«Нам в любом случае есть что показать мистеру Кингу», — пробормотал он.
Следующие три дня прошли в круизе по реке Каньо с мистером Кингом и его командой в поисках ламантина. Мы ставили сети днем и ночью, то в дождь, то в зной, то в прилив, то в отлив, но все было тщетно, хотя мистер Кинг каждый раз заверял, что теперь-то ламантин от нас не уйдет. В конце концов у нас закончилась провизия, и нам ничего не оставалось, как вернуться в Нью-Амстердам.
«Что поделаешь, ребята, — философски заметил мистер Кинг, получая положенное вознаграждение. — Значит, по мне, не судьба».
Мы вышли на пристань, и тут к нам подошел незнакомый рыбак. Его внешность выдавала выходца из Ост-Индии.
«Вы те, которые водную мамку хотят? — спросил он. — Я тут три дня назад поймал одну».
«Что вы с ней сделали?» — хором воскликнули мы.
«Бросил в озеро, маленькое, недалеко, за городом. Могу выловить, если надо».
«Конечно надо, — сказал Джек. — Пойдем скорее».
Рыбак побежал к своей тележке, погрузил в нее сеть и позвал на помощь троих приятелей.
Слух о том, что наша маленькая процессия идет «водную мамку брать», мигом разнесся по городку, и, когда мы вышли к водоему, больше похожему на заросшее болото, за нами следовала шумная толпа зевак.
Они уселись на корточках вокруг большого, грязного, но, к счастью, мелкого озера и уставились на воду, пытаясь разглядеть ламантина. Вдруг кто-то заметил, как лист лотоса, до сих пор неподвижно лежавший на водной глади, странным образом съежился и ушел на дно. Через несколько секунд над озером показалась серо-коричневая морда, зверь выразительно фыркнул, выбросив из округлых ноздрей струи воздуха, и тут же исчез.
«Вот, вот она!» — загудела толпа.
Нариан (так звали рыбака) призвал свою «рать». Вчетвером они прыгнули в воду, рассредоточились вдоль небольшой запруды, где только что показалась голова ламантина, стоя по грудь в воде, растянули сеть и медленно пошли к берегу. Ламантин снова на миг высунул морду — и тем окончательно выдал себя. Нариан приказал двоим помощникам, державшим сеть по краям, подняться на берег, чтобы снасть изогнулась дугой. Перепуганный ламантин на миг всплыл и перевернулся, показав серовато-коричневый бок.
«Ух ты! — восхищенно ахнула толпа. — Ну и здоровенный! Ты только глянь, чудища какая!»
Всеобщий азарт передался помощникам Нариана, и они, вместе с несколькими добровольцами, принялись, лихорадочно перебирая руками, вытаскивать сеть.
«Не тяните! — пытаясь перекричать шум толпы, вопил из озера разъяренный Нариан. — Вы, чуть-чуть послабей!»
Но никто не обращал на него ни малейшего внимания.
«За сеть сто долларов плачено! — отчаянно взывал он. — Стойте! Порвете!»
На поверхности воды снова показался блестящий серокоричневый бок. Толпа, одержимая желанием поскорей вытащить ламантина, изо всех сил тянула сеть, пока наконец не подтащила своего пленника к берегу. Он действительно был огромный, но полюбоваться мы не успели: ламантин неожиданно изогнулся, мощным ударом массивного хвоста обдал нас грязной водой и выскользнул из разорванной сети. Взбешенный Нариан выскочил на берег и, остервенело ругаясь, стал требовать, чтобы ему немедленно оплатили починку драгоценной сети. Все галдели разом, и предлагать услуги мистера Кинга, способного усмирять нервических «водных мамок», было по меньшей мере нелепо. Перепалка затянулась; о том, ради чего собрались, казалось, забыли все, кроме Джека, который угрюмо бродил вдоль берега, пытаясь по кругам на воде следить за передвижениями ламантина.
Наконец шум стих. Джек подозвал Нариана, чтобы показать, где в последний раз видел «водную мамку».
Тот, громко бранясь, подошел, волоча за собой длинный канат.
«Идиоты! — презрительно ворчал он. — Они порвали мою сеть, я за нее сотню долларов отдал. Ладно, делать нечего: пойду намотаю веревку ей на хвост. Теперь она точно никуда не денется».
Нариан прыгнул в озеро и зашагал по дну, пытаясь ногами нащупать ламантина. Наконец он наткнулся на лежащую на дне тушу, низко наклонился, несколько минут возился под водой, после чего выпрямился, что-то воскликнул, но тут веревка забилась в его руках, и он, потеряв равновесие, упал ничком в воду. Через несколько секунд ему удалось подняться на ноги и, сплевывая грязную воду, наш благодетель гордо замахал над головой концом веревки.
«Поймал все-таки!» — воскликнул он.
Ламантин, послушно позволивший обвить веревкой хвост, наконец осознал грозящую ему опасность и, яростно брызгаясь, отчаянно вырываясь, всплыл на поверхность. На сей раз Нариан не растерялся и умелыми движениями потащил его из воды. Его присмиревшие помощники снова окружили «водную мамку» сетью и подталкивали ее, Нариан, стоя на берегу, подтягивал за веревку, и в конце концов они медленно вытащили нашу русалку хвостом вперед на берег.
