Путешествия на Новую Гвинею (Дневники путешествий 1872—1875). Том 1 — страница 57 из 74

Пришли три пироги с жителями Лакахии. Последние произвели на меня то же впечатление, что и вчера, именно, что они темнее жителей Айдумы и Наматоте и, вероятно, вследствие изобилия пищи крепче сложены и выше ростом. Я мог заметить, что форма их носа значительно изменена обычаем пробуравливать носовую перегородку. Сравнивая носы большинства с носами некоторых других папуасов тех же или соседних местностей, у которых носовая перегородка не пробуравлена, можно было заметить, что конец носа у первых свислый, ноздри очень подняты и открыты и нос получил крючковатую форму, которая делает физиономии их похожими на еврейские.

Может быть, по закону наследственности, после нескольких поколений, постоянно повторяемая операция, при которой нос сильно опухает, и имела следствием то, что носы этих папуасов сделались большими. К сожалению, мне не удалось сделать ни одного портрета. Туземцы не сидели смирно и немедленно убегали, как только замечали, что я обращаю на них внимание.

Жители Лакахии оказались очень недоверчивыми, и ни один не согласился следовать за мною в глубь бухты Кируру. При первом движении урумбая вперед они быстро отплывали в сторону, как бы боясь, чтобы я силой не захватил кого-либо из них.

Пройдя узкое место, мы вошли в бассейн со многими выходами. Один из них, направо, оказался проливом между о. Бавией и другим; второй шел прямо на восток между низкими островами; третий, налево, составлял продолжение так называемого зал. Этны, или Телок-Кируру, как его называют туземцы. Мы подвигались на веслах до вечера по рекообразному заливу. Справа тянулись низкие и болотистые острова с мангрововой растительностью; слева поднимались высокие горы, покрытые лесом.

28 марта. Утром, после часовой гребли, узкий пролив немного расширился; несколько каналов между островами, а может быть, и рек, впадало в этом месте.

Часам к 11 мы вошли в большой бассейн, окруженный горами. Мне показалось, что на голландской карте он представлен не таким большим, каким он является в действительности. Мы направились к месту, где стояли две кокосовые пальмы и виднелась полуразрушившаяся хижина. В описании экспедиции парохода «Этна» говорится о деревне, находившейся в этом месте. Я пошел в лес с Давидом и тремя серамцами, поднимаясь вдоль левого ската кряжа. Мы достигли хребта часа через два ходьбы. Он тянулся с вест-зюд-веста на норд-норд-ост. Перед закатом солнца мои люди привязали койку между двумя деревьями: над нею в виде крыши было растянуто каучуковое одеяло. Не более десяти минут потребовалось на устройство бивуака. Я считаю такой бивуак удобопереносимым, простым и здоровым при путешествиях в тропических странах. Он практичен еще в том отношении, что подвешенная койка может годиться не только в лесу, но и в хижинах туземцев.

29 марта. К утру было ощутительно свежо, хотя термометр не опускался ниже 25 °Ц. Перед рассветом мы слышали несколько раз шаги казуара, но ни одного не пришлось убить: птица эта слишком осторожна. Я отправился выше с целью заглянуть по ту сторону хребта, но, кроме леса и гор, ничего не видал: деревья очень мешали. Надо было бы влезть на самую верхушку их, чтобы иметь возможность рассмотреть всю панораму холмов и гор этой части перешейка, который именно здесь не особенно широк. Эта экскурсия показала мне, что лес здесь далеко не такой непроходимый и что экспедиция в глубь страны здесь не встретит затруднений со стороны населения, которое в этом лесу, несомненно, существует: об этом свидетельствовали свежесрезанные ветви кустов, замеченные мною вчера и сегодня, а также и многочисленные тропки. Кроме того, я был удивлен тем обстоятельством, что в этом лесу в большинстве своем деревья были молодые; старые встречались редко. Грунт везде обнаруживал толстый слой довольно рыхлого и мягкого гумуса.

Птиц было очень мало, за исключением одного вида, Виceros, который встречается здесь в большом количестве.

Я вернулся к месту ночлега, где оставил вещи и людей, исключая одного, который сопровождал меня и прорубал тропинку в неудобопроходимых местах. В ожидании завтрака я определил с помощью аппарата Реньо точку кипения на этом месте, которое оказалось ниже (209 футов) того хребта, где я был утром.

Около полудня я направился к урумбаю, зная, что мои люди внизу очень боятся нападения папуасов, и полагая, что жители окрестных гор, численности которых я не знал, каждую минуту могут собраться и, пожалуй, не с добрыми намерениями. Я спустился вниз более короткой, но и очень крутой дорогой. Недалеко от берега, узнав, что никаких папуасов не приходило, я позволил двум серамцам разгрести кучу или гнездо Maleo, имевшее почти 2 м в диаметре и более 1 м высоты. Странное дело! Лень срубить сучок дерева и сделать род лопатки принудила их более часа разгребать землю руками. Куча состояла из довольно рыхлой земли, температура которой была 32.1 °Ц, вероятно, вследствие гниения листьев, а не солнечной теплоты, так как солнце не проникает через зелень до земли.

Из Тимбоны я направился вдоль берега тем же путем, каким пришел вчера, желая захватить три черепа, которые мои люди заметили в трещине скалы. Мы, действительно, нашли место с черепами, но не успел один из матросов достать их и передать мне, как мы все были немало удивлены неожиданным появлением пяти больших пирог с очень значительным числом туземцев.

