Американец приехал и поговорил с собравшимися людьми, объяснив, что ничего не знает о Джоне Фруме. Чтобы придать своим словам вес и впечатлить жителей Танны, он расстрелял из пулемета одно из объявлений, установленных последователями Джона Фрума, и раскромсал его на части. Многие люди были настолько напуганы, что спрятались в кустах. Сараи, построенные для приема груза, были сожжены по приказу Никола, а несколько наиболее активных предводителей движения были арестованы и депортированы.
Миссионеры попытались снова открыть школу, но из 2500 человек туда ходило лишь 50 детей. В 1946 году о Джоне Фруме снова заговорили по всему острову. Жители Танны совершили налет на один из магазинов и сорвали все ценники с продаваемых товаров. Люди сказали, что это было сделано по прямому приказу Джона Фрума. Вновь несколько руководителей движения были арестованы и отправлены в ссылку.
После этого наступило долгое затишье. Однако очень немногие считали, что движение умерло. Миссионерскую школу по-прежнему посещали плохо, процветали старые языческие обряды, а истории о Джоне Фруме продолжали распространяться по острову, как и предсказания того, что случится, когда он привезет карго.
Стремясь вернуть утраченных последователей, пресвитерианская церковь смягчила некоторые из своих наиболее строгих правил. Без сомнения, образ жизни, предписанный ею для местных жителей, был строгим и безрадостным. Еще в 1941 году, вскоре после первого масштабного выступления, один из миссионеров на Танне написал в своем докладе для Синода: «Мы отняли у них танцы и сделали мало для того, чтобы найти им замену или решить проблему, вызванную такой утратой… Мы одевали религию в черные и мрачные одежды, стирали с лица улыбку, как непристойную, порицали как зло побуждение явно выражать свои эмоции, и заставляли людей путать христианство с так называемой респектабельностью, которая является синонимом серости… Мы не можем рассчитывать на успех, пока не станем меньше запрещать и не будем более конструктивными. Мы должны сделать все возможное, чтобы христианство распространилось здесь. Важно оживить местную церковь вместо того, чтобы пытаться сильно ее трансформировать». Впоследствии была предпринята попытка воплотить эти идеи в жизнь. Но это мало сказалось на популярности миссии. В 1952 году произошел новый всплеск движения, вызванный, возможно, падением цен на копру, которое, как верили таннцы, было организовано торговцами, чтобы лишить их еще большего количества карго.
Правительство, не сумев подавить движение арестом и заключением лидеров в тюрьму, теперь проводило другую политику. Культ был официально разрешен при условии, что его последователи не будут причинять вред никому на острове или угрожать чьей-либо жизни. Сделано это было в надежде, что движение отомрет само по себе, когда люди обнаружат, что ни одно из пророчеств Джона Фрума не сбывается.
Именно возможность стать свидетелями если не рождения, то самых ранних этапов развития новой религии привела нас на Танну. Я надеялся, что, когда мы приедем туда, мы сможем встретиться с лидерами движения и узнать от них, как появились приказы и пророчества Джона Фрума, и, возможно, убедить их подробно описать деяния и внешность их таинственного лидера.
На путь из Виллы в Танну у нашего корабля, «Конкорда», ушла большая часть дня и ночь. Это было устаревшее судно, в экипаже которого были пожилой англо-французский капитан, однорукий французский инженер и шесть меланезийских матросов. С наступлением ночи поднялся сильный ветер, и «Конкорд» начал тревожно качаться. Снова и снова, когда нас настигала особенно сильная волна, черная вода перехлестывала через корму. Капитан остался на мостике с рулевым, меланезийцы исчезли в помещении под баком судна, а мы пытались спать в единственной каюте. Дважды за ночь однорукий инженер падал со своей койки и с оглушительным треском приземлялся на столе посередине каюты. Когда это случилось в третий раз перед рассветом, он не стал утруждать себя тем, чтобы вскарабкаться назад, а пошатываясь пошел к плите в углу и начал разогревать содержимое гигантской кастрюли. Через несколько минут сильный запах дал нам понять, что он готовил острый, залежавшийся карри. Раз или два, когда корабль особенно сильно качало, эта неаппетитная зернистая смесь опрокидывалась и тушила горелку, но инженер, который казался невероятно счастливым и безостановочно насвистывал себе под нос, подбирал ее, вываливал обратно в кастрюлю и снова зажигал газ. Запах пара со специями, который шел от кастрюли, казалось, наполнял всю каюту. Невозможно было впустить немного свежего воздуха, потому что, если бы мы открыли иллюминатор, морская вода попадала бы к нам при каждом колебании и крене корабля. Я лежал на спине, руками и ногами упираясь в край койки, чтобы не свалиться в лужи карри и морской воды, которые хлюпали на полу. Когда инженер, держа кастрюлю высоко в воздухе, акробатически подскочил к столу и объявил, что завтрак готов, я обнаружил, к моему сожалению, что не могу присоединиться к нему.
