сную еду — сырую рыбу в кокосовом молоке, вареную курицу с ямсом, рыбу, запеченную на деревянном вертеле, маниок, сладкий картофель, бананы, ананасы и спелые сочные манго.
Наш ближайший сосед был толстым веселым человеком с врожденным дефектом речи, которого дружелюбно называли в деревне Тупым Вильямом. Но он был совсем не туп. Хотя он и не мог четко проговаривать слова, он производил много разнообразных и чрезвычайно выразительных звуков. С помощью завихрений, ударов ножом, махов руками и частого закатывания глаз он мог вести сложные и совершенно понятные разговоры. В действительности, с учетом того, что мы понимали на фиджийском языке не больше пары слов, он был одним из самых понятных нам собеседников в деревне. Он приходил в наш мбуре почти каждый вечер и потчевал нас достойными Рабле, истерически смешными историями о соседях.
Гордостью Уильяма было радио на батарейках, которое он включал очень громко, поскольку из-за болезни он также частично оглох. Но он не очень много слушал радиопередачи из Сувы. Деревни на восточном побережье Вануа-Мбалаву были связаны между собой крайне устаревшими телефонами. Когда-то они использовались на Суве и были проданы вождю Лау после того, как отжили свой век. Он установил их на нескольких своих островах. Поскольку здесь была только одна линия, поворот ручки на одной стороне телефона вызывал звон всех телефонов, поэтому для обозначения того, кому предназначался звонок, использовалась азбука Морзе. Телефон Ломаломы был установлен в доме мбули и весь день неразборчиво шумел кольцами. Никто особо не обращал внимания и, казалось, не тревожился о том, предназначен ли звонок для Ломаломы или нет. Кроме Уильяма. Для него вся эта система стала бесконечным источником развлечений. Он обнаружил, что, если извлечь телефонный провод и подключить его к динамику своей радиостанции, громкость значительно увеличится, и он сможет слушать разговоры всех жителей острова. Увлеченный этим занятием, он часами сидел рядом с ним и стал главным в деревне источником сплетен и скандалов. Поскольку он проводил большую часть вечера в нашем мбуре и поскольку мы понимали его собственный язык из булькающих звуков и жестов почти так же хорошо, как и все остальные, мы быстро узнали все о частной жизни практически каждого жителя деревни. В результате мы могли не только обмениваться непристойными шутками с соседями и знакомыми, но и сами придумали несколько. Через несколько дней мы перестали чувствовать себя совершенными чужаками и достаточно хорошо влились в общину.
Ритуальная рыбалка на озере Масомо — церемония, которая привела нас на Вануа-Мбалаву, — должна была состояться через три дня после нашего прибытия. Ману рассказал мне легенду о ее происхождении. Уильям постоянно прерывал его, приукрашивая рассказ.
«Однажды мужчина на этом острове работал на своей плантации и вдруг увидел двух богинь с острова Тонга, пролетающих над его головой. Они собирались навестить родственницу, которая вышла замуж за фиджийского мужчину, и взяли с собой в подарок рыбу, аккуратно завернутую вместе с водой в большой лист дикого растения таро. Мужчина обратился к ним и сказал, что его мучает жажда, спросив, не могли бы они дать ему попить. Они не обратили на него внимания и полетели дальше. Это очень его разозлило, и он срезал ветку с дерева нгаи и швырнул ее в них. Но она их не ранила, а просто выбила из их рук подарок. Вода вытекла и образовала озеро Масомо, и с тех пор в нем обитает священная рыба, предназначенная в подарок. Но она находится под запретом. Никому не разрешено ловить ее, пока жрецы не дают на это разрешение».
Когда наступил день церемонии, около 30 человек из Ломаломы (включая нас) поднялись на борт катера и отправились на север, чтобы присоединиться к людям из Муалеву и Мавана, чьи жрецы, по традиции, руководили ритуалом. Их катера тоже были спущены на воду, и к середине утра мы оказались посреди небольшого каравана. Мы следовали на север между коралловыми рифами и высокими известняковыми скалами, которые образуют побережье этой части Вануа-Мбалаву. Через три-пять километров головная лодка повернула в сторону входа в длинный узкий фьорд, который извивался вглубь острова между крутыми скалистыми обрывами. Когда наконец уровень воды понизился, мы сошли на берег и шли еще километр сквозь грязные мангровые заросли, а затем поднимались вверх по крутому склону. За ним мы увидели озеро Масомо — черный зловещий пласт воды длиной не более 300 метров, скрывающийся в низине густо покрытых лесом холмов. Мужчины из Муалеву работали здесь несколько дней: вырубали деревья и кусты, чтобы очистить берег озера и построить там полдюжины шалашей, простых деревянных остовов, крытых зелеными листьями. Вскоре на поляне собралось порядка 100 человек. Женщины и девочки начали разжигать костры для приготовления пищи и распаковывать таро и маниок, которые они принесли с собой завернутыми в листья. Некоторые мужчины пошли в кусты, чтобы нарезать еще веток и расширить шалаши. Все выглядели оживленными и беззаботными, словно толпа отдыхающих на берегу моря.
