– Поздновато гуляешь. Беги домой, – сказал Пронин мальчишке и сунул ему на ужин пачку галет.
– Спасибо, – крикнул Али по-русски.
– Обязательно беги домой. Ночь на дворе, а у меня дело. Хорошо?
Мальчишка махнул ему рукой и побежал. Действительно в сторону своей лачуги, где он жил в огромной бедной семье.
К полуночи вокруг всё как будто вымерло. Слышался отдаленный вой – толи гиены, толи голодной собаки. Пронин спокойно шагал по земле и по траве – и отдалился от своего дома километра на полтора. Мертвую тишину нарушал только стрекот цикад, который казался громким, как симфонический оркестр. И все-таки Пронин заметил бесшумное передвижение двух высоких фигур, появившихся в десяти шагах от него. Слежка? Черт возьми, или шах секретно выставил для него охрану? На Востоке всякое возможно. Но шагали они профессионально – как настоящая группа захвата, без малейшего шума.
Узкая улочка вела к старой каменной мечети, а от неё разделялась на два переулка. До мечети – шагов 30. Если это захват – там Пронина уже ждут. Если просто ночные разбойники – тоже, скорее всего, у мечети скрывается засада. Пронин резко повернулся назад – и никого не увидел. Эти двое ловко спрятались за толстенными деревьями. Теперь уже не было сомнений, что пасут они именно его. Или просто как одинокого прохожего-ротозея, или как советского представителя. Оба варианта возможны.
Пронин нарочито смачно и шумно кашлянул – и в это время зарядил свой ТТ. Он принял решение: от мечети резко поворачиваться вправо и пробиваться через засаду. Улочку, которая шла направо, он знал, она вела к обмелевшей речке, а оттуда кругами можно было вернуться к его дому.
Он ускорил шаг, почти перешёл на бег. Те двое передвигались по-прежнему тихо и мерно. Значит, у них сейчас одна задача – перекрывать ему путь назад.
От мечети Пронин резко повернул вправо. Он ничуть не удивился, когда почувствовал на горле чьи-то руки. На нём повис верзила килограммов под 120. А сбоку кто-то приставил ствол. Резким приёмом Пронин через голову бросил здоровяка, одновременно выбив из рук второго «ночного гостя» пистолет. Повернулся – и дважды выстрелил, почти наугад. Верзила застонал, держась за грудь. Но тут откуда-то с высоты – видимо, со стены мечети, на него прыгнули сразу четверо. Один сбил Пронина с ног, двое направили на него «кольты». А четвертый, отряхиваясь, спокойно заговорил по-русски:
– Прошу вас сдать оружие, товарищ Пронин. Игра в казаки-разбойники на сегодня закончилась. Мне приказано доставить вас живым. Но в исключительном случае я могу и нарушить приказ.
– С кем имею удовольствие говорить?
– Можете называть меня господин Верижников. А сейчас прошу сдать оружие.
– Ого! Сам Верижников! Это уже не просто удовольствие, а честь, – издевался Пронин, в первый раз слышавший эту фамилию. – Только не господин, уж извините. Прогнали мы господ ещё в 1917 году.
Из мечети вышли ещё трое. А за ними, из дворика, выдвинулась повозка, ведомая двумя лошадками.
Верижников закурил кривую самокрутку.
Пронин рассмотрел его лицо. Нет, на русского не похож. По чертам лица – иранец. Когда в грудь Пронину уперлись три ствола, он всё-таки отдал Верижникову свой пистолет.
– «Токарев»! Неплохая модель! – сказал тот, разглядывая оружие. – Вы научились делать оружие. Сейчас мы поедем к нашему отцу. Он и расскажет вам, товарищ Пронин, о вашей дальнейшей судьбе.
В луже крови постанывал верзила, первым бросившийся на Пронина, но остальные даже не обращали на него внимания.
– Только ты учти, Верижников, на будущее. Я очень не люблю расставаться со своим оружием.
– Я это уже учёл. Только будущее у нас пройдёт в разных измерениях.
Пронину связали ноги и руки и бросили его в кибитку. Вся весёлая компания расположилась рядом с ним, в тесноте, густо пропахшей потом и кровью. Они поехали – а верзила, которого пристрелил Пронин, так и остался умирать под звёздным тегеранским небом… Он свою роль уже сыграл…
Ехали они несколько часов – Пронин даже успел прикорнуть. Остановились возле одинокой лачуги, возле колодца.
Пронина внесли в комнату и бросили на циновку. В соседней комнате Верижников, по-видимому, о чем-то почтительно договаривался с «отцом». Говорили они, скорее всего, по-персидски.
Минуту спустя к Пронину подошёл седобородый сутулый старец, провёл ладонью по лбу своему пленнику – как будто хотел проверить температуру, и окликнул Верижникова. Он был необходим ему как переводчик.
– Отец говорит, что лично к вам мы не питаем зла, хотя вы пришли на нашу землю с тысячами неверных. Но вы видный русский вельможа. Большой торговый человек. Вас уважает и побаивается молодой шах. А наша организация нуждается в презренном золоте… Да, мы презираем его. Но без золота мы не можем приобрести оружие, а оно необходимо нам для борьбы. Сегодня и советский посол, и шах узнают о наших условиях. Мы сохраним вам жизнь. И даже пистолет вернём, когда получим выкуп.
