Мы были в заливе Сульфур в пятницу. Намбас сказал мне, что Джон Фрум постановил, чтобы в этот день каждую неделю люди танцевали в его честь. Вечером группа музыкантов с гитарами, мандолинами и барабанами из жестяных банок медленно двигалась по поляне под баньяном, играя на ходу. Группа женщин, одетых в длинные юбки-хулы, окружила их и начала пронзительно петь. Это был не старый традиционный мотив, а простой и повторяющийся, явно восходящий к популярным американским песням, которые постоянно проигрывали на дребезжащих граммофонах в торговых точках для привлечения покупателей. Люди поднялись на ноги, и вскоре вся поляна была заполнена жителями деревни, приплясывающими в механической неестественной манере. Странности сцене добавили один или двое из них, которые собрали со ствола баньяна похожую на грибы плесень, которая испускала яркий фосфоресцирующий свет. Они прилепили ее ко лбу и к щекам, так что их лица освещал зловещий зеленый свет. Монотонный танец продолжался, песня повторялась снова и снова, и люди танцевали в постоянном наркотическом ритме. Скоро кто-нибудь достанет контрабандный алкогольный напиток, и эти люди, полагая, что чтят своего бога потребления, будут пьянствовать всю ночь.
8. Внешние острова Фиджи
Из Новых Гебрид мы полетели на восток, на Фиджи. В Суве, столице Фиджи, мы быстро договорились о сотрудничестве с двумя организациями: Управлением по связям с общественностью и Домом вещания. Наши местные друзья тактично сказали нам, что двум англичанам, ни слова не знающим на фиджийском языке, будет очень трудно найти то, что мы ищем в сельских районах Фиджи. Кроме того, без всякого сомнения, по незнанию мы не будем соблюдать многочисленные и сложные правила здешнего этикета, что вполне может привести к катастрофическим последствиям. Очевидно, нам здесь нужны были сопровождающие, которых они нам и предоставили. Дом вещания познакомил нас с Ману Тупоу, высоким красивым фиджийцем, который был одним из их выездных корреспондентов. Хотя ему было чуть больше двадцати, он хорошо знал традиции своего народа и имел благородное происхождение, благодаря чему мог претендовать на родство со многими важными вождями, что делало его для нас идеальным спутником. Кроме того, он не потратит свое время с нами впустую, поскольку сможет сделать записи, которые затем будет использовать в своих радиопрограммах на фиджийском языке. Управление по связям с общественностью предоставило нам Ситивени Янгона, молодого фиджийца, также происходящего из семьи вождей. У него были родственники на островах, которые мы планировали посетить, и поэтому он был бесценным проводником. Позже выяснилось, что Ситивени — это фиджийская версия имени Стивен — искусный гитарист, а этот талант среди музыкальных фиджийцев ценится не меньше, чем связь с аристократией.
Куда мы должны отправиться? Почти за 300 километров к востоку от Сувы, практически на полпути к островам Тонга, со дна Тихого океана поднимается горная гряда, вершины которой выступают над голубыми водами и образуют окруженные кораллами и покрытые пальмами острова Лау.
Ману и Ситивени описали их нам в восторженных выражениях. Там, по их словам, как нигде больше цветут гибискусы и франжипани, а на пальмах растут самые сладкие и самые крупные кокосы во всем Тихом океане; на этих островах всегда жили лучшие мастера на Фиджи, и только там сохранилось древнее искусство строительства каноэ и изготовления мисок из кавы. И конечно, сказали они, все признают, что на Лау живут самые красивые девушки во всем Фиджи. И Ману, и Ситивени, как мы обнаружили, оба были выходцами с Лау. Подозревая их в некоторой предвзятости, мы попытались сами убедиться в их словах, но очень немногие в Суве, которые не были выходцами из Лау, бывали на этих островах. Сообщение с ними было затруднено, и единственными судами, которые совершали туда регулярные рейсы, были небольшие и чрезвычайно неудобные торговые суда, которые отправлялись туда за копрой. Тем не менее похоже, что восхваления Ману и Ситивени были не лишены оснований, поскольку все, кто слышал об этих островах, заверяли, что именно на Лау меньше всего сказался XX век и что там дольше всего сохранялись старые фиджийские обычаи. Мы наконец-то решились, когда узнали от отца Ситивени, который происходил из местной аристократии, о странной церемонии, которая скоро должна была состояться на острове Вануа-Мбалаву, на севере этой группы островов. Во время этого обряда на поверхность внутреннего озера всплывут священные рыбы, которые вручат себя жителям деревни.
К счастью, через несколько дней ожидалось отплытие правительственного катера, который должен был доставить геодезиста из Сувы на Вануа-Мбалаву. Он собирался оценить возможность строительства взлетно-посадочной полосы для новозеландца, владеющего крупной плантацией кокосов в северной части острова. Чтобы увидеть церемонию рыбалки, нам нужно было бы остановиться в деревне Ломалома на юге острова, и катер с легкостью мог оставить нас там по дороге туда, и, к счастью, на борту было достаточно свободного места для нас четверых.