Ритуалы начались с поднесения друг другу кавы. Сначала мы, как чужаки на церемонии, подарили каву туи Кумбуте, вождю Маваны, чей титул, туи, указывал на то, что он самый старший вождь на церемонии. Затем различные кланы трех деревень обменялись дарами кавы, и затем мы наконец поднялись в небольшой шалаш, построенный в 50 метрах от остальных хижин, чтобы отдать дань уважения главе клана жрецов, который руководил всей церемонией. Получив каву, он объявил, что пришло время начать ритуалы.
Туи Кумбута немедленно послал своего глашатая, чтобы сделать объявление для всех.
«Разрешение на рыбалку было дано», — крикнул он, стоя посреди поляны.
«Винака, винака», — ответили мы все, что значит одновременно «слышу, слышу» и «большое спасибо».
«Все здесь должны участвовать. Вы должны войти в воды озера и плавать в парах. Запрещена любая одежда, кроме юбок из листьев нгаи. Смажьте свои тела маслом, иначе воды озера будут кусать вас. Вы должны плавать, пока жрец не объявит, что пришло время брать рыбу. Только тогда вы можете взять копья и собрать рыбу, которая всплывет на поверхность и сдастся вам».
Людей не нужно было просить дважды. Пока мужчины были заняты церемонией кавы, девушки делали тяжелые юбки из длинных блестящих листьев дерева нгаи, ветку которого мужчина, по легенде, бросил в летящих богинь. Мужчины брали готовые юбки и подвязывали их вокруг талии. Затем девушки помогали им смазать голую грудь и ноги кокосовым маслом, приправленным восхитительно пахнущими духами из давленых цветов, пока их великолепные мускулистые тела не заблестели золотистым медово-темным цветом.
Автора мажут кокосовым маслом перед церемонией рыбалки
Большая часть мужчин уже срезала себе и очистила от коры короткие бревна, которые должны были служить плотами. Держа их над головами и улюлюкая от восторга, они бежали вниз к воде, чтобы плюхнуться в озеро. Ману и Ситивени, уже облачившиеся в юбки, подошли к нам и сказали, что от нас с Джеффом тоже ожидают помощи на церемонии. К сожалению, у Джеффа было несколько язв на ноге, причинявших ему сильную боль, и он решил, что плавать ему было бы неразумно, но мне ничто не препятствовало. Гола сделала мне юбку, и, когда я надел ее, Мере тщательно намазала меня маслом. Ману дал мне бревно-плот, и мы вместе пошли вниз к озеру.
Вход в озеро для церемонии рыбалки
Озеро было мелким, а вода очень теплой, но удовольствие от плавания немного омрачалось тем, что дно было покрыто густым черным илом, в котором мы застревали до колен. Однако вскоре мы научились избегать его даже на глубине около полуметра или метра, плавая горизонтально, держась руками за бревна и отталкиваясь ногами. В центре озера было глубже и можно было плавать более активно, не покрываясь грязью. Вскоре девушки, тоже одетые в юбки и смазанные маслом, с криками и хихиканьем стали спускаться вниз, чтобы присоединиться к нам. Некоторые принесли свои собственные бревна-плоты, но большинство подплывало к мужчинам и пользовалось их бревнами. Затем мы по очереди переплывали озеро и громко пели, дрыгая ногами так, что оставляли позади водовороты черной от ила воды. Вскоре от воды пошел легко узнаваемый запах сероводорода. Почувствовав его, я понял, что происходит на церемонии. Газ образовался в результате гниения растительных остатков на дне озера, и, пока мы не тревожили воду, он оставался в иле. Когда он смешивался с водой, образовывался яд, который вынуждал рыбу всплывать на поверхность и «сдаваться», что загадочным образом и предсказывал жрец. Это также объясняло, почему ритуал требовал смазывать свое тело маслом. Сероводород при растворении в воде образует слабую кислоту, которая в сильной концентрации может вызвать сыпь на незащищенной коже.
Мы плавали почти два часа, а затем, один за другим, выходили из воды и шли обратно в лагерь на ужин. Но после еды большая часть из нас вернулась. Прохладным вечером в одной юбке из листьев в озере было теплее, чем на берегу. Огромная желтая луна поднялась над горами и пролила свой свет покрытой рябью дорожкой на черной воде. Мы плавали группами, иногда теряя друг друга в темноте и присоединяясь к другим группам. Над озером звучали наши крики, смех и песни.
Через час или около того, когда я начал уставать от плавания, я услышал отдаленное звучание укулеле и гитар, смешивающееся с нашими песнями. Я вышел из воды и увидел, что в лагере проходит таралала. Это слово происходит от английского tra-la-la-la, выражающего радость и веселье. На фиджийском оно значит практически то же самое, поскольку так называют веселый неформальный танец. В большом кольце сидящих людей простым ритмичным шагом туда-сюда двигались пары, плечом к плечу, обвив руками друг друга за талию. На одной стороне сидели музыканты и певцы, на другой смешивали и раздавали каву. Всю сцену освещало пламя маленького костра за пределами круга.
«Эй, Тавита, — позвала меня жена мбули, используя фиджийскую версию моего имени, под которым я был известен в деревне, — подойди и покажи нам, умеешь ли ты танцевать». Я прошел через круг к тому месту, где сидела Мере, и под аккомпанемент свистков и криков Тупого Уильяма мы присоединились к общему веселью.