Для Марко Поло, жившего в XIII веке, Рух была не легендой, а настоящей птицей, и он подробно описал ее: «Все признавали в животном орла, но огромного размера; такого, что его крылья покрывали 13 шагов, а перья были 12 шагов в длину и соразмерной толщины. И он был настолько сильным, что мог схватить когтями слона, поднять его высоко в воздух и бросить так, что он разобьется на куски; убив его таким образом, птица набрасывается на него и с удовольствием ест».
Рух, из «Путешествий Линсхотена», 1595 год
Марко Поло никогда не утверждал, что видел это чудовищное создание, но в подтверждение его существования он описал его перо, которое было доставлено его покровителю хану Хубилаю. Оно было длиной в 16 метров, а обхватить его можно было лишь двумя ладонями. Этим впечатляющим предметом, должно быть, была засохшая пальмовая ветвь, без сомнения редкая и неизвестная вещь для Пекина XIII века. Марко Поло, однако, пошел дальше. Хотя он и не бывал в этих местах, у него были достоверные сведения о том, что птица живет на островах «к югу от Мадагаскара». На первый взгляд это мало что дает, потому что к югу от Мадагаскара на несколько сотен километров нет никаких островов. Но эта отсылка не столь бессмысленна, как кажется. Поло пишет, что «Мадагаскар» был богат верблюдами и служил крупным центром торговли «слоновьими» зубами. Ни одна из этих деталей не имеет отношения к острову, который ныне называется Мадагаскаром. Вполне вероятно, что в действительности Марко Поло имел в виду Могадишо на северо-восточном побережье Африки, где, безусловно, много верблюдов и слоновой кости. Если это так, то словосочетание «к югу от Могадишо» должно относиться к Мадагаскару и соседним к нему Реюньону и Маврикию. Более того, у его информантов, возможно, были веские основания полагать, что птицы Рух жили где-то неподалеку. Эти данные образованный европейский мир получил лишь тремя столетиями позже, в 1658 году.
В том году один француз, Этьен де Флакур, назначенный королем управляющим французской Ост-Индской компанией и губернатором Мадагаскара, опубликовал первую книгу об этом острове. Это удивительно подробная работа, содержащая списки растений, минералов, рыб, насекомых, млекопитающих и птиц. Среди них содержится эта запись: «Вурон патра — гигантская птица, которая живет в местах народа ампатрес (на юге Мадагаскара) и откладывает яйца как страус; это вид страусов; чтобы жители этих мест не поймали ее, она выбирает самые уединенные места».
Этот отчет не вызвал сенсации, и в то время, когда каждое путешествие приносило истории о новых чудесах и открытиях, он привлек мало внимания и вскоре был забыт. Но в 1832 году другой француз, Виктор Сганзан, увидел одно из яиц птицы вурон патра. Люди использовали его как емкость для воды. Оно было удивительно большим — длиной в 30 сантиметров, в 6 раз больше страусиного яйца. Сганзану удалось купить его у местных и отправить в Париж на торговом судне. К сожалению, судно разбилось и затонуло у Ла-Рошели, и яйцо было потеряно. Лишь в 1850 году Европа увидела эти странные предметы. Капитан по имени Абади привез во Францию три яйца и некоторые фрагменты костей.
Несколько лет в научных кругах бурно спорили, что за птица отложила эти гигантские яйца. Некоторые авторитеты категорически настаивали, что это создание было подобием орла, как писал Марко Поло. Другие полагали, что это был огромный пингвин или гигантский водяной пастушок. Вопрос окончательно решился, когда из болота в центральной части Мадагаскара были извлечены огромные птичьи кости. По ним стало совершенно ясно, что птица была похожа на страуса и не умела летать. Рост птицы достигал почти трех метров в высоту, и ученые назвали ее эпиорнис.
Реконструкция внешнего вида эпиорниса
Хотя это не самая высокая птица, которая когда-либо существовала, — некоторые виды вымерших моа из Новой Зеландии были несколько выше, — она была крепко сложена и практически наверняка была самой тяжелой из всех птиц и весила, по некоторым оценкам, почти 450 килограммов.
Флакур оказался прав. То, что он распознал в гигантской птице разновидность страуса, не видя ее костей и не зная сравнительной анатомии, почти наверняка означало, что его информаторы действительно видели это создание живым. Сейчас, к сожалению, птица однозначно вымерла: каким бы огромным ни был Мадагаскар, там нет неразведанных мест, где могло бы укрываться существо размера эпиорниса. Тем не менее там все еще встречаются гигантские яйца, и я надеялся, что в песках вокруг высохшей реки Линта мы сможем найти если не яйцо целиком, то хотя бы его небольшой обломок.
Мы разбили палатку под молочайным деревом, которое росло рядом с единственным источником воды на многие километры вокруг — девятиметровым по глубине колодцем. Люди приходили сюда из далеких селений, чтобы достать воду ведром, пили сами и поили пригнанный скот. Животных оставляли в тени в зарослях колючего кустарника в ста метрах и подводили по нескольку жадно пить воду, налитую в открытые бетонные баки рядом с колодцем.