Была минута недоразумения: мои серамцы, вообразив, что через несколько минут туземцы нападут на нас, переполошились и стали приготовлять ружья, с другой стороны, папуасы на своих пирогах, видя, что мы остановились, в свою очередь взялись за оружие, прекратив моментально громкое пение. Между туземцами на пирогах было несколько человек, которых мои люди признали за жителей деревень Ваймата, Терера и Банк. Внезапность появления пирог, многочисленность папуасов, их громкое пение, а главное известная неблагонадежность жителей именно этих берегов были причиной того, что мои серамцы предположили, что пироги явились сюда с намерением напасть на урумбай. Предвидя возможность нападения, я на всякий случай приказал шести из моих людей грести, направляясь прямо к пирогам, а остальным готовиться к защите, вооружиться своими ружьями старого образца и парангами. Дав Давиду, очень меткому стрелку, мои два двухствольных ружья, одно нарезное, заряженное пулями, а другое — крупной дробью, я расположился сам на крыше кают с ружьем, револьвером и скорострельным ружьем системы «Бомон». Я предупредил Давида и людей, чтобы никто не стрелял ранее, чем выстрелю я сам, а затем стреляли, хорошо целясь, а не просто без толку жгли порох.

Мы все приближались. Из пирог папуасы могли хорошо видеть наши приготовления. Громкое пение и пронзительные крики, на минуту возобновившиеся, снова смолкли, и пироги остановились. Было ясно, что папуасы совещаются. Я приказал из всех сил грести на группу пирог. Это обстоятельство прервало совещание папуасов; четыре пироги быстро отгребли в сторону, и только одна старалась держаться в почтительном расстоянии, но не слишком близко от урумбая. Казалось, она имела намерение начать переговоры. Когда я окликнул ее, один из находившихся в ней людей на ломаном малайском языке стал объяснять, что он начальник дер. Ваймата и, узнав, что урумбай отправился в зал. Тимбону, захотел видеть «туан пути» (белого господина). Я тогда пригласил его подойти к урумбаю, на что он не решался, извиняясь тем, что на других пирогах находятся начальники других деревень. Я сказал ему тогда, чтобы и другие пироги приблизились и все начальники собрались на урумбай. Услышав это, люди на пироге стали грести по направлению к остальным пирогам, и в непродолжительном времени все пять пирог приблизились к урумбаю. В них мы увидели очень большое количество оружия — стрел и копий, что отчасти подтверждало предположение серамцев или же доказывало недоверие папуасов к нам. Папуасы только тогда решились взойти на урумбай, когда я открыл, по их просьбе, занавесь моей каюты, и они удостоверились, что у меня нет людей в засаде. Только начальникам было дозволено взойти на палубу. От них я поспешил узнать имена окружающих местностей, кое-что о населении, а также удалось записать и несколько слов их диалекта; но, несмотря на щедро розданный табак, они не чувствовали себя в безопасности на урумбае, и пока я занялся записыванием слов, внимательно прислушиваясь к выговору, все папуасы, один за другим, тихонько спустились в свои пироги. Велик был страх моего собеседника, который диктовал мне слова, когда он заметил, что остался один. Забыв даже данный ему табак, он соскочил в свою пирогу, после чего папуасы, не говоря ни слова, стали усиленно грести, уходя от урумбая.

Налетевший легкий шквал с дождем позволил нам поставить паруса и скоро отдалиться от пирог. Серамцы нисколько не были успокоены визитом папуасов. Он только увеличил подозрение моих людей; между ними находились несколько посещавших уже десятки раз берега Новой Гвинеи. Они говорили, что папуасы только потому приблизились мирно, что заметили наши приготовленные ружья, и сделали это для того, чтобы удостовериться в числе людей на урумбае и подготовить силы. Они были убеждены в том, что папуасы ожидают теперь ночи, чтобы напасть на нас, и очень просили меня не оставаться здесь до утра, а выбраться скорее в море. Мой же план был исследовать другие проливы, которых я насчитал несколько на левом берегу Телок-Кируру, и одним из этих каналов я желал вернуться к морю. Доводы моих людей одержали верх, и я нехотя согласился исполнить их убедительные просьбы, соображая, что папуасов 50 человек, а нас всего 13, и ночью шансы были бы не на нашей стороне, так как схватка была бы рукопашной, причем ружья мало бы помогли. Они одолели бы нас благодаря своей большей численности. Серамцы были так убеждены в опасности, что замечательно усердно гребли всю ночь, и к рассвету урумбай бросил якорь у выхода из зал. Кируру.

30 марта. Проспав порядочно всю ночь, я был немало удивлен, когда увидел, что мы качаемся на якоре в виду дер. Ваймата, о. Лакахии и других знакомых мест. Весь день старался я войти в сношения с туземцами, но ни одна пирога не приблизилась, хотя на берегу туземцы манили и звали нас в деревню. Мелководье не позволяло урумбаю подойти к берегу; нежелание или боязнь папуасов подъехать к нам не дали мне возможности съехать на берег. Здесь мне пришлось пожалеть о потере в Гесире и затонувшей во время перехода с Ватубелло в Новую Гвинею шлюпке. Далее, на юго-восток от залива Лакахия, берег Новой Гвинеи не защищен островами, как северная часть берега Ковиай, и не представляет надежных якорных стоянок. Большое волнение при свежем ветре и сильный прибой у берега представили серьезные неудобства продолжать путь на юг, главным образом по причине малых размеров урумбая и ненадежности вооружения его. Я решил поэтому вернуться в Айву и заняться исследованием Телок-Камрау и Телок-Бичару.