Но ближайшей и более действительной причиной этого убийства была ненависть жены начальника Квайпо к жене Анедерса (Андрея) — тичера Кало. Вражда длилась долго, и жена Квайпо не оставляла его в покое бесконечными жалобами своими на тичеров, что и привело, наконец, к вышеописанной печальной развязке.
Когда коммодор Уильсон в немногих словах рассказал миссионерам наш план наказания туземцев, настоящих виновников убийства, т. е. Квайпо и его сына, то они выразили большое сомнение относительно выдачи туземцами своего начальника. Единственною возможностью успеха, по их мнению, было овладеть деревней врасплох и захватить начальника.
Оставив коммодора и миссионеров совещаться, я сам отправился в деревню. Проходя между группами туземцев, которые так часто видели европейцев, что появление последних нисколько не отвлекает их от занятий, я мог заметить, что употребление каменных орудий (осколков кремня) еще не вполне вытеснено железом и сталью. Я видел двух человек, обтесывающих какие-то палки кусками кремня; острые края свежеобломанных сторон камня отлично стругают самое твердое дерево; третий туземец заострял копье не ножом, который был заткнут у него за браслет на руке, а куском продольно расщепленного свиного клыка. Носовые украшения из Tridacna gigas также режутся и полируются кремнем. Встретил Макане, ту молодую девушку, с которой я рисовал татуировку; завидев меня, она прибежала ко мне и, помня мое рисование, указала на несколько фигур на ляшке и стала настаивать, чтобы я сейчас же срисовал их, т. е. дал ей за это куку (табаку). Я ограничился тем, что дал ей табаку.
Во время прогулки наткнулся на женщину с очень светлокожим ребенком на руках. Цвет кожи и характер волос не оставлял сомнения в том, что отец ребенка был белый. Мне сказали после, что, действительно, им был долго живший здесь ирландец.
22 августа. Ко мне привели мальчика лет 5, о котором я уже успел услышать, как только ступил на берег; мне говорили, что у него был хвост. Когда отец мальчика с таинственным видом снял с него тряпку, составлявшую его одежду, я увидел, что в pars sacralis, как раз в средней линии, действительно, находился род хвостика, около 5 см длиною и шириною в детский мизинец, но, собственно, хвостом его назвать было нельзя, так как это был не что иное, как накожный полип значительной длины и мог считаться хвостиком только по своему положению на теле. Линия более длинных волос посередине спины продолжалась и на этот придаток. Я осмотрел, смерил и нарисовал этот курьезный объект. Отцу, очевидно, нравилось, что я так внимательно отнесся к этой особенности его сынка. Он заставил его сесть и в таком положении этот накожный придаток очень походил на настоящий хвостик.
Надо заметить, что у здешних туземцев очень распространено поверье о существовании хвостатых людей, о которых все говорят и рассказывают, но которых до сих пор еще никто не видел. Один туземец, хорошо говоривший по-английски, серьезно рассказывал мне, что хвосты этих людей, живущих где-то в горах, состоят из костей и кожи и не сгибаются, так что, когда они садятся на землю, им приходится, чтобы не сломать хвостик, сделать сперва копьем довольно глубокое отверстие в земле и сесть так, чтобы хвост поместился в это отверстие. Этот рассказ я слышал на острове Базилаки, но господин Чалмерс сказал мне, что поверье о существовании хвостатых людей очень распространено среди туземцев южного берега Новой Гвинеи.
Макане не забыла явиться, и так как рисунка ее татуированного тела у меня с собою не было и я вспомнил, что вид татуировки на передней части тела был сделан мною тогда второпях, я сделал новый рисунок татуировки ее туловища и ног до колен спереди. Меня отчасти удивило то обстоятельство, что рисунки, недавно сделанные на ее теле (несколько месяцев тому назад), цветом своим почти что не отличались от цвета сделанных несколько лет тому назад.
Так как предполагалось сняться на следующий день, то коммодор Уильсон роздал начальникам и туземцам деревни большое количество подарков (бумажной материи, ножей, несколько топоров, бус и главным образом табак). Все раздавалось от имени королевы Виктории, которая благодаря стараниям миссионеров очень популярна на этом берегу.
23 августа. Шхуна «Sand-Fly» отправилась с почтою в Куктаун. Корвет «Vulverin», взяв шхуну «Beagle» на буксир, снялся около часу пополудни. Господин Чалмерс и вдова тичера деревни Хула, убитого в Кало, знающая хорошо язык и обычаи этой деревни, отправилась с нами. План, на котором остановился коммодор, должен был заключаться приблизительно в следующем: корвет «Vulverin» должен был пройти почти до деревни Карепуна и бросить якорь к вечеру, затем, на другое утро, несколько вооруженных шлюпок будут отправлены к устью реки, где расположена деревня Кало. Часам к 8–9, как только послышится рожок — быть готовыми к атаке, другая партия, состоящая из десанта, высаженного еще накануне, который в продолжение ночи должен был пробраться сухим путем к деревне, должна была войти в деревню с тыла. Полагалось, что все туземцы будут ожидать нападения с реки и вовсе не подумают о возможности атаки с тыла и что таким образом жители Кало, застигнутые врасплох неожиданным нападением с двух сторон, должны будут сдаться, или во всяком случае оставить деревню в руках белых. Тогда последние могут назначить свои условия и т. д. В этот вечер нам, однако, не пришлось дойти до места назначения; по случаю темноты оказалось неудобным слишком приблизиться к берегу.
