На следующее утро обе полуоси вернулись, но обошлось это в несколько сотен рупий.
Наконец настал день нашего отъезда на Борнео. После истории с полуосями мы всерьез опасались за наши двадцать коробок с пленками и аппаратурой, в том числе с камерами, которые стоили не одну сотню фунтов. Их перенос из джипа в таможенный пакгауз, оттуда — в порт и через причал в каюту казался нам делом рискованным и почти неосуществимым. Даан утверждал, что с любой вещью, какую хоть ненадолго бросим без присмотра, можно смело распрощаться. Было решено, что он вместе с нашей поклажей останется на таможне и будет договариваться с чиновниками, я пойду на корабль, открою каюту и стану дожидаться багажа, а Чарльзу досталось сопровождать носильщиков, которых мы вынуждены были нанять. Такой ход нам казался беспроигрышным.
Поначалу все шло как нельзя лучше. Мы протолкались через толпу к таможне и огромной кучей свалили на стол наш скарб. Даан принялся торговаться, я, размахивая билетом и паспортом, выбрался в порт, в конце концов обнаружил наше судно — большой грузовой пароход, пришвартованный у дальнего причала, — но в суете не заметил висящего на пристани объявления. Оно гласило, что отплытие нашего корабля откладывается на четыре часа, то есть он отойдет гораздо позже, чем обещали в конторе. Ни трапов, ни капитана или его помощников в пределах видимости не наблюдалось. Попасть на корабль можно было только по узкой доске, которая вела к тесному и темному входу на нижнюю палубу. По этому ненадежному мостику взад-вперед сновали носильщики и матросы. Пока я раздумывал, как быть и не отложить ли всю небезопасную операцию, на причале показалась тележка с нашим грузом. Его надо было немедленно принять, иначе наш безукоризненный план обернется полным провалом. Я пристроился к носильщикам и вместе с ними по доске вбежал на корабль. Внутри было темно, невыносимо душно, в воздухе стоял нестерпимый запах полуголых немытых тел. Носильщики обступили меня со всех сторон, я с трудом пробирался между ними и вдруг вспомнил, что в нагрудном кармане рубашки, у всех на виду, лежат все мои деньги, ручка с «вечным пером», а также билет и паспорт. Я попытался прикрыть карман ладонью и вдруг ощупью наткнулся на чью-то руку. Мне ничего не оставалось, как сжать ее посильнее, медленно отвести назад и вытащить из пальцев бумажник. Обладатель хищной ручищи, потный мужчина, лоб которого закрывала грязная тряпка, свирепо взглянул на меня. Топтавшийся рядом носильщик что-то злобно забормотал. Я сообразил, что в моем положении мягко пожурить злоумышленников намного безопасней, чем обрушить на них гнев разъяренной фурии, но смог вспомнить только одно слово — Tidak, что означает «нет».
В ответ любитель шарить по чужим карманам нервно улыбнулся. Это меня немного успокоило. Сердце по-прежнему билось так, что удары отдавались в висках, но я из последних сил постарался как можно спокойней пробраться сквозь толпу и с достоинством подняться по железной лестнице, что вела на верхнюю палубу.
Внизу, на пристани, стоял Чарльз и бдительно охранял наш багаж.
«Не вздумай идти через низ, — завопил я. — Меня сейчас чуть не ограбили».
«Не слышу!» — отозвался Чарльз, пытаясь перекричать грохочущие краны и многоголосую толпу.
«Меня чуть не обокрали!» — надрывался я.
«Куда тащить багаж?» — в ответ орал мой приятель.
Я оставил надежду немедленно сообщить ему о своих злоключениях и решительным жестом указал на палубу. До него наконец дошло. Я схватил веревку, швырнул ее Чарльзу, он привязал к ней первую коробку, и так, поштучно, мы перетащили весь багаж на корабль. Как только последняя коробка благополучно приземлилась на палубу, Чарльз исчез. Через несколько минут он появился передо мной, запыхавшийся и злой, как сотня чертей.
«Не поверишь, — выпалил он, — меня сейчас чуть не обокрали!»
Где-то через час, перетащив поклажу в безопасную каюту, мы наконец перевели дух. Но эта история послужила для нас уроком. С тех пор, протискиваясь через толпу, Чарльз и я всегда одной рукой придерживали свои кошельки, а другой, на всякий случай, были готовы обороняться. Эта привычка въелась так прочно, что от рынков Джакарты перекочевала с нами на расстояние трех дней пути, в Лондон, и когда однажды, в час пик на Пикадилли меня случайно толкнул незнакомец, я едва удержался, чтобы не дать ему в челюсть.
