Так они питались до полудня. К тому времени тепло, отражающееся от поверхности озера, становилось настолько сильным, что воздух струился, а очертания птиц, кормившихся дальше чем в нескольких метрах от нас, размывались и колыхались. Снимать было невозможно, мы радостно покидали душный тайник и укрывались в лагере. Но даже там от жары не было спасения. Изредка едва ощутимый бриз пробивался через голые деревья, но не приносил облегчения, поскольку был столь же горячим и сухим, как воздух из духовки. Даже птицам, похоже, становилось невмоготу. Большинство прекращало поиски еды и замирало рядом со своими отражениями в зеркальной воде.
К трем часам дня жара спадала, и мы могли делать фотографии без бликов. Тогда мы возвращались к тайнику, поскольку и птицы теперь вели себя иначе. Они больше не рыскали в воде и оставляли места кормления. Фламинго взлетали группами и расправляли свои крылья, во всей красе являя поразительную прелесть красных и черных перьев своих передних крыльев, а их отражения окрашивали воду тонким и нежным розовым румянцем. В полете за ними тянулись их длинные ноги, а шеи были вытянуты. Они приземлялись в чуть более глубоких местах на северной оконечности озера. Там некоторые выстраивались в длинные очереди по три-четыре птицы в ряд, змеевидно растягивавшиеся на несколько сотен метров. Другие собирались в плотные кучи и стояли с высоко поднятыми головами, пихая и толкая друг друга. С большого расстояния не видно их тонких ног, так что их скучившиеся тела сливались, образовывая неподвижное розовое облако на высоте 30 сантиметров над поверхностью.
Что они делали? Готовились ли они к дальнему перелету? Или это была какая-то форма массового ухаживания, подготовка к образованию пар? Чем больше мы наблюдали за ними, тем больше я понимал, как мало мы знали об этих прекрасных стаях.
Когда солнце на горизонте скрывалось за баобабами, а его красноватые лучи палили уже не так сильно, розовые стаи растворялись в великолепном пламени, освещавшем небо и озарявшем воды озера. Большие коричневые канюки и белощекие вороны чистили перья на верхушках деревьев. Пару часов было достаточно прохладно для приятной прогулки. В это время мы и деревенские жители спускались к озеру, чтобы набрать воды из ям, выкопанных на расстоянии примерно метра от его краев. Эта вода, отфильтрованная землей, была гораздо менее горькой, чем в озере, хотя все же грязной и противной на вкус. Но это был единственный источник воды, и мы много ее пили, чтобы восполнить то, что теряли с потом за день. Из соображений гигиены мы многократно кипятили ее и растворяли в ней таблетки с хлором. Но даже с добавлением молотого кофе или фруктового сиропа она не становилась менее противной на вкус.
В эти приятные вечера мы на время забывали о фламинго и бродили среди баобабов и колючих кустарников, которые росли между ними, изучали дуплистые деревья, искали в их ветвях гнезда и опрокидывали гнилые бревна в поисках других тварей.
Колючий тенрек
Там водилось несколько видов птиц — красноголовые ткачи, жаворонки, удоды, обыкновенные цесарки и стаи маленьких мадагаскарских сероголовых неразлучников с неяркими серыми головами и зелеными туловищами, но ни один из этих видов не был многочислен. Даже на самом озере, кроме фламинго, обитало мало видов — пара белых цапель-одиночек, небольшая стайка красноклювых шилохвостей и, особенно по вечерам, — группа изящных длиннокрылых маскаренских крачек Берга. Мы не встречали змей и млекопитающих, пока однажды вечером я не нашел под бревном крошечного колючего тенрека. Он свернулся калачиком в укромной маленькой норке, усыпанной хрустящими коричневыми листьями.
Животное было не более 15 сантиметров в длину. У него были миниатюрные глазки и влажная, заостренная морда, щедро усыпанная длинными усами, а его спинку полностью покрывали короткие колючки. Он выглядел в точности как миниатюрный еж, и я бы принял его за ежа, не знай я из книг, что на Мадагаскаре не водятся настоящие ежи.
Однако его внутренняя анатомия ясно показывает, что это совсем другое животное. Как и еж, он принадлежит к отряду насекомоядных (Insectivora), но у него есть несколько особенностей, роднящих его с сумчатыми. Многие зоологи считают его одним из самых примитивных из всех настоящих млекопитающих. Как и многие другие мадагаскарские животные, в дикой природе тенреки больше нигде не встречаются. Их единственными ближайшими родственниками в других частях мира являются гигантские водяные землеройки лесов Западной Африки, а также необыкновенный зверь — щелезуб, обитающий только на Кубе и Гаити.
На Мадагаскаре водится много различных видов тенреков, и далеко не все из них скрывают свою истинную природу под игольчатой мантией. Одни — маленькие, пушистые, черного цвета с желтыми полосками. Другие похожи на кротов, третьи — на землероек, а еще одни прячутся в плотинах рисовых полей и, подобно водяным крысам, плавают в каналах и на залитых водой полях. У одного вида есть странная особенность: 47 позвонков в хвосте — больше, чем у любого другого млекопитающего. Самого крупного, размером с кролика, иногда называют бесхвостым тенреком — в этом нет смысла, потому что у некоторых других видов тоже нет хвоста. У него жесткий, колючий мех с немногочисленными маленькими иголками, спрятанными сзади шеи.