Мы с Джеффом начали поиски фрагментов яиц. Солнце немилосердно палило на безоблачном небе, припекая дюны. Песок был настолько горячий, что если бы пришлось ходить по нему босиком, то это было бы очень болезненно, по крайней мере для нас, а отражаемый им свет был столь ярким, что приходилось щурить глаза. Час за часом мы медленно плелись, и песок расползался под каждым нашим шагом, так что ходьба утомляла вдвойне.
Какой бы бесплодной ни казалась пустыня, мы обнаружили много признаков жизни — извилистый след змеи, след ящерицы, хвост которой оставлял тоненькое волнообразное углубление между следами ее лапок, вереницы коротких следов, похожих на стрелы, оставленных маленькими птицами, семенившими по песку.
Пауки оплели паутиной ветки низкорослых колючих кустарников и каким-то чудом подвесили к нижним краям пустые раковины улиток — они служили грузами и удерживали шелковистые сети натянутыми. Под одним кустом мы нашли прекрасную черепаху длиной почти полметра. Ее куполообразный панцирь шоколадно-коричневого цвета украшали сияющие желтые линии. Эти существа, как мы знали, почитаются многими племенами. Если человек встречает ее, он кладет на ее панцирь небольшое подношение и идет дальше, обрадованный встречей, поскольку считает ее хорошим предзнаменованием. Но эта встреча не принесла особенной удачи. Измученные жарой, мы устало потащились в лагерь с пустыми руками.
Фрагменты яиц эпиорниса
После полудня, когда прошла самая жаркая пора дня, мы еще раз попытали удачу. Через два часа я наконец-то кое-что нашел. Три маленьких кусочка размером с десятипенсовую монету и толщиной в два раза больше. Одна сторона у них была блеклой, другая — бледно-желтой с четкими прожилками. Несомненно, это были кусочки гигантского яйца. Сидя в скудной тени зеленого кустарника, мы рассматривали находки и плевали на них, чтобы очистить поверхность. К нам подошел маленький лохматый мальчик, перегонявший стадо коз. Он был пыльный и голый, если не считать ожерелья из голубых бусин и набедренной повязки. Я подозвал его и показал наше сокровище.
«Я ищу большое яйцо, — сказал я по-французски. — Эти — маленькие кусочки, это не хорошо. Я ищу большие кусочки».
Он уставился на меня с совершенно растерянным видом.
«Яйцо, — сказал я настойчиво. — Огромное яйцо». Ни тени эмоции не проскользнуло на его бесстрастном юном лице.
Я знал, что плохо говорю по-французски, но сомневаюсь, что он понял бы настоящего француза. Он явно говорил только на своем местном малагасийском диалекте. Я попытался еще раз. Я изобразил руками форму и размер объекта, который ищу. Бесполезно. Мальчик смотрел мимо меня, заметил, что его козы отбились от стада, бросил в них камень и побежал.
Сколь бы малы ни были эти фрагменты, мы были от них в восторге. Вернувшись в лагерь, я с большой гордостью показал их Жоржу и подумал (но из скромности промолчал), что обладаю чрезвычайно острым зрением, ведь я смог различить эти крошечные осколки в необозримом море песка.
На следующее утро, когда я проснулся, перед палаткой стояла высокая худая женщина, завернутая в простыню, и смотрела на меня сквозь москитную сетку. На голове у нее была большая корзина. Она поприветствовала меня по-арабски, коснувшись правой рукой лба и сердца. Я изо всех сил старался вылезти из спального мешка, пытаясь привести себя в порядок перед долгой разговорной баталией на исковерканном французском, который будет незаменим для того, чтобы понять, что она хочет. Но мне не стоило беспокоиться. Женщине не нужны были слова, ее действия говорили сами за себя. Она просто сняла корзину с головы и выложила на землю груду фрагментов яиц.
Я смотрел на них как громом пораженный. Стало ясно, что мальчик-пастушок точно понял, что я делал в пустыне, и разнес эту новость по деревне. Очевидно было и то, что я преувеличил остроту своего зрения. Даже практически слепой мог бы отыскать эти три фрагмента, а эта женщина собрала за несколько часов по меньшей мере 500 осколков.
Я пытался поблагодарить ее и дал ей вознаграждение. Она снова коснулась лба в знак благодарности и грациозно ушла. Такой великолепной прямой осанкой обладают все, кто обычно носит грузы на своей голове.
К этому моменту Жорж и Джефф уже проснулись. В изумлении перебрав огромный клад, мы начали готовить кофе. Но не успел вскипеть чайник, как пришла другая женщина. Она тоже принесла корзину с фрагментами яиц.
«Хорошо, что парень не понимал твоего французского, — сказал Джефф. — Ты мог предложить ему по пять франков за штуку, и будь так, мы уже были бы банкротами».
Мы явно добились большего успеха, чем я рассчитывал, когда просил фрагменты яиц. Но теперь, когда мы просили рассказать, что больше осколков нам не нужно, мы ничего уже не могли поделать с лавиной скорлупок, накрывшей лагерь. Ежечасно приносили свежую порцию, и к концу дня под молочайным деревом образовалась куча высотой больше 30 сантиметров. Это было удивительным доказательством того, насколько распространены были когда-то эпиорнисы. Скорлупки всех птичьих яиц состоят из карбоната кальция, но бо