яться, тут ты права.
– А ты бывал в Турции? Расскажи мне о ней?
– Бывал пару раз. Грязная страна. Она ещё пройдёт через несколько гражданских войн. И что касается курдов… Я понимаю Берию. Этот народ в Турции – как мина замедленного действия. Вот ваш Иван и хочет притащить туда фитилёк…
Утром об этом разговоре было дословно доложено Берии.
Дополнительные сведения предоставил наркому капитан Григорьев.
Лаврентий Павлович улыбнулся, читая отчет Федотовой: «Красиво пишет! Как я понимаю этого Стэнсона! Но, чтобы он окончательно клюнул, без маневров, нужно задействовать в операции товарища Сталина. В крайнем случае – Калинина».
Берия задумал «встречу на высшем уровне» с курдским коммунистом Доломаном. Правда, Верховный, с головой ушедший во фронтовые дела, и слышать не захотел о нём. Пригодился запасной вариант с Калининым – как-никак формально Михаил Иванович был главой советского государства…
Через неделю Стэнсон прочитал в «Правде» о кремлевской встрече, которая, как обычно, прошла «в тёплой обстановке». Товарищ Калинин принимал товарища Доломана. На фотографии постаревший советский «президент» крепко обнимал круглолицего курда.
Американец удовлетворенно крякнул. «Значит, эта дурочка подкинула мне не липу. Русских можно понять. Они хотят спровоцировать турок. Если турки перейдут советскую границу – они оккупируют страну, несмотря на неизбежные потери. И получат её восточную часть. Особенно – после победы над Германией. И даже мы вынуждены будем признать это… Этот Иван Пронин может стать советским полковником Лоуренсом… Ничего, остановим его. Мы не сумели убрать его на приёме у шаха – мы займёмся им в Турции. А иранскую операцию нужно отменить. Смысла нет. Пронин в Тегеран уже не сунется. Разве только на балет или на цирковое представление советских артистов… А в Турции у советских надёжных людей меньше, чем в Иране. Там убрать этого русского будет легче. Стоп! Не так. Русских нужно вывести на чистую воду именно в Иране, во время подготовки курдского наступления. Тогда мы получим возможность выдворить их за пределы Ирана. И поделим эту замечательную страну с американцами. Так я и напишу в Вашингтон».
Театральные впечатления
После приключения с дервишами Пронин, утопая в мягкой перине, крепко проспал дольше обычного – часов девять. Его разбудил звонок. Он никогда не слышал этого звонка: пока ещё никто не приходил в его тегеранский дом без приглашения. Звонок повторился. Пронин стряхнул с себя сон. Быстро умыл лицо, накинул халат, подпоясался. В прихожей стояло высоченное зеркало в серебряной раме. Пронин взглянул на себя: чистой воды сатрап! Или какой-нибудь бек! А сколько он этих беков пострелял в свое время в Средней Азии… В это время, как в театре, прозвучал третий звонок. Затяжной. Пронин почти бодро двинулся к двери. Перед ним навытяжку стоял казак из шахского корпуса. Рыжие усы, поседевшие кудри. Явно из нашенских.
– Донской? – спросил Пронин вместо приветствия.
– Терский, ваше благородие.
– Ну, проходи, доброе утро.
– Имею депешу от полковника Курпатова.
– Давай её сюда.
Казак передал Пронину пакет, цокнул сапогами и быстро зашагал прочь.
Депеша! Ишь, Курпатов, любят эти старые кадры напускать на себя важность. Ладно, разберёмся. Это была не депеша, а приглашение, причем составленное в категоричной форме. Курпатов – именно он! – приглашал Пронина срочно посетить дворец шахини. Его ждали там к 14:00. Пронин поглядел на часы: времени ещё много, успею. Курпатов… Видимо, он теперь возглавляет охрану матери монарха. Но почему шахиня не написала сама? И почему так срочно? Явно дело было связано со вчерашним покушением. Неужели здесь, в Тегеране, разыгрывается трагедия в древнеримском стиле – и за выстрелом в сына стоит мать… Пронин поморщился. Он видал немало крови, знал интриги и предательство, но убийство сына – это слишком. Да и не похожа была шахиня на кровавую мстительницу, хотя и хотела поставить на трон младшего сына.
Пронин налил Шарику молока. Он уже научил его нескольким командам. Пес всё схватывал налету – да и Пронин был опытным дрессировщиком собак. Сколько запутанных историй он разгадал с помощью этих вечных друзей человечества! Но – нужно было срочно ехать к казаку…
…Подполковник Курпатов лично встречал Пронина прямо в саду, перед дворцом шахини. Дымил папиросой и, прихрамывая, нервно шагал под деревьями.
– Иван Николаевич, слава богу, что вы пришли. Вы знаете, она вне себя, – он говорил о шахине запросто, как о близкой и дорогой его сердцу родственнице. – Просто с утра не в своей тарелке. Ничем не могу её успокоить…
– В чем дело, дорогой полковник, ваш башибузук буквально поднял меня с постели… Как вы знаете, вчера мне пришлось немного понервничать. И, по нашей Конституции, я имею право на отдых.
– Да не до шуток сейчас, Иван. Разговор будет важный. Прошу вас, будьте откровенны с этой женщиной. Не можете помочь – так сразу и скажите. Иначе вы просто убьёте ее. Слово?
