Я был вполне готов поверить ей.
«Хотя в эти дни все спокойно, — продолжила она. — Это больше не край света, хотя южане, похоже, все еще думают, что мы все здесь дикий сброд. Знаете, — добавила она возмущенно, — когда моя дочь вышла замуж несколько месяцев назад, какой-то писатель из газеты позвонил из Сиднея и спросил, как много гостей приехало на свадьбу на верблюдах!»
Мы понимающе кивали. Из бара донеслись звон разлетевшегося вдребезги стекла и удалые крики.
«Простите», — сказала она выразительно и ушла.
На следующее утро мы выехали рано, чтобы проехать оставшиеся 130 километров до Нурланджи. Пейзаж был практически таким же, как и на пути в Пайн-Крик, но теперь мы свернули с битума, и дорога без покрытия вскоре сузилась до извилистой тропы. На битуме мы хотя бы иногда видели другие автомобили, там были дорожные знаки, и, хотя это была малолюдная дорога, там было много свидетельств присутствия человека. Здесь, помимо самой тропы, не было никаких опознавательных знаков. Ни зданий, ни телеграфных столбов, ничего. Земля казалась совершенно необитаемой. Однажды, когда мы остановились, чтобы дать двигателю остыть, мы, к нашему удивлению, услышали стук копыт. Из кустов появился высокий всадник, босой и с голой грудью. С его седла свешивалась банка пива.
«Если увидите нескольких парней со стадом, скажите им, что джипу Гудпарла крышка», — сказал он. Затем, не дожидаясь ответа на эту загадочную просьбу, он обхватил лошадь за голову и ускакал. Это был единственный человек, которого мы видели между Пайн-Крик и Нурланджи.
Мы добрались до лагеря Алана как раз к обеду. Когда мы сидели в столовой, утоляя жажду, у дверей появился единственный остановившийся там гость. Он только что вышел из душа и был одет только в трусы и длинную бесформенную майку, едва прикрывавшую его огромный дряблый живот. Это был мясник, который приехал из Мельбурна на охоту на несколько дней. Солнце выжгло у него на шее воспаленный алый треугольник. У него шелушились предплечья. Он был далек от того, как я себе представлял бесстрашного белого охотника.
«Добрый день, — сказали мы, переходя на местный язык. — Как жизнь?»
«Клубок мускулов, — ответил он, с такой силой ударив себя в грудь кулаком, что все его тело всколыхнулось, как бланманже. — Могу одолжить, если нужно».
Вскоре выяснилась причина его жизнерадостности: несколько часов назад он всадил пулю в голову огромного буйвола, который мирно поглядывал на него из-за кустов.
«Да, — с воодушевлением сказал он, — это была отличная поездка — настоящий праздник для мужчины». И засмеялся.
Хотя мясник, который четыре дня ездил по бушу с гидом-аборигеном, указывавшим ему на буйволов, был готов и, без сомнения, желал рассказать нам все о привычках зверей — где мы найдем их и как близко к ним мы можем подходить, — мы чувствовали, что получим более достоверную информацию от старого охотника на буйволов по имени Йорки Билли.
Йорки жил в полутора километрах от Нурланджи с женой, пятью детьми и табуном лошадей. Домом ему служил большой залатанный кусок брезента, натянутый на шесты. Под ним на веревках висели полоски сушащегося мяса. Перед ним тлел маленький костер из бревен. Йорки было около семидесяти лет. У него были седые волосы, а ноги стали кривыми за долгие годы, проведенные в седле. Его кожа была такой же темной, как у аборигенов, но черты лица были европейскими. Немногие люди знали регион и его животных лучше, чем он, поскольку он здесь родился.
«Мой отец приехал сюда искать золото, — сказал он. — Его называли Йорки Мик, потому что он приехал из Йоркшира».
«Йоркшир?» — сказал я удивленно.
«Это часть Британской империи, — терпеливо объяснил Йорки. — Где-то к северу от Лондона. Мой старик выращивал там картошку и лук. Но я не думаю, что это особо хорошее место. Большую часть времени там лежит снег. Мой отец считал, что тут гораздо лучше». Он погладил свои отвисшие усы. «Хотя золото он не нашел».
Йорки Билли
Как и его отец, Йорки женился на аборигенке. Она была маленькой девочкой, с самыми тонкими ногами, которые я когда-либо видел. Пока мы разговаривали, она смущенно оставалась с детьми в палатке.
«Это моя вторая жена, — сказал Йорки. — Я нашел первую, просто бродя по бушу. Она уже мертвая. Эта была дана мне по обету племени. Ее родители обещали мне ее еще до рождения. Такие обещания не нарушают. Конечно, тут никогда не угадаешь. Хотя бы потому, что могла родиться не девочка. Затем мне пришлось подождать, прежде чем я смог на ней жениться. Но она хорошая жена для меня».
Йорки разбил лагерь у Нурланджи со своими лошадьми, чтобы давать их напрокат охотникам за крупной дичью. Большинство, однако, предпочитали стрелять из джипа, и у Йорки были тяжелые времена. Раньше, когда он работал стрелком буйволов на равнинах, было лучше.
«Раньше за шкуру крупного быка давали двадцать фунтов, но теперь они ничего не стоят, — сказал он. — Так что я зарабатываю пару фунтов, где могу. Получил фунт за наводку на динго. Крокодильи шкуры все еще в цене, когда их удается раздобыть. И я все еще не упускаю из виду золото, которое мой старик так и не нашел».
