Они дружили ещё с тридцатых годов.
– Ну, здравствуй, Лев среди писателей, – так традиционно приветствовал его Пронин. – Заходи на стариковский чай.
– А я к тебе по делу, Иван Николаич, – Овалов начал без предисловий, отбросив шутливый тон. Но Пронин сопротивлялся.
– Вот за чаем и обсудим. А, может быть, и осудим.
Они сели возле электрического самовара: они как раз входили в моду.
– О тебе, Николаич, снова слухами земля полнится. Шум до небес, просто деваться некуда.
– Что такое?
– Шах-то иранский разводится. На молодой женится. Говорит, потомство ему необходимо, а Сурайя бесплодна. И уже не слишком молода. Коронованные особы, как известно, себе не принадлежат…
Пронин криво улыбнулся. Он кое-что знал об этой истории из переписки с шахиней.
– Ты ведь бывал в Иране, знаешь их всех, – продолжал Овалов. – Может быть, подбросишь мне материал для повести? Чтобы и про любовь, и с приключениями.
Пронин долго молчал, попивая чаек. Даже успел в полной тишине прожевать целый пряник. А потом сказал:
– Нет, Лев. Нет, дорогой мой. Не пришло еще время открывать тайны тегеранского двора. А Сурию (я всегда ее именно так называл) в обиду никогда не дам. Знаешь, этот Пехлеви ведь её любит. И всегда будет любить. Увлечения, приключения – это наше, мужское, с каждым бывает. Но любит он только её.
– Да, он так и объявил в специальном указе – мол, любит, но, увы, вынужден расстаться.
– Бывает и так. Пускай молодая родит ему наследника. И пускай Сурия найдёт себе счастье вне шахского дворца. Свою роль в истории она сыграла блистательно. А вообще-то…
– Что? – нетерпеливо спросил писатель, почувствовав, что Пронин вот-вот разоткровенничается.
– Вообще-то, я думаю, они всё равно будут встречаться. Пехлеви все-таки мусульманин… Вот и будет многоженцем. А официально пойти на это он не может: в Иране, в его династии, уже сложилась другая традиция. Но Сурию он не оставит, как бы ни была красива и покладиста его новая жена. Но ты убери свой блокнот, больше комментариев не будет. Рано. Рано, Лев Сергеич.
В Москве ударили первые осенние морозы. Пронин открыл форточку и пустил на кухню студеный воздух.
– И мы с тобой, дорогой мой Овалов, свои роли сыграли неплохо. Дай бог каждому. Долгая жизнь, подвиги, женщины… И наша Родина по-прежнему на гребне славы. Что может быть слаще?
Пронин, как и прежде, жил на Кузнецком, в старой просторной квартире. Там, на текинском ковре, нашлось место для шахской позолоченной сабли. Из дорогих подарков монарха Пронин оставил себе только её. Остальные сабли, ружья, перстни, портсигары он передал в Фонд Победы. Денег хватило на медикаменты для трех больших госпиталей и на два новейших истребителя Ла-7. Они уже сражались с немецкими стервятниками над Днепром. Осталось только отбросить врага за границу СССР – и не за горами битва за Берлин. Пронин дал себе зарок: в день Победы бросить курить. И даже признался в этом своей вечной домоправительнице Агаше. А ее обманывать накладно: напоминать станет каждое утро…
А за окном, в темном московском небе, летела куда-то на восток яркая звезда – сверхзвуковой самолет. Возможно, он стремился в далекий Иран. Туда, где Пронин оставил столько воспоминаний. Туда, где он заключал контракты, жил как вельможа и сражался с исмаилитами…
А что остаётся от нас на этой тесной планете? Только длинный ворох воспоминаний. И какое наслаждение – иногда мысленно возвращаться к ним.
Голова командорарассказ
Столь представительные собрания случались редко, крайне редко! Пронин даже помрачнел, оглядывая собравшихся в одном кабинете генералов и полковников. Как будто с парадной картины вышли! Совещание вёл сам председатель КГБ СССР Иван Александрович Серов – человек решительный и говорливый. За одним столом с ним сидел начальник ГРУ Михаил Алексеевич Шалин. Надтреснутый баритон Серова звучал наставительно и немного раздражённо:
– Товарищи, вы провели тщательное расследование гибели крейсера «Новороссийск», и я прошу вас доложить результаты. Прошу высказаться руководителя группы ГРУ полковника Исаева.
Плечистый полковник поднялся во весь рост:
– Мы исключаем самоподрыв. Скорее всего, была совершена диверсия. Исполнители – итальянские пловцы-подводники. Как все мы помним, этот крупнейший крейсер муссолиниевской Италии достался нам по репарации.
– Хорошо, – хмуро прервал полковника Серов. – Что скажет наша группа? Генерал-майор Пронин, доложите.
Пронин тоже встал – правда, не столь боевито, как Исаев. Возраст давал ему право на некоторую вальяжность.
