Девочки ловят рыбу
Мы пели, танцевали и пили каву до поздней ночи. Люди приходили с озера, чтобы согреться у костра и присоединиться к вечеринке, а затем один за другим возвращались в темноту, чтобы снова поплавать. Когда я пошел в свой шалаш, музыка играла так же громко, как и прежде. Я спал всего несколько часов. Утром, когда я вернулся к озеру, в воде все еще плавало около 20 человек.
Затем рыба наконец стала подниматься. Это были огромные серебристые создания. Я лениво лежал на воде у ближайшего к лагерю края озера, когда вдруг услышал позади себя крик, и 20 человек бросились по тропинке, размахивая гарпунами — длинными палками с пятью-шестью железными шипами на конце. Жрец отдал приказ начинать сбор рыбы. Мужчины образовали очередь и начали один за другим спускаться вниз к озеру. Воздух заполонили копья. Иногда полуотравленная рыба, пытаясь ускользнуть, яростно билась туда-сюда по поверхности воды. Некоторые рыбы были уже настолько бездыханны, что девушки могли схватить их за хвост. Ритуал предусматривал даже мельчайшие детали обращения с рыбой. Обычно фиджийский рыбак нанизывает свою добычу на леску, которая проходит через рот и жабры, но в этом случае обычай предписывал, чтобы рыбу нанизывали на веревку, проходящую через глаза, и все мужчины вооружились маленькими деревянными шампурами, чтобы унести их в таком виде. Через полчаса все закончилось. Я насчитал 113 больших серебряных рыб, похожих на огромную скумбрию, лежащих на берегу.
Вечером мы вернулись в Ломалому, и той ночью все лакомились авой (так называли рыбу). Мне она показалась восхитительной. Однако Джефф, который не участвовал в церемонии и был, возможно, настроен несколько предвзято, утверждал, что по текстуре она напоминает вату, а по вкусу — плохие яйца.
Практическая ценность ритуала была вполне очевидна. Подобная рыбалка могла быть успешной только в том случае, если множество людей объединят свои усилия, — и поэтому ее нужно было специально организовывать; и эта практика должна быть строго ограничена, поскольку, если проводить ее слишком часто, рыба может быть полностью истреблена. Самым удобным способом организации всего этого было превращение рыбалки в ритуал под управлением клана жрецов.
Перед отъездом из Сувы мы договорились, что небольшое торговое судно, регулярно заходящее на острова Лау, заберет нас из Ломаломы и отвезет на острова на юге. Но оно должно было прибыть только на следующей неделе. Дни, последовавшие за церемонией рыбалки, были одними из самых счастливых и приятных моментов за все время нашего путешествия по Тихому океану. Повседневная жизнь деревни, которая первоначально нарушилась и вышла из равновесия из-за нашего приезда, постепенно возвращалась в нормальное русло, по мере того как наше присутствие стало восприниматься как должное.
По утрам деревня просыпалась рано. В будние дни люди проводили время за совместной работой, которую определял предшествующим вечером туранга ни коро, вождь. Нужно было строить дома, ремонтировать сети или плести корзины. По субботам семьи работали на себя в своих огородах из маниока, батата или таро. По воскресеньям не работал никто.
Мы особенно сдружились с Тотойо, высоким мужчиной с волосатой грудью и неподходящим ему высоким голосом. В деревне у него была репутация одного из лучших ловцов рыбы гарпуном. Иногда мы плавали с ним на его каноэ и ныряли над рифами. Он был великолепным пловцом. Он нырял на 4,5 метра, преследуя рыбу, и оставался под водой по нескольку минут за раз.
И вот нам нужно было готовиться к отплытию с острова. По радио мы заказали шхуну, которая должна была прийти из Сувы и забрать нас. За ночь до ее прибытия мы провели большую церемонию кавы в нашем мбуре. Джефф, который уже полностью поправился, сидел рядом со мной, а Ману и Ситивени сидели по обе стороны от нас. На другом конце круга сидел мбули, его жена, Гола, вождь, Тупой Уильям, Тотойо, Мере, Офа и остальные наши друзья.
Ману с Мере и Офой на рифе после возвращения с рыбалки
После того как мы все выпили каву, я прошел по кругу и поставил перед каждым членом семьи мбули маленький подарок — ткань, духи, украшения и ножи, которые я купил в индийском магазине. Затем я произнес короткую речь, которую Ману переводил фразу за фразой. Я поблагодарил людей за их доброту к нам, гостеприимство и великодушное отношение, с которым они приняли нас в свою общину, и выразил сожаление от того, что мы уезжаем.
Когда я закончил, мбули начал говорить ответную речь. Он произнес лишь несколько предложений, когда неожиданно, вопреки всем обычаям, жена прервала его.
«Я должна говорить. Не грустите, Тавита и Геффери, — сказала она, и слезы текли у нее по щекам, — ибо вы никогда не сможете покинуть Ломалому. Теперь вы — члены нашей семьи, а мы — члены вашей. Куда бы вы ни поехали, частичка Ломаломы всегда будет с вами. А что касается нас, то мы вас не забудем. Когда бы вы ни вернулись сюда, этот мбуре ваш, вы можете жить в нем столько, сколько захотите, и мы всегда будем готовы снова приветствовать вас в вашем втором доме».
Слушая ее, я ей верил. Я верю ей до сих пор.