«Конкорд» бросил якорь у города Ленакель на западном побережье Танны, в маленьком, покрытом рифами заливе. На пляже, чтобы встретить нас и забрать почту и груз, который мы привезли из Вилы, нас ожидали британские и французские служащие, учитель из пресвитерианской миссионерской школы и австралийский плантатор Боб Пол. Последний предложил приютить нас у себя во время разговора по радио в Виле. Высокий худой мужчина с рыжеватыми волосами, небольшими усиками и обманчиво мягкой манерой держаться, он владел большим количеством земли на острове, чем любой другой европеец, и был единственным, кто управлял большой плантацией. Он был идеальным хозяином для любого, кто хотел поговорить с таннцами о Джоне Фруме. Если бы мы остановились у правительственного чиновника или члена миссии, это заклеймило бы нас как противников культа, и нам вряд ли бы удалось убедить местное население говорить о своих верованиях. Однако Боб Пол всегда воздерживался от выражения своего отношения к Джону Фруму, не осуждая и не поощряя движение.
«Самые несчастные люди обращаются к религии в той или иной форме, — сказал он нам. — Жители Танны сейчас крайне несчастны и растеряны. Почему мы должны мешать им создавать собственную религию, пока они никому не вредят?»
Только однажды Боб принял участие в их деятельности, во время последнего и наиболее драматичного из всех восстаний Джона Фрума, в случае с Армией Танны. Боб рассказал нам об этом, когда мы сидели в его саду у моря, а голубые волны Тихого океана разбивались о рифы и превращались в пену: «Впервые я увидел армию, когда поехал в залив Сульфур на другой стороне острова, чтобы купить копру, и обнаружил, к моему удивлению, группу людей, маршировавших на поляне неподалеку от деревни. На них были шапки, имитирующие американские, длинные брюки, заправленные в песчаные сапоги, похожие на штиблеты, и фуфайки с нашивками ТА, то есть Армия Танны, а под ними — США. У них были очень хорошо выделанные бамбуковые ружья, которые имитировали американские карабины с длинными бамбуковыми штыками на конце. Их строевая подготовка тоже была довольно умелой. Некоторые из этих парней были сотрудниками полиции и, очевидно, научили их части того, что знали сами. Тогда я не обратил на них особого внимания. Они никому не вредили… Позже, однако, они немного осмелели и начали маршировать по соседним деревням, до смерти пугая остальных людей. Никто ничего не сделал, чтобы их остановить, поэтому они разошлись и начали устраивать парады по всему острову, проходя через каждую деревню, говоря, что армия была основана Джоном Фрумом для приближения дня прибытия карго, и призывая всех присоединиться к ним. Где бы они ни останавливались, местные жители должны были кормить их свининой и маниоком, и не было никаких сомнений, что все таннцы, которые до того особо не интересовались движением, либо очень скоро присоединились к нему, либо боялись того, что с ними может случиться… Спустя день или около того после того, как они начали, я наткнулся на армию, идущую по дороге, ведущей к пресвитерианской миссии. Казалось, что они собирались промаршировать через миссию и запугать тех немногих таннцев-христиан, которые все еще оставались там. Это должен был быть грандиозный финал их марша по острову. Я обогнал их на грузовике и предупредил миссионера. “Ну, здесь они точно не пройдут”, — сказал он. Тогда мы перегородили моим грузовиком дорогу и встали перед ним. В нашу сторону маршировали около сотни из них с бамбуковыми ружьями и в жалкой униформе. Когда они подошли совсем близко, мы просто сказали им убираться к черту, иначе возникнут проблемы. К счастью, они повернули назад и разошлись по домам. После этого правительство решило, что с этим лучше что-то сделать, так что окружной офицер и несколько полицейских отправились в штаб Армии в заливе Сульфур, чтобы поговорить с лидерами. Прибыв туда, они обнаружили, что парни из Армии забаррикадировались в заливе и стояли на другой стороне с ружьями в руках — и не бамбуковыми, а настоящими. Ну, у окружного офицера нет никаких войск, только несколько полицейских, поэтому он телеграфировал в Вилу, попросив о подкреплении. На самом деле все было не так уж и плохо — ребята из залива Сульфур все равно впустили меня и позволили купить копру, хотя они и отказались пропустить окружного офицера, — но, если бы вы судили по сотням панических телеграмм, которые наводнили радиоволну, вы бы подумали, что нас прижали к стене. Поэтому на случай, если кто-то из моих друзей в группе слушал это и мог немного забеспокоиться, я сам отправил телеграмму. Там было сказано: “Пожалуйста, при первой возможности пришлите два мощных игрушечных ружья, два пакета гороха и ящик игрушечных медалей”».
Культовые ворота и крест на Танне
Боб рассказал эту историю как шутку, но совершенно очевидно, что не следует преуменьшать любую ситуацию, в которой люди начали угрожать представителям власти силой. В конце концов правительство все-таки послало войска, и руководство Армии было аресто