24 августа. Пролежав всю ночь в дрейфе, около полудня «Vulverin» и «Beagle» бросили якорь у рифа, в виду «Round Head». Восемьдесят пять матросов, составляющие десант под начальством командира корвета Ватсона, господин Чалмерс, вдова тичера и я были переведены с корвета на шхуну «Beagle». Между тем как корвет продолжал путь к Hood-Bay, «Beagle», пролавировав часов до 9, бросила якорь в Палавайя-Бай. Господин Чалмерс с командиром съехали на берег искать тропинку, которая, как уверял господин Чалмерс, ведет от этого пункта берега прямо в деревню Кало. Я же предпочел заснуть, сильно сомневаясь, чтобы тропинка находилась как раз против того места, где мы бросили якорь. Я был разбужен часа через полтора голосами вернувшихся. Они громко рассуждали, толкуя о том, что по случаю темноты невозможно было найти тропу. Была уже половина 12-го ночи и командир приказал перевезти десант в двух партиях на берег. Они должны были как-нибудь, вероятно следуя берегом, добраться до Кало.
Зная, что отлогость берега помешает баркасу подойти ближе к сухой земле, я спустился в шлюпку босиком. Мое предположение оказалось верным, так как, подойдя к берегу, можно было добраться до него лишь по колено в воде. Здесь я с удовольствием надел сухую обувь.
Была уже четверть второго; нам пришлось прождать другую партию десанта, так как баркас на буксире паровой шлюпки, который привез нас, должен был вернуться за нею к шхуне. Было очень темно, и все время моросил дождь.
Я был очень доволен, что надел кожаную куртку, заказанную мною перед отъездом.
По высадке на берег второй партии господин Чалмерс повел нас через лес, надеясь, что тропинка, на которую он наткнулся, приведет нас к противоположному берегу, т. е. наперерез от Палавайя-Бай к Hood-Bay. Пройдя четверть часа частью лесом, частью по высокой траве, мы пришли к болоту, и такому топкому, что пришлось вернуться. Было так темно, что в лесу, на расстоянии двух-трех шагов, нельзя было разглядеть человека.
Голоса и шум шагов руководили нами. Вернувшись к морскому берегу, мы отправились к мысу, у которого находилась деревня Хула. Здесь Кайранги, вдова тичера, попробовала привести нас к тропе, ведущей к деревне Кало. Проплутав с полчаса между банановыми и другими плантациями, нам пришлось снова вернуться к берегу и взять в деревне молодого туземца, который рискнул быть нашим путеводителем, так как, показывая нам путь в Кало, он делался изменником относительно союзной деревни. На этот раз тропинка оказалась настоящей, но, так как уже было пять часов, пришлось отправиться в путь ускоренным маршем. Люди с корвета, а также и офицеры были сильно утомлены, и неудивительно, так как воинская сбруя разного рода тяжела и, кажется, далеко не удобно приноровлена к походу в тропической стране. Не успели люди достаточно отдохнуть, как послышался рожок, вероятно, партии, прибывшей под начальством коммодора на шлюпках в устье реки. Тогда и наша партия двинулась к деревне, разделившись на три отряда, которые вошли в деревню разом с трех сторон.
План мой вполне удался: вместо сожжения деревни и поголовного истребления ее жителей, все ограничилось несколькими убитыми в стычке, в которой пал главный виновник убийства миссионеров, начальник деревни Квайпо, и разрушением большой его хижины. Посетив затем несколько деревень южного берега, я дополнил некоторые прежние свои наблюдения, но краткость стоянки корвета и дело в Кало значительно помешали моим работам.
Третье посещение берега Маклая
(1883 г.)
Я имел возможность снова посетить берег Маклая, встретив на пути в Австралию, в Батавии, корвет «Скобелев».
Узнав от адмирала Н. В. Копытова, что он намеревается посетить некоторые о-ва Меланезии и, может быть, зайдет на берег Маклая, я предложил адмиралу взять меня с собою, так как благодаря моему знанию туземного языка и местных условий островов, куда должен был зайти корвет, я мог быть полезным при плавании, а я, с своей стороны, мог бы вновь посетить знакомые мне места. Должен сказать, что берег Маклая особенно притягивал меня, так как мне хотелось знать, что сталось с моими новогвинейскими друзьями. Адмирал согласился, и я, распорядившись, чтобы мой багаж был отправлен в Австралию на английском пароходе «Chyebassa», на котором я ехал из Порт-Саида в Брисбейн (Квинсленд), захватил несколько необходимых вещей и перебрался на корвет, который снялся на другое же утро. За неимением свободной каюты, мне было устроено при помощи брезентов и флагов отличнейшее помещение под полуютом. Кроме подвешенной офицерской койки, служившей мне постелью, стол, стул и кресло были помещены в моей временной каюте, которая, находясь на палубе, была прохладна и светла.