– Вы же понимаете, Скоулз, что я работаю не один…
– К чёрту подробности, я хочу сделать вам деловое предложение.
– Внимательно вас слушаю, Скоулз.
– Мы с вами оба офицеры спецслужб. Сегодня – разведка, завтра – контрразведка. Так?
– Примерно так.
– Жалованье у нас скромное. У вас, я полагаю, еще скромнее. Социализм, равенство, я об этом наслышан.
– Очень хорошо. Равенство – великое дело.
– Великое. Но не доходное. А у меня есть средства. И у меня, и у людей, которые меня сюда послали.
– А вас послало не только государство?
– Не только. Не будьте наивным, Пронин, у нас многое решают те, о ком вы знаете по карикатурам из газеты «Правда». «Воротилы с Уолл-стрита». Так вот. Я предлагаю вам контракт на три года. Полмиллиона долларов в год. Всё будет составлено лучшими юристами. Хотите – вашими, хотите – иранскими. Тот же Перон вам охотно поможет.
– И что я должен делать?
– Внушите вашему руководству, что огласка этого дела только повредит вам. Дайте мне спокойно отсюда уйти. Без скандала. Дайте спокойно доработать в Иране. Не трогайте Бхутти. Он отойдёт на свои прежние позиции, а этот поход мы представим как обыкновенные учения. Вам нетрудно будет убедить Перона и шаха в том, что его величеству выгодно представить дело именно так. И помните – полмиллиона долларов в год. Долларов! Вы представляете, что это за сумма?
Пронин наморщил лоб – как будто что-то пересчитывал в голове.
– Подумайте, подумайте, – повторял Скоулз, вытирая пот со лба огромным, но уже несвежим клетчатым платком.
– А что тут думать? Завтра вас выдворят из Ирана, и весь сказ. Шах таких выкрутасов не прощает. А я выполнил задания своего руководства. Не волнуйтесь, миллионы останутся при вас, я всю жизнь без них обходился и ещё обойдусь. А сейчас прошу вас вернуться в строй. Процедуру обыска для арестованных ещё никто не отменял. А мы сейчас действуем по указу шаха.
– А что будет с моими людьми?
– Вы наши союзники. Я гарантирую вам жизнь, всем. Но Иран вам придётся оставить.
– Может быть, вы захотите выдворить и всю армию генерала Бхутти? С вас станется, товарищ торговый работник Лубянки!
Пронин победно улыбнулся, почти без брезгливости взял Скоулза за руку и повёл за собой. Они поднялись на небольшой холм, с которого было отлично видно весь курдский лагерь.
Повсюду дымились казаны. Русские, курды и иранцы вместе варили сочный плов и угощали друг друга – как на празднике. Многие компании уже расположились прямо на земле – и сосредоточенно поедали любимое лакомство. Скоулз заметил среди них воинов генерала Бхутти… Они за обе щеки описывали плов.
– Мы приготовили для иранских друзей угощение. Разве солдаты виновны в преступлениях генералов и тайных агентов? Десять, пятнадцать, от силы двадцать преступников, они будут наказаны. А остальных мы просто угощаем отличным пловом. Варить начали как раз к вашему приходу. И вы знаете, я не слышал, чтобы среди иранских солдат хотя бы кто-то отказался преломить с нами хлеб…А что касается Бхутти… Такого генерала в иранской армии больше нет. Уж тут вы можете не сомневаться. Шах таких вещей не прощает. Так что с господином Бхутти можно попрощаться.
Насчёт шахского гнева Пронин не преувеличивал. Вечером Пехлеви объявил Скоулза и еще десять американцев из его команды персонами нон-грата. В утренних газетах вышли репортажи о попытке провокации, которую готовили на турецкой границе американцы и ряд предателей из числа иранских офицеров. Скупые сообщения об этом событии прошли и в советской, а также в турецкой прессе.
В тот же день Скоулз был уволен из американской армии. Иранцы, а также союзники получили официальные письма от администрации США со словами сожаления. Они объявили случившийся инцидент недоразумением и преступной инициативой распоясавшегося офицера. В СССР зарождавшийся конфликт между союзниками спустили на тормозах. У Сталина сохранились добрые отношения с Рузвельтом, в их переписке никак не отразились события на границе Ирана с Турцией. Но влияние американцев в Иране превратилось в пыль – и шах долго приходил в ярость при любом упоминании Соединенных Штатов.
Бхутти и весь его штаб, кроме Садака, оказались в темнице. Шах настаивал на расстреле предателя. Перон не возражал. Пронин посоветовал было выслать его в Египет, но при дворе Пехлеви это предложение популярности не получило.
Секретный поезд
Пронин с Альваресом имели право отдохнуть денек-другой. Даже от шаха и его двора. Оказавшись на пронинской вилле, они заказали ужин из ресторана, и, хотя курьер прибыл всего лишь через час, дождались его с трудом. Так хотелось спать! И все-таки они дождались тёплых лепешек с бараниной и луком, запили всё это кисловатым вином – и разлеглись по кроватям. Давно Пронин не спал так долго! Он проснулся через девять часов, выпил воды – и, услыхав из соседней комнаты басовитый храп Альвареса, снова уснул часа на три.