– Слово, – Пронин пожал плечами. Он отчасти догадывался, но ещё не вполне понимал, что его ждёт.
– Верю. Верю вам, потому что кое-что знаю о вас. Кое-что, вызывающее доверие.
Курпатов приобнял Пронина, и они двинулись в кабинет шахини. По дороге им встречались только дамы – служительницы этого уютного дворца. Среди них Пронин заметил и славянские лица.
– Ваше величество, Иван Николаевич Пронин собственной персоной! – Курпатов старался говорить насмешливо, хотя явно нервничал. Её величество полулежала на диване – в парадном платье. Пронин по взгляду казака на шахиню сразу понял, что они не просто друзья, а намного больше.
Поймав его взгляд, Курпатов усмехнулся, а Тадж ол-Молук торжественно кивнула:
– Да, вы правильно поняли. Мы больше, чем друзья. Саша мой любимый мужчина с тех пор, как Реза меня оставил в 22-м году, женившись на сумасбродной девчонке. Быть старшей, но нелюбимой женой в гареме я не пожелала. Мы были тогда так молоды… После полутора лет одиночества я сблизилась с Сашей, он стал моей опорой в жизни и куда больше посвятил времени моим детям, чем их отец.
Курпатов смущённо пожал плечами. А шахиня властным тоном продолжала:
– Если с личным мы разобрались, то давайте поговорим о более важных вещах. Вы, конечно, никакой не торговый представитель. Саша прояснил по своим каналам, в торговле вы разбираетесь, как я в грибах-подберёзовиках. Вы из разведки. Армия или ЧК, неважно. Но сегодня мы можем стать союзниками. Хотя вчера вы огорчили меня.
– Огорчил? Простите, но я спас вашего сына.
– Вы показали отменный профессионализм. Поэтому я вас и вызвала. Но вы остановили руку рока, которая могла бы всё расставить по местам. И мой Али-Реза мог стать шахом вместо этого… Нет-нет, не думайте, я к этим дервишам никакого отношения не имею. И, конечно, никогда бы не стала участвовать в убийстве сына. Но это была рука рока. А вы ей помешали. Это нехорошо…
– Уж простите, не привык бездействовать, когда замышляется убийство.
– Инстинкт, – улыбнулась шахиня. – Именно такой человек мне и нужен. Вы поможете мне и моей стране, а я помогу вам. Я перейду сразу к делу, без экивоков, – шахиня говорила величественно, но её пальцы, унизанные старинными перстнями, подрагивали, как при лихорадке.
– Итак, программа минимум. На случай, если Мохаммед всё-таки останется у власти. Подарить моему старшему сыну новую жену, которая повернёт его голову в нужное направление.
Пронин не сдержал улыбки. Почти то же самое говорил ему Берия! Как они умеют, эти восточные люди, говорить иносказательно и витиевато, но, по сути, точно. А шахиня продолжала:
– Но есть и программа максимум. Тут задача посложнее: все-таки поменять моих сыновей на шахском престоле. Я верю, что вам это по силам. Вы не навечно останетесь в Персии. Шею снова можно поменять, а верная голова России пригодится. Я заверяю вас, что Али-Реза станет верным союзником Москвы. Нет, не рабом. Это постыдная роль для монарха столь древней и великой страны. Именно союзником.
Пронин замялся.
– Не отвечайте сразу. Я понимаю, вам нужно многое взвесить. Ответа от вас я буду ждать до полуночи. А пока покурите с Сашей, попейте кофе в его комнате. Я должна заняться своими хозяйственными делами…
Комната полковника Курпатова на втором этаже дворца шахини напоминала временную генеральскую квартиру, какие бывали в русской армии во время походов. Фотографии родителей и детей на стене. На специальной подушечке – ордена отца. Графин с серебряной крышкой – явно старороссийского производства.
Курпатов закурил, Пронин просто пил кофе.
– Так значит, дорогой подполковник, вы все-таки сделали ставку на СССР…
– Персия всегда была ориентирована на Россию. Шахиня родилась в Российской империи, как и я. Наши отношения омрачила только высадка десанта Троцким в 1921-м, потом ещё попытка создать советы на севере…
– Между соседями не бывает всё гладко.
– Вот именно. Сейчас эти противоречия забыты. Немцы? Они после Сталинграда – отыгранная карта. Третий Рейх, конечно, ещё может нанести немалый урон Красной армии, но… Вы меня понимаете. Англичане? Они всегда были и останутся хищниками. А мы, русские, даже под красным знаменем всегда предсказуемы. После войны вы уйдёте отсюда.
Пронин поднял бровь, как бы спрашивая, почему.
– Англичане, а самое главное – американцы, которые меньше всех пострадали в войну и рвутся в новые мировые лидеры, – не дадут вам надолго остаться в Иране. Ради этого они за милую душу развяжут войну. Но Советский Союз останется мощной силой. И, возможно, даже усилится с годами. Поэтому вы нужны нам, не немцы и не англичане, а мы – вам.
Пронин прищурился:
– А что насчёт двух других жен почтенного отставного шаха? Если уж мы союзники, можете меня с ними познакомить?
– Вот чего не могу, того не могу. Это другая партия, мы враги.
– Непримиримая борьба?
– Непримиримая!
Курпатов достал из шкафа фарфоровый штоф, две маленькие стопки.