– Вот за пистолет большое спасибо. Вернее, за обещание, – Пронин говорил с ними с вызовом, с нахальной улыбкой. Как будто провоцировал на что-то.
Старичок снова заговорил по-персидски. Верижников с усердием его переводил:
– Мы обязуемся кормить вас две недели. Как нашего брата. Через две недели, если твердых гарантий выкупа не поступит, мы будем вынуждены вас уничтожить. В назидание сильным мира сего.
Пронин с улыбкой выслушал эту речь:
– А развязать меня не желаете?
Верижников покачал головой:
– Никак нельзя. Слишком уж вы бойкий человек. Знаем мы вас. Но мы ослабим узлы – вы сможете отдохнуть и спокойно принять пищу.
– И дорого вы за меня просите?
– Это не должно вас интересовать. Поверьте, и у шаха, и у ваших такие средства имеются.
Верижников улыбнулся в чёрные усы:
– А, кстати, вы понимаете, куда вы попали?
– К исмаилитам, которые ненавидят нынешнего шаха. Да и к старому не питали особого уважения. Здесь несколько таких небольших лагерей… А поддерживают вас американцы. Хотя, может быть, вы об этом и не знаете…
– Так точно. И американцы действительно нас уважают. Видят в нас настоящим героев будущего. А вот вы, советские, зря недооцениваете исмаилитов.
Пронин попытался вытянуть ноги, но принять более-менее удобную позу оказалось делом невозможным. И все-таки он спросил у Верижникова спокойным, ледяным тоном:
– Вы русский?
Он криво улыбнулся, не разжимая рта:
– Плод любви бывшего донского казака и иранки. Начинал служить в шахской охране, в отряде юных – что-то вроде нашего пажеского корпуса.
– Вас оттуда выжили?
– Меня ненавидел Курпатов. А вы, наверное, успели заметить, какой он интриган. Исмаилиты мне неплохо платят, хотя денег им не хватает остро!
– Надеетесь поживиться за мой счёт? Ну-ну.
Верижников, как и обещал, немного ослабил верёвки на ногах и руках Пронина. Теперь наконец-то можно было глубоко вздохнуть и откашляться.
Потом сын казака сходил в соседнюю комнату и вернулся с жестяной кружкой.
– Попейте.
– Не отравите?
– Какой смысл? Мы вас беречь будем. По крайней мере до поры до времени.
Пронин утолил жажду. Вода была кисловатая, тухлая какая-то.
– И вы имеете выход к шаху и в советское посольство?
Верижников пожал плечами:
– Не то чтобы выход. Но о похищении они, наверное, уже знают. И о наших условиях.
Электричества в лачуге, конечно, не было. На возвышении тлела свечка. По расчетам Пронина это лежбище располагалось километрах в двадцати от Тегерана. Полиция, скорее всего, о них не знает. Вряд ли они в сговоре с чиновниками… На что надеяться? Неужели на выкуп? Шах, наверное, будет щедр к нему. А наши… Наши просто могли бы превратить этот лагерь религиозных фанатиков в кучку золы, но для этого их нужно найти.
В это время один мальчишка-оборванец передал конверт охраннику шахского дворца. Подмигнул ему – и быстро убежал. Второй такой же иранский пострел передал конверт сержанту Красной армии, стоявшему на страже советского посольства.
И до шаха, и до советского посла известие о похищении Пронина дошло быстро. Но еще быстрее насторожился Альварес. Уж он сразу понял, что с Иваном произошло нечто ужасное – или, как любил говорить сам Пронин, «нештатное». Он знал маршруты прогулок своего друга – и на рассвете пробежался до мечети.
Там служители Аллаха в чёрных одеяниях колдовали вокруг трупа, всё ещё лежавшего на дороге.
– Его убили сегодня ночью, – объяснил Альваресу один из них.
– А больше трупов не было?
– Нет, но мы слышали перестрелку. А потом – цокот копыт и скрип повозки.
Альварес сразу всё понял. Понял он и другое: помочь в такой ситуации мог только Эдеб Баязиди. Он, как и предполагал Пронин, ещё на несколько дней застрял в Тегеране – ждал какой-то важной встречи. Альварес был убеждён, что сейчас ему необходима не сонная иранская полиция, а именно курды с их боевитостью и уважением к Пронину.
Альварес нашёл своего курдского приятеля за 40 минут. Эдеб толи завтракал, толи обедал, солидно восседая за столом, уставленным яствами.
– Пронина похитили! Была перестрелка.
Курд тут же отбросил оловянную ложку:
– Кто? Где это случилось?
– Ночью он прогуливался, километров в двух от нашего дома есть старая мечеть. Возле неё была перестрелка, остался один труп.
– Бьюсь об заклад, это исмаилиты. Будут требовать выкуп. Я знаю пару их лагерей. Клянусь, мы отобьём товарища Ивана! Эх, жаль, в Тегеране у меня мало людей…
– Я с вами! – боевито сказал Альварес.
– Не сомневаюсь, брат, в этом-то я не сомневаюсь.
Через полчаса во дворике уже о чем-то громко говорили по-курдски человек шесть самого воинственного вида. Выглядели они, как шайка анархистов, но Баязиди слушались с полуслова. Вместе с Эдебом и Альваресом их было восемь…
На двух автомобилях они помчались к той самой мечети. Баязиди косолапо вылез из машины, кого-то позвал. Альварес приметил, что труп с дороги уже убрали и даже кровавых следов на стенах пристанища Аллаха не осталось.