На следующий день на западе на горизонте появилось крошечное пятнышко. Тотойо немедленно объявил, что это «Мароро», корабль, который наняли по радио. Он был едва различим, но по направлению пути, времени появления и новостям о кораблях, которые он ежедневно подслушивал по ревущему радио Тупого Уильяма, он был уверен, что это именно наш корабль.
Точка медленно увеличивалась в размерах, пока наконец мы не увидели в бинокль, что это была великолепная шхуна с белым корпусом под полным парусом. Тотойо был прав: это была «Мароро». Она величественно качалась между двумя участками беспокойной воды, которые обозначали проход в лагуну через окружавший ее риф. Когда она была не более чем в ста метрах от нас, она опустила грот и бросила якорь. Мы попрощались в последний раз и в течение часа покинули Ломалому.
Капитаном и совладельцем «Мароро» — таитянское слово, означающее «Летучая рыба» — был англичанин Стэнли Браун, который побывал в Тихоокеанском регионе во время войны в составе флота и был так очарован островами, что поселился здесь навсегда. Он был страстным и искусным моряком. Узнав, что мы на две недели отстаем от графика, он немедленно предложил плыть всю ночь, уверенный в точности своей навигации, которая убережет нас от столкновения с рифами. С наступлением вечера поднялся сильный ветер. Он заглушил двигатели, и мы плыли по освещенному звездами морю с натянутыми вантами и поскрипывающим кливером, оставляя в кильватере широкий светящийся след.
Мы очень неплохо разогнались. Ночью мы плыли на юг, мимо Лакембы, в центр островов Лау, а с наступлением рассвета продолжили путь на запад. Хотя мы и отставали от графика, по пути обратно в Суву у нас было время зайти на некоторые другие острова.
Пальмовый вор, или кокосовый краб
В один из дней мы высадились на небольшой необитаемый атолл, чтобы собрать кокосы. Пока я бродил по плантациям, Ману подошел ко мне, держа в руках самого большого краба, которого я когда-либо видел. В длину он достигал полуметра, у него было огромное тело в форме сердца, гигантские клешни и черный мясистый пупырчатый хвост, изогнутый под телом. Панцирь был красно-коричневого цвета, но его нижняя часть и суставы ног были окрашены в синий цвет. Это был пальмовый вор, или кокосовый краб, и я обращался с ним очень осторожно, потому что его клешни выглядели так, как будто вполне могут раздавить один из моих пальцев, если им представится такой шанс.
Пальмовые воры родственны нашим очаровательным маленьким крабам-отшельникам, которые ползают по скалистым заводям британского побережья, таща за собой свой дом-ракушку. Но эти тихоокеанские монстры настолько большие и так хорошо защищены, что не нуждаются в домике-ракушке. Кроме того, они адаптировались к жизни на суше и возвращаются в море только для размножения.
Люди рассказали, что крабы были большой бедой плантаций. Они карабкались на пальмы, срезали часть кокосов, а затем спускались, отрывали скорлупу упавших орехов, открывали их своими огромными клешнями и лакомились их мякотью. Эти истории ходят по всему Тихоокеанскому региону, но многие натуралисты ставят их под сомнение.
Я поместил пойманного Ману краба на пальму, чтобы посмотреть, может ли он карабкаться. Его длинные ноги обхватывали шероховатый ствол, их острые концы легко находили точки опоры, и он начинал медленно подниматься вверх, по очереди ступая каждой из своих шести ног. Не было сомнений, что он может подняться на пальму, если захочет.
Я снял его до того, как он поднялся слишком высоко, и положил перед ним кусочек кокоса, чтобы посмотреть, будет ли он его есть. Мужчины посмеялись надо мной: они сказали, что крабы питаются только по ночам. Разумеется, мой образец не заинтересовался никакими кокосами: ни целыми, ни разбитыми, ни старыми, ни только что собранными. Конечно, это ничего не доказывало. Тем не менее мне было трудно представить, как это существо, пусть и столь сильное, может самостоятельно разбить кокос.
В ямах между валунами на берегу мы нашли других крабов. Вскоре у нас было уже пять монстров, осторожно передвигающихся по мягкому дерну под пальмами. Один из самых крупных медленно наступал на другого, немного поменьше. Он нанес ему удар клешней. Другой сделал то же самое, их клешни сплелись, как будто они пожимали друг другу руки. На мгновение это показалось комичным; затем стало немного ужасающим. Когда агрессор усилил свой захват, с клешни меньшего краба начали слетать осколки панциря с резким неприятным звуком. Подвергшийся нападению краб выдвинул свою свободную клешню вперед и с ужасной неторопливостью вцепился ей в одну из ног противника.
Мы смотрели за битвой; но это было не соревновательное сражение со смелым натиском и умелым отпором, а спокойная и безжалостная схватка. Только отчаянно вращающиеся стебельчатые глаза крабов выражали какие-то эмоции и выдавали живых существ в огромных бронированных панцирях. Они напомнили мне глаза солдата, выглядывающего сквозь стальную щель в передней части танка. Борьба продолжалась долго. Я пытался разнять крабов, но, когда их поднимали, они, казалось, только отчаяннее вцеплялись друг в друга и оставались сцепленными в беззвучной беспощадной схватке. Вдруг нога большого краба, захваченная клешней меньшего, сломалась в суставе, расположенном высоко и близко к телу. Из рваной белой раны выступала бесцветная кровь. Клешни расцепили свой захват, и искалеченный краб медленно отступил. Победитель пошел в обратном направлении, держа ампутированную ногу вверху в своей клешне. Затем он бросил конечность, как механический экскаватор, избавляющийся от своего груза. Битва была окончена.