора Мосторга. А ваши фильмы я видел все. И многие – не по одному разу.
Визитная карточка подтвердила высокий статус гостя.
– Такой молодой – и уже заместитель самого директора! А я всего лишь актриса.
– Вас знает весь Советский Союз. И не только, – Григорьев поклонился и отошел, включившись в какой-то мужской разговор.
Наконец, они перешли в главный зал. Под сверкающими люстрами вокруг Федотовой завертелись американцы. Сам Уильям Гарриман – чрезвычайный и полномочный посол – поцеловал ей руку и наговорил комплиментов. Только после него пришел через генерала Стэнсона, который долго что-то шептал Галине на ушко. Григорьев в это время что-то объяснял тучному американскому военному атташе. Кажется, они говорили о ленд-лизе.
Федотова была не единственной представительницей советской культуры на этом «балу». Там был и кинорежиссер Иван Пырьев с супругой – знаменитой актрисой Мариной Ладыниной. Зашёл на огонек и знаменитый журналист, главный редактор «Красной Звезды» Давид Ортенберг – в генеральском мундире, при орденах. На банкете самый большой восторг собравшихся вызвал тост Алексея Толстого, который предложил русским и американцам задать немцам такого перцу, чтобы Гитлер чихнул в Берлине, а отчихался уже в Африке.
В ответ Гарриман предложил выпить за русского солдата, выстоявшего в Сталинграде и продолжающего громить врага. Толстой встал и до дна выпил полный фужер шампанского, казавшийся огромным.
Когда заиграл джаз, погасли огромные люстры и в полутёмном зале начались танцы и непринужденные разговоры, Стэнсон подошел к Галине и отвел её в почти безлюдной уголок – нечто вроде курительного закутка.
– Ты сегодня останешься до утра?
– Ну, если ты приглашаешь…
– В комнате тебя ждёт огромный букет. И ковер – не хуже персидских. Я привез его из Турции.
– А у нашего Ивана беда, – вздохнула Федотова, – Лаврентий говорил, его чуть не убили. Ему даже задание переменили. Теперь у него одна забота – готовить нападение на Турцию. С какими-то курдскими отрядами. Я правильно сказала – курдскими? Прямо со стороны Ирана. Ведь они торгуют с Гитлером! Ты недавно был в Стамбуле?
– Да, как раз только что оттуда. Как раз только что, – задумчиво повторил Стэнсон. – Думаю, наш президент поддержит такой шаг Советского Союза. Турция держится ненадёжно. Старается играть и с нами, и с немцами. Так что план Сталина вполне логичный. И курды… Они всегда были для турок головной болью.
– Товарищ Сталин всегда логичен. Но это тайна! Ты уж не подводи меня. У нас ведь нравы жестокие, как при Иване Грозном, – она слегка укусила американского генерала за ухо. Он поддержал игру.
– Не волнуйся. Я тебя никогда не подведу.
Ранним утром Берия получил и краткий отчёт о вчерашнем банкете от своего агента, и устный подробный отчёт о Федотовой. Дезинформация была запущена…
«Поверят ли американцы… – думал Берия, – чтобы по-настоящему поверили, нам ещё пахать и пахать. Надо будет провести учения Красной армии на территории Ирана, вдоль границы с Турцией. С участием этих самых курдских отрядов. И, черт побери, даже пару раз перейти границу. Как бы случайно. И пускай это будут настоящие курдские отряды! Турки проглотят, у них сейчас спеси поубавилось. А американцы будут считать это генеральной репетицией наступления. Вот это богатая идея! Молодэц, Лаврентий!» – Берия допил какао и направился в ванную.
Следующий приём в американском посольстве состоялся ровно через неделю. Гарриман решил посвятить его героям Сталинграда. На вечер были приглашены прославленные генералы Василий Иванович Чуйков и Александр Ильич Родимцев, выстоявшие в осаждённом городе в самые трудные дни… Штаб Чуйкова порой располагался в ста метрах, почти в гуще сражений, вокруг всё горело и рушилось, а генерал сохранял хладнокровие и веру в победу. И победа пришла, когда подоспели другие армии – и немцев удалось взять в кольцо. Гарриман знал, что в эти дни два генерала-сталинградца ненадолго заехали в Москву. Их ждут новые сражения, а пока самое время чествовать героев в кругу союзников. Пригласили на банкет и деятелей советского искусства – кинорежиссера Григория Александрова, его супругу, актрису Любовь Орлову, певца Сергея Лемешева, балерину Ольгу Лепешинскую и молодую актрису Галину Федотову, на кандидатуре которой на всех обсуждениях неизменно настаивал Стэнсон.
Снова звучали здравицы – на этот раз персональные, в честь прославленных генералов. И Родимцев, и Чуйков оказались хорошими ораторами. Первый говорил основательно, интеллигентно, второй – громко, как на плацу, с широкими жестами, несколько грубовато, но эффектно. После многих его восклицаний раздавались аплодисменты.
– Мы загоним фашистского волка в его логово – в Берлин! – такими словами завершил своё выступление генерал, как будто знал, что в мае 1945 года именно ему доведется вести с немцами переговоры о капитуляции германской столицы…
Когда заиграла музыка, именно Чуйков первым пригласил на танец Галину. Это был вальс – и оказалось, что генерал умеет танцевать ловко и элегантно.
Стэнсон взял своё, когда заиграла более медленная музыка. Изображая ревность, он крепко прижал к себе Галину.
– Давай уединимся. Я скучал.
– Я тоже о тебе думала.
Банкет продолжался, а они незаметно исчезли.
В своей укромной комнате американский генерал страстно целовал её. И целых полчаса не говорил ничего, кроме обычных нежностей.
Потом откуда-то появился элегантный кофейник, две чашки, пирожные.
– Давно твоих новых ролей не видно…
– Есть одна ролька. Подруга героини.
Генерал махнул рукой, мол, как это мало для великой актрисы:
– А Голливуд по тебе плачет. В три ручья плачет. Знаешь, какие там у меня связи? Пока звучит симфония войны – мы, генералы, в цене.
– Ты же знаешь, я не уеду из России.
– Не зарекайся. Сама знаешь, как непредсказуема бывает судьба. Я часто вспоминал наш последний разговор. Вот жил в Москве человек, жил в комфортабельной, хорошей квартире. Получал щедрый паек. И вдруг его посылают в какую-то пустыню готовить маленькую войну между местными дикарями…
– Разве у вас в Америке такого не бывает?
– Еще как бывает! Тут ты права.
– А Иван, о котором я говорила, в Тегеран больше не вернётся.
– Это тебе во сне приснилось?
– Нет, я видела бумаги, – Галина кокетливо улыбнулась, – в кабинете Берии.
Стэнсон превратился в Отелло:
– Ты посещаешь этого старого бабника?
– Не кричи. Это была деловая встреча.
– Обсуждали твою роль подруги главной героини?
– Ну не кричи. Будет большая поездка советских артистов по фронтам. Будем выступать перед частями НКВД. Берия разговаривал не только со мной.
– Ладно. И что там написано про этого Ивана?
– Он должен собрать курдов в кулак и проникнуть на территорию Турции. Там и будет продолжаться его командировка.
– По торговым делам?
– Скорее по шпионским.
– Шпионы – вымирающая профессия. У нас, например, любую информацию легко вынюхивает пресса, – беззаботно сказал Стэнсон. – Но на Востоке им еще есть чем зан