«Эти буйволы действительно опасны?» — спросил я.
«Честное слово, да. Встретишь старого быка, который когда-то получил пулю в спину, и он бросится на тебя. А есть другие, которые просто от природы резвые. Они тоже могут напасть. Мне часто приходилось в спешке забираться на дерево».
«Как избежать неприятностей?»
«Не приближайся к ним ближе чем на пятьдесят метров. Ты сможешь определить того, кто задумал недоброе, по злобному выражению на его морде».
Я объяснил, что мы недостаточно знакомы с выражениями лиц буйволов, чтобы отличить кислый вид от дружественного — особенно на расстоянии 50 метров.
«Ну, если он набросится на тебя, а у тебя нет пистолета и нет дерева, на которое можно вскарабкаться, — сказал он, — тебе остается только одно. Подожди, пока он будет на расстоянии не больше нескольких метров от тебя, а затем плашмя упади на землю. Он просто перепрыгнет через тебя и помчится дальше».
19. Гуси и гоанны
Река Южный Аллигатор поднимается на 160 километров к югу от Нурланджи среди девственной природы пустынных холмов. Она лентой виляет на север, и в пути в нее вливаются маленькие речушки, стекающие вниз по изрезанному западному краю большого скалистого плато Арнем-Ленд. Укрепленная ими, река бежит к побережью, во время сезона засухи иногда пропадая из виду под косой горячего белого песка, иногда разрастаясь до плесов глубокой янтарной воды, в которых живут какаду и крокодилы. Возле устья в Тиморском море она теряет ход. Река разливается по широким равнинам возле Нурланджи и, оказавшись в ловушке камышей, стиснутая изогнутыми корнями мангровых деревьев, застаивается.
Поздно вечером мы впервые спустились к этим топям. Мы ехали к ним по широким равнинам голубой земли, голым, если не считать редких торчащих кустов сорной травы. Еще месяц назад вся эта земля была погружена под воду. Но солнце, бьющее в воду с безоблачного неба, превратило мелководные теплые лагуны сначала в болота, а затем в кучи грязи. К этим топям, увязая в грязи, пришли стада буйволов, чтобы понежиться в их мягкости. Но они недолго могли наслаждаться хлюпающим болотом. Когда испарились последние капли влаги, солнце, с быстротой и свирепостью огня в гончарной печи, испекло грязь, сделав ее твердой как камень. Теперь, когда мы ехали по равнинам, когда-то столь вязким, что засасывали ноги буйволов, твердые извилистые края глубоких следов от копыт заставляли наш грузовик так яростно сотрясаться, как будто это было поле гранитных валунов.
Мы медленно подпрыгивали на ходу по дороге вдоль равнин в сторону деревьев, за которыми начиналась непересыхающая круглый год лагуна. В ста метрах от них мы остановились и, когда шум нашего двигателя заглох, услышали поднимающийся из-за деревьев пульсирующий хор, который наполнял воздух как звук гигантского роя пчел. Никакой ошибки быть не могло. Это был шум довольного гогота и кряканья, который издавала огромная стая пернатых.
Мы осторожно пробирались через деревья, двигаясь очень аккуратно, чтобы треск ветки, ломающейся под ногами, не выдал нашего присутствия. Мы достигли дальнего края зарослей и заглянули в щель в покрове листьев, который заслонял нас от болота.
Как бы часто вы ни видели водоплавающих птиц, такие моменты, как этот, неизменно захватывают дух. Лагуна была огромной. Через несколько метров от того места, где мы прижались к земле, она простиралась практически на километр вперед. Слева вдали солнце уже садилось за небольшой островок, покрытый кустарниками, окрашивая матово-серую гладь воды в розовый. И повсюду были птицы: вереницы ибисов, летящих по красному в крапинку небу; черные утки, карликовые гуси, свистящие утки, чирок и пеганки, держащиеся своими отдельными флотилиями; сорочьи цапли, стоящие плотными рядами на берегах; луговые тиркушки, маленькие коричневые кулики, шлепающие на мелководье, восторженно машущие хвостом из стороны в сторону, пока ищут насекомых. Но господствовали над лагуной полулапчатые гуси, чьи голоса заполняли пространство.
Именно гуси привлекли наше внимание. Остальных птиц можно встретить в других частях Австралии, и лишь немногих из них мы не видели раньше. Но полулапчатых гусей нельзя увидеть нигде в мире, кроме тропической Австралии и Новой Гвинеи, и ни в одном другом месте они не собираются в такие большие стаи, как на болотах вокруг Нурланджи.
Охота на полулапчатых гусей
Это были странно выглядящие создания, несколько неуклюжие по сравнению с другими видами гусей. Их ноги были необычайно длинными, а тела довольно массивными. На голове у них был странный конический бугорок, как на шапке у клоуна. У них черные перья, а спину и грудь опоясывает широкий белый камербанд. Большинство гусей плескалось в воде, окунув длинную шею в воду, чтобы найти луковицы водных растений. Некоторые уже закончили кормежку и стояли неподвижно. Я не мог судить, сколько их было, но говорят, что только в болотах реки Южной Аллигатор их около сотни тысяч — так много, что некоторые люди в Северной территории стали считать их вредителями.