Однако у нас появился очаровательный советчик и союзник — печального вида дама, превосходно говорящая по-английски. Она работала в Министерстве информации. К сожалению, мы познакомились только через неделю борьбы с бюрократическими препонами. Нас направили к ней за очередной печатью на одном из разрешений. Примерно через час ожидания мы подошли к ее столу. Она бросила взгляд на наши бумаги, поставила в нужном месте ритуальную печать, после чего принялась вчитываться, но вдруг сняла очки и робко улыбнулась: «Зачем вам это?»
«Мы англичане, приехали снимать фильм. Нам бы хотелось проехать через Яву, Бали, Борнео и добраться до острова Комодо. По пути мы предполагаем фотографировать и собирать животных для зоопарка».
Улыбка, на миг вспыхнувшая при слове «фильм», погасла, как только я сказал «проехать» и окончательно исчезла при упоминании «животных».
«Aduh[7], — грустно вздохнула она. — Не думаю, что это получится. Но, — в ее глазах вспыхнули веселые огоньки, — я все устрою. Вы поедете в Боробудур», — с этими словами наша министерская чиновница указала на висевший у нее над головой рекламный плакат с изображением величайшей буддистской святыни Центральной Явы.
«Njonja, — я обратился к ней так, как индонезийский этикет предписывает называть замужних женщин, — это замечательно, но мы приехали снимать животных, а не храмы».
Она недоуменно посмотрела на меня: «Все снимают Боробудур».
«Вполне допускаю. Но мы снимаем животных».
В ответ дама взяла бумаги, на которых только что поставила печать, и со скорбным видом разорвала их напополам.
«Я полагаю, вам лучше начать все заново. Приходите ко мне через неделю».
«Но мы можем прийти завтра. Нам нельзя задерживаться в Джакарте надолго».
«Завтра, — сообщила она, — Лабаран, великий мусульманский праздник. Это первый день государственных выходных».
«Он что, будет длиться всю неделю?» — Джек с трудом скрывал раздражение.
«Нет. Но когда он закончится, начнется неделя после Пятидесятницы, и это тоже для нас праздник».
«Насколько мне известно, — встрял я, — мы находимся в мусульманской, а не в христианской стране. Вы не можете отмечать праздники всех религий».
Единственный раз за все время наших переговоров она разозлилась.
«Почему не можем? — гневно спросила она. — Когда наш народ завоевал свободу, мы сказали нашему президенту, что хотим отмечать все праздники, — и он согласился».
В конце следующей недели, когда нам казалось, что главные препятствия преодолены, материализовались новые, более серьезные. Мне пришлось лететь за очередными разрешениями в Сурабаю, Чарльзу предстояло в одиночку биться с чиновниками в Джакарте. Вернувшись, я обнаружил, что милая дама из Министерства информации взялась за наше дело всерьез. Пока я отсутствовал, Чарльзу пришлось заполнить восемь экземпляров самой большой анкеты, какую нам доводилось видеть. Каждая копия была украшена специально по такому случаю сделанными фотографиями анфас и в профиль, отпечатками всех пальцев и несколькими бесценными печатями. Чарльз три дня простоял в разных очередях, чтобы оформить этот нетленный документ, и сейчас очень гордился собой. Я был немного задет.
«Njonja, — осторожно спросил я нашу знакомую, — вероятно, мне тоже нужно заполнить эти анкеты?»
«Нет-нет, — успокоила она. — Это, как у вас говорят, ненужная роскошь. Я дала их туану Лагусу, только чтобы его занять в ваше отсутствие».
К концу третьей недели пребывания в Джакарте стало ясно, что драгоценное время потрачено впустую. К заветной цели — заручиться всеми разрешениями, какие теоретически нам могут пригодиться, — мы не приблизились ни на шаг. Ничего не оставалось, как воззвать о помощи к нашей союзнице.
«Завтра, — доверительно начал я очередную беседу, — нам надо уезжать. Мы не можем тратить столько времени на визиты в учреждения. Ждать больше невозможно».
«Превосходно, вы правы. Я помогу вам попасть в Боробудур». «Поймите, — взмолился я, — мы зоологи. Мы ищем животных. В Боробудур нам совсем не нужно».
Стоя перед Боробудуром, мы поняли, что были правы, когда поддались на уговоры нашей njonja. Она оказалась редкостно настырной, и в конце концов мы сдались, лишь бы вырваться из бюрократических лабиринтов Джакарты. Окончательно наше сопротивление было сломлено, когда нам сообщили, что в ближайшие дни начнутся пышные торжества по случаю 2500-летия Будды. В конце концов, рассудили мы, храм находится на востоке, по пути к Комодо, а если нам понадобятся еще какие-нибудь разрешения, их, скорее всего, будет проще добиться у местных властей. Однако зрелище великолепного храма заворожило нас так, что мы едва не забыли о главной цели нашего путешествия. Перед нами, по склонам холма, ярус за ярусом, поднимались жертвенники, ниши, ступы. Они вырастали в величественную пирамиду; ее венчала главная, похожая на колокол, гигантская ступа со шпилем, устремленным в небо. Вокруг, куда ни глянь, зеленым ковром тянулись рисовые и пальмовые плантации, а за ними на горизонте виднелась голубоватая вершина вулкана, который время от времени выбрасывал клубы дыма в лазурное небо. У основания пирамиды с четырех сторон располагались входы. Мы поднялись по восточным ступенькам, прошли под аркой, поеживаясь под злобным взглядом мрачной маски на ней, и, к своему удивлению, обнаружили, что храм, который издалека казался монументальной закрытой каменной постройкой, состоит из огороженных высокими балюстрадами коридоров, идущих вдоль открытых террас. По обе стороны каждую галерею украшали изысканные резные фризы и лепные орнаменты из цветов, деревьев, ваз и лент. Ниже, в нишах, находились статуи сидящего в позе лотоса, погруженного в медитацию Будды со сложенными или поднятыми в символическом жесте руками. Стены галереи уходили высоко вверх, и казалось, будто нас окутывает массивное кружево взмывающего ввысь резного камня.