Вокруг него крутился Шарик. Колотил хвостом по ножкам стульев, несколько раз забирался на кровать и облизывал Пронину лицо, но Иван Николаевич не просыпался. Пришлось Шарику прыгать в окно, прямо в кусты. Ведь он был воспитанным псом – и ни за что бы не превратил в уборную виллу своего хозяина…
Скоулз уже отбыл в США, а Бхутти спешно приговорили к расстрелу… «И еще благодарите Всевышнего, что вас не вздёрнут. Только потому, что я всегда военных что?!» – сказал ему Пехлеви. Али-хан, краснея от страха, докладывал шаху о том, как он искореняет в армии «американскую крамолу». И молил Всевышнего, чтобы не вскрылись махинации с закупками военной техники… Но Пронин не знал об этом, хотя мог бы и догадываться.
Вдоволь выспавшись, они с Альваресом с наслаждением пили чай из тончайшего шахского фарфора. Она долго молчали. Тишину нарушил нетерпеливый испанец:
– Хорошо мы их!
– Что да – то да, – от долгого сна Пронин говорил хрипловато. – И главное – без потерь. Для наших ребят эти иранские войска – пустяк. Научились воевать. Это сейчас повсюду чувствуется. Сразу всех отрезали, разоружили. Ста человек хватило на всё про всё…
– Сколько дней мы отдыхаем?
– Вторые сутки пошли.
– Черт возьми, Шарик! – Пронин вспомнил, что сквозь сон он чувствовал его дыхание. Чувствовал, как пёс вертелся вокруг кровати. Значит, в конце концов он сиганул в окно. Что ж, вполне разумно. Пронин выбежал в сад, присвистнул – и Шарик тут же оказался у его ног, весёлый и преданный.
– Ну, пошли домой, покормлю тебя…
Пес понимал хозяина с полуслова.
В сенцах, в полутёмной комнатёнке Пронин налил ему в миску молока, бросил кость с крупными мясными ошметками. И Шарик немедленно занялся своим завтраком…
Только после этого Иван Николаевич вернулся к Альваресу, который совсем забыл про собаку и теперь даже покраснел от стыда…
– Нашелся Шарик?
– Уже сыт и счастлив.
Пронин снова уселся на своё место и не спеша разрезал на куски большое красное яблоко.
– Закусывай чаёк. Кстати, ты спал чутко? К нам никто не рвался?
– Слышал сквозь сон какой-то стук. Чёрт его знает, что такое. Может, от шаха посланники? Наверное, наградить тебя хотят.
– Возможно. Я тоже слыхал. Но сил не было подняться. И сон был глубокий, как самый тёмный колодец.
И тут они снова услышали стук в дверь. Робкий, застенчивый стук.
Альварес встал, сделал несколько косолапых шагов, открыл дверь.
На пороге стоял сержант Красной армии – бравый, подтянутый, как будто с плаката.
– Посылка для товарища Пронина от полковника Рябинина.
Он поднял с земли громадную коробку, задвинул её в дом, отдал честь.
– Виноват, побеспокоил! – и зашагал к своей машине.
Пронин водрузил коробку на стол, раскрыл ее. Иранские фрукты, несколько больших пачек советского шоколада.
– Что это Рябинин тебя, как невесту, подарками обхаживает? Ещё бы букет тубероз послал, – съязвил Альварес.
– Не торопись, – Пронин поднял пакет с персиками и заметил на дне коробки связку книг. – Вот нам и чтение прислали! Это были три книги. Из них две – абсолютно одинаковые. «Сын полка» Валентина Катаева и два экземпляра «Капитанской дочки» Пушкина. Детгиз, 1941 год. Пронин уверенно открыл 45-ю страницу. Там обнаружилась закладка. Не простая, а с какими-то странными цифрами и знаками.
– Мне выйти? – Альварес всё понял.
– Можешь остаться. Не мешай только.
Конечно, это была шифрограмма. И Пронин быстро её прочитал, заглядывая в книгу Катаева.
– Ну что, дорогой друг. Доложу я тебе, сейчас у нас начнётся интересная жизнь.
– А до этого была скучная?
– До этого была сумасшедшая, а сейчас начнётся интересная. Сюда приезжает… – Пронин осекся, но продолжил. – Впрочем, никакого секрета тут нет. В Тегеран приезжает товарищ Сталин. Дело в том, что скоро здесь состоится конференция Большой Тройки – и наш Верховный решил заранее познакомиться с шахом. Визит будет краткий. Сталина есть кому охранять. Но и для нас имеется задание. Завтра выезжаем в один милый городок. Будем там встречать поезд. Так что каникулы наши завершились. Сегодня вечером надо будет нанести визит шаху. А то во дворце нас уже, наверное, невежами считают.
– Иди один, мне ещё нужно прийти в себя.
Пронин надел свежий костюм, повязал галстук – синий с золотыми крапинами. Во дворце его действительно встречали как триумфатора. Сначала он заглянул к Сурие.
– Я слышала, я всё знаю. Ты раскрыл целый заговор! И все-таки сильно рисковал.
– Да, честно говоря, не больше, чем каждый день в Иране. Расскажи, что за эти дни случилось у тебя? Не поссорились с шахом?
– Арзу уехала. Посчитала себя третьей лишней. Что касается шаха – оглядись и вопросов не возникнет.
Действительно, по всей комнате были расставлены вазы с внушительными букетами.
– Как в ботаническом саду! – улыбнулся Пронин, вспомнив об одном своём старом московском приключении. И со спокойной душой покинул Сурию, направившись прямиком к шаху.