– Наша группа согласна с коллегами из ГРУ, что самоподрыв оружейного хранилища маловероятен. Но у нас, уж простите, товарищ Исаев, есть некоторое особое мнение. Мы считаем, что эту диверсию провёл человек-лягушка, знаменитый английский подводник, командор Лайонэлл Крэбб. По сообщениям наших нелегалов, этот самый Крэбб в узком кругу бурно отметил подрыв двадцать пятого вражеского судна. Кроме «Новороссийска», за последний год ни один корабль не подрывался…
Серов не без уважения посмотрел на Пронина. С минуту он мучительно обдумывал его реплику, а потом снова заговорил:
– Товарищи, скоро намечается государственный визит товарищей Булганина и Хрущёва в Англию. Нам поручено обеспечить безопасность этого визита. Все поручения будут даны своевременно. Всем спасибо.
Председатель Комитета хлопнул ладонью по красной папке, лежавшей перед ним. Это означало, что совещание закончено.
Через несколько дней ранним утром Серов снова вызвал Пронина в свой лубянский кабинет.
– Присаживайтесь, Иван Николаевич, поближе. Я ещё разок внимательно изучил ваш отчёт и полностью с ним согласен.
Пронин кивнул. А Серов продолжил в доверительной манере:
– Английские власти дали гарантию полной безопасности наших партийных и государственных руководителей на время их визита в Великобританию. Но мы не из доверчивых. Наша задача – охранять покой наших лидеров в любой ситуации, не обращая внимания на заверения врагов. Как прямых, так и потенциальных. Согласны, Иван Николаевич?
– А я с этой истиной всю жизнь согласен. – Пронина слегка раздражала болтливость Ивана Александровича, и он старался отвечать ему лаконично, чтобы не провоцировать начальника на длительные ораторские рулады.
Серов нагнулся поближе к Пронину, их лбы почти встретились.
– Я хотел поручить это дело вам. Но Никита Сергеевич, узнав, что вы когда-то спасли жизнь Берии, поставил во главе этой операции начальника своей личной охраны генерал-майора Барсукина.
– Бывший командир кремлёвского полка? – спросил Пронин, слегка скривив губы.
– Да, я отлично знаю о его способностях, а особенно – об их отсутствии. Но приказы руководителей не обсуждаются. При этом я имею полномочия назначить вас его заместителем с полной ответственностью за операцию. Будете действовать по обстоятельствам. Свободу рук и помощь наших людей я вам гарантирую.
– Спасибо за доверие. Давненько я в Британию не плавал, – улыбнулся Пронин.
К операции, которую они вместе с Серовым назвали «Визит», Иван Николаевич приступил без промедлений. На встречу с Барсукиным не напрашивался. В группу отобрал нескольких проверенных работников, своего ближайшего помощника Кирия и долго работавшего в Британии майора Соколова.
А ещё перед отправкой он познакомился с капитаном крейсера «Орджоникидзе», на котором высокие гости собирались в путешествие. Нанёс визиты и командирам кораблей сопровождения. Запросил фамилии самых опытных акустиков, посетил вместе с Кирием все школы морских диверсантов. Через две недели у него был готов план работы и в голове, и в сокращённом виде – на бумаге.
Однажды вечером, когда Пронин попивал какао у себя на Кузнецком мосту, Агаша с подобострастием поднесла к нему телефонную трубку на длинном проводе: «Кремль, Иван Николаевич!». Отпив ещё пару глотков какао, Пронин взял трубку и услышал голос Барсукина:
– Иван Николаевич, вы могли бы зайти ко мне через час?
– Конечно, Пётр Николаевич, буду.
Он быстро надел свой любимый тёмно-синий штатский костюм, повязал галстук, и водитель Могулов по пустой Москве живо доставил пронинский ЗИМ к Боровицким воротам. И вот он в кабинете Барсукина в Кремле, в арсенальном корпусе, построенном во времена Петра Великого.
Барсукин – молодой щеголеватый брюнет с аккуратной тёмной шевелюрой – встретил Пронина саркастической улыбкой.
– Иван Николаевич, мне вас рекомендовали как опытного контрразведчика, человека с огромным опытом. Вы старше меня. Вы в конторе со времён Дзержинского. Мы все это помним и ценим. Но отвечаю за безопасность в этой поездке я, такова воля Никиты Сергеевича, и вы это должны прекрасно понимать.
Пронин молчал и внимательно рассматривал Барсукина. Сколько таких, «молодых, да ранних», он перевидел за без малого 40 лет службы. Барсукин не менее внимательно глядел на Ивана Николаевича, как на музейный экспонат. И сказал тихо, но твёрдо:
– Так вот, приказы буду отдавать я.
– Я слушаю.
– Я думаю, они не осмелятся атаковать наших руководителей на корабле. Скорее всего, они попытаются их пристрелить или отравить на суше в толпе, на каком-нибудь многолюдном банкете. Поэтому эту часть работы я беру на себя лично, а вам предлагаю действовать на корабле. Это, как-никак, тоже немаловажно. Короче, готовим план и координируем наши действия, всё понятно?
– Так точно, товарищ генерал-майор. Разрешите приступить к работе?
– Давно пора, – улыбнулся Барсукин.
И Пронин действительно приступил к работе.
В одной из диверсионных школ подводников Иван Николаевич заметил знакомое лицо.
– Анатолий! – окликнул он молодого офицера.
– Так точно, лейтенант Анатолий Петров, – просиял подводник.
Пронин мысленно на мгновение вернулся в прошлое. Был 1947 год…
Лаврентий Павлович тогда мало кому доверял и приблизил к себе Пронина. Назначил его начальником охраны своей дачи в звании генерал-майора. Э