Путешествие заняло некоторое время, так как экипаж корабля каждую ночь бросал якорь на подветренной стороне какого-нибудь острова, не желая рисковать и плыть в темноте по водам, наполненным рифами. Но вечером четвертого дня мы вошли в залив Ломалома. Мы высадились в спешке, поскольку катер должен был достичь плантации новозеландца, расположенной за 20 километров к северу, до наступления темноты. Наш багаж вытащили из трюма и бросили на берегу, и катер быстро дал задний ход и с ревом умчался. Но мы не остались в одиночестве, поскольку десятки мужчин, женщин и детей вышли на берег, чтобы встретить лодку, и нашлось много желающих помочь нам доставить багаж в деревню. Большинство мужчин, которые шли рядом с нами, носили не брюки, а сулус — простое полотно ткани красного, синего или другого яркого цвета, обернутое вокруг талии наподобие юбки. Девушки тоже были обернуты в хлопковые полотна, и многие из них вставили в волосы цветы — алые гибискусы или изящные плюмерии цвета слоновой кости. Я заметил, что, хотя у большинства фиджийцев на Суве вьющиеся волосы, у некоторых людей здесь волосы были волнистые и блестящие, что говорит о полинезийском влиянии из Тонга на востоке.
Ломалома оказалась красивым и очень ухоженным поселением. Миловидные, покрытые тростником домики, или мбуре, были окружены цветниками, а между ними располагались аккуратно подстриженные лужайки. Здесь была школа, два магазина, принадлежащие индийцам, выкрашенная в белый методистская церковь и небольшой радиопередатчик, которым управлял один из жителей деревни. Это место всегда имело важное значение. В середине XIX века северные острова Лау были завоеваны Маафу — вождем Тонга и одним из величайших воинов Тихоокеанского региона. Он разместил свою резиденцию в Ломаломе и основал там крупную тонганскую общину. Часть деревни все еще гордо и независимо оставалась тонганской. Позже, после того как Фиджи уступили британской короне, Ломалома стала резиденцией окружных комиссаров, которые правили всеми островами Лау. Здесь сохранились построенные ими здания с корабельными пушками внутри. Позднее административный центр переехал на юг, на остров Лакемба, расположенный в центре группы островов. Несмотря на это, в Ломаломе сохранялась атмосфера важности и значимости, отличавшая ее от более ветхих и неряшливых фиджийских деревень на других островах. Здесь по-прежнему имелся мбули, назначаемый правительством вождь, который отвечал за управление всей территорией Вануа-Мбалаву. Именно он приветствовал нас, и именно у него мы должны были жить на протяжении всего нашего пребывания. Это был крепко сбитый, мрачный мужчина, который пользовался глубоким уважением остальной общины. Он редко улыбался, а когда из вежливости делал это, то его улыбка, оставлявшая неприятное впечатление, поразительно быстро исчезала с лица. Нам сказали, что он был «сильным» человеком. В качестве примера того, как он использовал свой авторитет и поддерживал дисциплину, один из молодых людей описал случай, когда мбули обнаружил группу людей, которая делала «брагу» — запрещенный крепкий алкогольный напиток, который иногда тайно делают из маниока, ананаса, сахара и дрожжей. Он хватал нарушителей одного за другим и бил их, и никто из этих взрослых мужчин не осмелился оказать сопротивление.
Он выделил нам просторный красивый мбуре, который стоял посередине деревни недалеко от его дома. Пол в нем был покрыт несколькими слоями циновок из пандана и приятно пружинил под ногами, а великолепная крыша из стропил и перекладин, аккуратно подвязанных веревками, поддерживалась четырьмя отдельно стоящими колоннами из твердых пород дерева диаметром почти полметра. Обычно в этом пышном здании проводились общинные собрания, но сейчас в нем поставили несколько кроватей, и нам сказали, что мы можем чувствовать себя тут как дома.
Хотя мы были гостями мбули, заботы о нас легли на женские плечи. К счастью, его окружало много женщин: его жена, толстая веселая женщина; двоюродная сестра Гола, худая, с выступающими зубами, которая готовила большую часть пищи; и две его дочери, Мере (Мэри) и Офа. Девятнадцатилетняя Мере считалась местной красавицей. Ее волосы всегда были тщательно уложены в большой шар, от которого многие фиджийцы, к сожалению, теперь отказались. Она выглядела очень застенчивой и редко поднимала глаза, когда рядом были мужчины. Но иногда, когда кто-то шутил и отпускал дерзкое замечание, она поднимала глаза и сверкала маленькими зубами в великолепной улыбке, которую каждый мужчина в деревне находил очень привлекательной. Офа была на два года младше и очень похожа на Мере, хотя ей не хватало самообладания сестры, и ее лицо часто омрачалось детской нерешительностью. Гола готовила в специальной хижине рядом с домом мбули, а Мере и Офа приносили нам еду, сервируя ее на столике высотой с ногу, покрытом безупречно белой скатертью. Пока мы ели, сидя на полу со скрещенными ногами, обе девочки стояли по краям стола, чтобы отгонять опахалами мух, которые могли сесть на еду. Гола подавала нам вку