Нариан с ламантином
На суше ламантин выглядел гораздо уродливей — похожая на обрубок голова, украшенная щетинками редких колючих усов, растущих на верхней, безобразно толстой губе, маленькие, гноящиеся, глубоко посаженные, почти неразличимые глазки. Выражение его сонной морде придавали только великолепные ноздри. Однако размеры впечатляли — почти три метра от кончика носа до конца огромного лопатообразного хвоста. По бокам красовались массивные, похожие на лопасти плавники, но задних конечностей у него не было, а главное, оставалось загадкой, на чем держатся его кости, ибо, оказавшись без воды, этот увалень превратился в огромный мешок мокрого песка.
Ламантин почти не сопротивлялся, когда его переворачивали, и, казалось, совсем не замечал нашего бесцеремонного любопытства. Он, не шелохнувшись, лежал на спине, плавники вывернулись наружу, и вид у него был такой отрешенный, что я забеспокоился: все ли с ним в порядке? Может, его случайно ранили, когда тянули из воды? Нариан в ответ рассмеялся: «Эта тварь живучая».
Он плеснул на ламантина водой, наш пленник на миг изогнулся, шлепнул хвостом по песку и снова застыл.
Чтобы перевезти его в Джорджтаун, мэрия Нью-Амстердама любезно выделила нам автоцистерну. Мы прочно обвязали веревкой хвост, протянули веревочные петли под плавниками, Нариан вместе с помощниками вчетвером подняли ламантина и потащили его через луг к машине.
Свисающий с петель огромный, слюнявый ламантин с бессильно обвисшими плавниками выглядел вполне безобидно и даже трогательно, но назвать эту тушу привлекательной было трудно.
«Тот, кто принял его за русалку, видимо, очень давно не был на суше», — заключил Чарльз.
9. Возвращение
Наша экспедиция подходила к концу. Джеку и Тиму предстояло везти животных по морю, Чарльзу и мне надо было как можно скорее вернуться в Лондон, чтобы взяться за фильм. Перед отлетом Джек вручил нам большой квадратный ящик. «Здесь, — сообщил он, — несколько симпатичных паучков, скорпионы и пара змей. Я усадил их в контейнеры с дырками для воздуха, крышки запечатал, так что не убегут, но в багаж их лучше не сдавать, чтобы не простудились. И еще, вы не прихватите детеныша носухи?» Он протянул мне очаровательное мохнатое существо с блестящими карими глазками и вытянутой любопытной мордой. «Он все еще на молоке, кормите его каждые три-четыре часа из бутылки».
Мы вошли в самолет, бережно неся ящик с гадами и дорожную корзинку с носухой. Зверек тут же привлек к себе всеобщее внимание. Когда мы пролетали над Карибами, к нам подошла дама, которой не терпелось его погладить. Она стала расспрашивать, что это за зверь, откуда он у нас, и, слово за слово, мы рассказали, что возвращаемся из зоологической экспедиции. Дама покосилась на коробку, что стояла у нас в ногах.
«Наверное, — сказала она, светски улыбаясь, — в ней кишат змеи и прочие ползучие твари».
«Разумеется», — замогильным тоном ответил я, и мы оба посмеялись над столь абсурдным предположением.
Первую половину пути наша носуха вел себе безупречно, но, когда мы подлетали к Европе, она перестала есть. Боясь, что зверек простудится, я засунул его под рубашку. Он уютно устроился у меня под рукой и безмятежно уснул. Я пытался покормить его в Лиссабоне, в Цюрихе, мы грели молоко, соблазняли банановым пюре и мороженым в блюдечке, но есть он упорно отказывался. В час ночи наш самолет приземлился в Амстердаме. Рейс в Лондон был назначен на шесть утра. Мы с Чарльзом расположились на длинных кожаных диванах в зале ожидания. Наш малыш голодал без малого 36 часов, и нам было очень тревожно. Мы принялись перебирать в памяти, что нам известно о любимой пище носух, но вспомнили только одно: во всех книгах по естественной истории их называют всеядными.
Вдруг Чарльза осенило. «А что, если предложить ему червей? Может, жирными и свежими он все-таки соблазнится?» Я согласился, но где их взять в четыре утра в Амстердаме? Через некоторое время мы обнаружили, что голландцы, гордые своим цветоводством, разбили вокруг летного поля великолепные клумбы и сейчас они в полном цвету. Я оставил носуху с Чарльзом, вышел из аэропорта и в ослепительном свете прожекторов принялся раскапывать пальцами мягкую землю роскошного цветника. Мимо проходили служащие аэропорта, но никто не обратил на меня внимания, и минут через пять у меня в руках было больше дюжины розовых извивающихся червей. Я торжественно принес добычу, носуха, к нашей великой радости, ее жадно сжевала, с довольным видом облизнулась и потребовала добавки. Нам четырежды пришлось навестить клумбу, прежде чем зверь наконец насытился, а через шесть часов мы передали его, отчаянно брыкавшегося, в Лондонский зоопарк.
Детеныши носухи
Тем временем тех, кто остался в Джорджтауне, ждала тяжелая работа: надо было подготовить животных к долгой дороге. В последние недели нашего общего путешествия Джеку стало хуже. Даже мы понимали, что он страдает от тяжелой, парализующей болезни, а через несколько дней после нашего отъезда джорджтаунские врачи настоятельно порекомендовали ему как можно скорее вернуться в Лондон, чтобы показаться специалистам. На его место срочно вылетел куратор коллекции птиц Джон Йелланд, и вместе с Тимом Вайнеллом они принялись готовить наш зоопарк к отплытию.