Отловив представителей других видов, мы позже выяснили, что поведение тенреков отличается в зависимости от их «арсенала». Наш маленький колючий тенрек мог свернуться в шарик, не так идеально, как еж, но тем не менее достаточно для защиты от собак и других плотоядных созданий, не любивших забивать рот колючками. В этой позе он проводил большую часть дня, но по вечерам распрямлялся и сновал вокруг, в поисках сигналов и стимулов больше полагаясь на нюх, чем на свои крошечные глазки. Дотронься до него тогда, он бы дернулся и очень постарался пронзить наши пальцы своими колючками. Если бы мы продолжили его беспокоить, в крайнем случае он мог укусить нас своими маленькими челюстями. Но обычно он смыкал задние и передние ноги, пытаясь соединить колючки головы с иголками на задней части туловища.
Из-за этой его повадки малагасийским мужчинам, дорожащим своей смелостью, не положено употреблять тенреков в пищу: люди верят, что, отведав его мяса, они неизбежно заразятся его трусостью, которую, по их мнению, проявляет этот вид тенрека, не пытаясь активно защитить себя, а просто сворачиваясь в клубок.
Однако большой бесхвостый тенрек без колючек будет щелкать челюстями и кусаться при малейшем поводе. Ограничений на его употребление в пищу не существует даже для малагасийских воинов, поэтому на него активно охотятся из-за мяса. Укус его весьма болезненный, и, как ни парадоксально, именно это качество породило опасное для зверьков суеверие. Нижняя челюсть тенрека усеяна множеством острейших белых зубов, их у него больше, чем у значительной части млекопитающих. Женщины вешают эти зубы в виде ожерелья детям на шею как амулет, веря, что благодаря этому ребенок вырастет со здоровыми зубами. В результате за зверьками охотятся на Мадагаскаре повсюду.
Мы нашли еще пять маленьких колючих тенреков и держали их вместе в затянутой проволокой коробке с соломенной подкладкой. Мы предполагали, что обычно они едят насекомых и дождевых червей, и снабжали их и тем и другим. Но мы давали им и маленькие кусочки сырого мяса, которые они жадно и с удовольствием пожирали по ночам.
Наш восторг заметили некоторые мужчины, приходившие посидеть и понаблюдать за нами в лагере, пока мы возились с неведомыми им вещами — газовой плитой на бутане, магнитофоном или камерой. Они охотно забирали пустые жестяные банки, бракованную пленку или ненужные бутылки, и со временем мы вновь встречали их в колодцах в качестве емкостей для воды, кружек или просто детских ожерелий на кусках проволоки.
Мышиные лемуры
Однажды вечером трое мужчин принесли ответный дар — извивающийся сверток, завернутый в рубашку. Когда я развязал один из ее рукавов и заглянул внутрь, я увидел не одно, а множество маленьких пушистых существ с круглыми, блестящими глазами и длинными хвостами. Лучшего подарка быть не могло. Это были самые маленькие представители клана лемуров — Microcebus, или мышиные лемуры.
Когда нам наконец удалось переместить их в клетку, мы насчитали 22 зверька. Они забились в дальний конец коробки, тревожно моргая. Местные мужчины нашли их в дуплах деревьев. Очевидно, это были ночные создания, не выносившие дневного света. Мы прикрыли верх клетки нарезанными полосками мешковины и дали лемурам освоиться в темноте. Однако во всей красе мы увидели их только ночью, когда они стали резвиться в клетке при лунном свете.
Они очень похожи на африканских галаго, но меньше любого их вида. Без сомнения, это самые крошечные из всех приматов: не считая их пушистых хвостов, в длину они достигают всего 13 сантиметров. Их большие, слегка выпученные глаза были теплого желтого цвета, но в темноте для остроты зрения их радужные оболочки расширились, и их глаза приобрели темно-коричневый цвет. Их большие уши были не толще бумаги, как у ушанов, и постоянно двигались, скручивались и дрожали, чтобы поймать любой незначительный звук.
Но сколь бы очаровательно и трогательно они ни выглядели, эти маленькие создания были дикими существами. Каждый вечер мы клали им в клетку кузнечиков, палочников и жуков, и они набрасывались на них с восторженным щебетанием, хватали насекомых крошечными ручками и вгрызались в их мягкое брюшко, как дети, которые едят початок кукурузы.
Из всех лемуров нам разрешили забрать только этих созданий, поскольку малагасийцы не охотятся на них ради еды, и они, к счастью, не находятся под угрозой исчезновения. Сами мы, надеюсь, не подали дурной пример нарушения запрета на ловлю лемуров, поскольку люди не считают этих созданий лемурами и думают, что это просто любопытная разновидность мышей. Вместе с тенреками они составили основу маленькой коллекции животных, которых мы забрали с собой для Лондонского зоопарка.