Медленно, двигаясь по кругу, мы поднимались по террасам. Наши шаги глухо отдавались по вытертым каменным плитам. Со всех сторон внутри пирамиды в разных позах сидели Будды. На востоке их руки касались земли, на юге были подняты в молитве, на западе сложены на груди для медитации, а у фигур, располагавшихся в северной части, левая рука лежала на коленях, а правая была поднята в знак примирения и умиротворения. Фризы нижней террасы рассказывали о земной жизни Будды: его окружали короли, придворные, воины и красавицы. Внизу и в углах многих панелей искусные мастера изобразили животных — павлинов и попугаев, мартышек, белок, оленей и слонов. Чем выше мы поднимались, тем аскетичней становились фигуры: земные сцены сменились культовыми изображениями проповедующего и молящегося Будды.
Мы прошли пятую, последнюю террасу и вышли на первый из трех круглых ярусов. Здесь царило совсем иное настроение. Фризы исчезли. Обращенные к четырем сторонам света углы галерей сменились мягкими, перетекающими друг в друга линиями округлых террас. Теперь нас окружал не полумрак коридоров, а бесконечное, залитое светом пространство. В центре стояла гигантская ступа, окруженная 72 каменными полыми колоколами с резными решетчатыми стенками. Внутри каждого колокола, видимая лишь отчасти, находилась фигура Будды-Учителя. Одна статуя оставалась открытой. На последней, самой высокой платформе возвышалась главная ступа — огромная, округлая, центр, сердце храма.
Боробудур — пожалуй, наиболее впечатляющий памятник времен расцвета буддистской архитектуры — был построен в середине VIII века. Каждый его элемент символизирует часть вселенной, какой ее представляют буддисты. Примечательно, что нижняя терраса не видна; она полностью закрыта фундаментом. Рассказывают, будто строителей храма вынудили залить ее цементом, чтобы она не рухнула под весом остальных ярусов. Однако обнаруженные при раскопках фрагменты барельефов с жуткими сценами войн и страстей дали основания предположить, что подземная часть изначально входила в замысел: прежде чем войти в храм, паломник должен был похоронить все плотские желания и мирские страсти. В движении по ступеням, ведущим вокруг галерей, он, символически «проживая» жизнь Будды, очищался от привязанности к земным вещам, восходил к иному миру, который символизировали верхние террасы, и в этом пути постепенно достигал духовной простоты и цельности, абсолютного единства Великой ступы.
Строительство Боробудура завершилось незадолго до того, как в этих местах на смену буддизму пришел индуизм. Шесть столетий спустя он будет вытеснен с Явы исламом, найдет прибежище на Бали, где сохранился по сей день, а страна станет по преимуществу мусульманской. В наши дни к величественному храму, возвышающемуся на холме, нечасто приходят настоящие паломники. Но хотя буддистов на Яве почти не осталось, особую силу, пребывающую в этом месте, чувствует каждый, кому довелось пройти по храмовым галереям. Крестьяне, что живут неподалеку, по-прежнему относятся к Боробудуру с почтением, и время от времени поднимаются к открытой статуе Будды, у ног которой неизменно стоит корзинка с приношениями, а руки усыпаны лепестками.
Статуя Будды на верхней террасе Боробудура
Торжественная церемония должна была начаться сегодняшней ночью. Когда стемнело, на верхние террасы поднялась шумная толпа и расселась вокруг статуи. Вскоре появились два бритоголовых монаха в желтых облачениях и принялись о чем-то бурно спорить. Кто-то из зрителей рассказал нам, что старший монах приехал из Таиланда специально, чтобы провести церемонию, и сейчас они обсуждают, как она должна проходить. Наконец процессия, которую возглавляли поющие монахи, медленно и отрешенно двинулась вокруг террасы. Кто-то старательно расставлял у ног Будды принесенные бутылки с водой. Зрители, не испытывая ни малейшего почтения к священному месту, залезали на ступы, сидели на колоколах, забирались на каменные шпили, громко болтали и смеялись. Местный кинооператор тщетно пытался отогнать от объектива зевак, которые заслоняли статую. С громким хлопком включались вспышки камер. Разозленный монах взывал к толпе: «Немедленно слезьте со священной ступы!» — но его никто не слышал. Более благочестивая публика сидела вокруг статуи и распевала мантры. Вдруг один из двоих духовных наставников встал и с пылкой речью обратился к толпе. Мы немного послушали и решили спросить, о чем он вещает.