15. Приезд на Борнео
Четыре дня наш корабль неторопливо шел по тихому голубому Яванскому морю на север, к Самаринде, маленькому городку, лежащему на восточном побережье Борнео, в устье Махакам — одной из самых больших рек острова. Мы надеялись пройти по этой реке, через земли, населенные даяками, где по-прежнему сохранилось немало редких животных, и заранее разузнали, что помочь в этом деле смогут китайский торговец из Самаринды, которого звали Ло Бенг Лонг (ему рекомендовал нас Даан), и охотник по имени Сабран, живший в нескольких километрах вверх по течению.
На рассвете пятого дня мы прибыли в порт. Ло Бенг Лонг встретил нас на пристани и весь день возил нас по присутственным местам, чтобы познакомить с чиновниками, чьим разрешением надо было заручиться прежде, чем ехать вглубь страны.
К нашему приезду Ло Бенг Лонг нанял для нас катер под названием «Крувинг» (Kruwing). Длинное, больше 12 метров от носа до кормы, покрытое рваным брезентом дизельное судно с рулевой рубкой посреди палубы и каютами в носовой части, ожидая нас, мирно покачивалось в грязной от водорослей и прибрежного мусора воде пристани. К судну прилагалась команда из пяти человек, во главе с бледным и тощим капитаном, которого все называли «Па».
Капитан лениво и угрюмо сообщил, что готов отплыть хоть завтра, и мы поспешили на рынок пополнять запасы, чтобы безбедно прожить месяц на борту. К вечеру вернулись, навьюченные котелками, сковородками, мешками риса, длинными связками перца, мелким пальмовым сахаром, тщательно упакованным в банановые листья, и сумкой мелких сушеных осьминогов. Идея их купить принадлежала Чарльзу: он решил, что надо разнообразить питание. Венчали ворох покупок 60 брикетов грубой соли и больше килограмма голубых и красных бусин, на которые мы предполагали выменивать животных.
В первую ночь мы остановились в Тенггаронге. Вдоль берега примерно на полтора километра растянулся ряд ветхих деревянных лачуг. Я надеялся, что мы будем плыть ночью — не терпелось поскорее увидеть даяков, но Па категорически заявил, что рисковать не станет: в темноте можно запросто напороться на корягу или столкнуться с другим судном; в те годы навигационные огни были далеко не у всех.
На пристань сбежалась толпа поглазеть на нас. Даан вышел на берег, поздоровался, начал о чем-то расспрашивать. Это была та самая деревня, в которой, как нам говорили, живет охотник Сабран, но, как выяснилось, никто о нем не слышал. Самые любопытные остались, чтобы посмотреть, как мы будем ужинать, но вскоре стемнело, представление закончилось, и они разошлись.
Нам на троих выделили каюту, но в первую ночь мы еще не успели разобрать вещи, койки были завалены багажом, поэтому я решил вытащить на пристань раскладушку и в одиночестве спать на свежем воздухе. Дневная жара отступила, в блаженной прохладе я мгновенно провалился в сон — и тут же проснулся от ужаса: рядом с моим лицом сидела большая, длинноусая крыса и упоенно грызла кокосовый орех. Чуть поодаль в мусоре возились ее сородичи, в лунном свете похожие на призраков. Самая наглая обвилась длинным, лысым хвостом вокруг швартовой тумбы, к которой был привязан наш канат. Я лежал затаив дыхание и мечтал, чтобы на палубе катера не нашлось ничего привлекательного для этих мерзких тварей. Они нахально шныряли вокруг, но распугивать их было выше моих сил. Сама мысль о том, что мне придется стоять босиком среди них, вызывала такое отвращение, что я затаился под москитной сеткой, где, как ни странно, чувствовал себя в безопасности.
В конце концов я задремал, но через миг (так мне, по крайней мере, показалось) проснулся оттого, что кто-то звал «Tuan, tuan» мне в ухо. Рядом стоял молодой человек с велосипедом. Я взглянул на часы: не было пяти.
«Сабран», — представился юноша и ткнул себя пальцем в грудь.
Я спустил ноги, натянул саронг на голое тело, постарался как можно приветливей поздороваться и окликнул Даана, который как раз высунул взлохмаченную голову из иллюминатора. Молодой человек рассказал, что вчера вечером до него дошел слух об иностранцах, которые его ищут, и он, боясь, что мы на рассвете уплывем, тут же вскочил на велосипед и ночью проехал не один километр, чтобы нас застать. Как мы впоследствии убедились, подобное рвение Сабран проявлял во всем и всегда. Ему было чуть больше двадцати. По натуре предприимчивый, он несколько лет назад устроился на торговый корабль, который ходил в Сурабаю, чтобы посмотреть на большой город, о котором в Самаринде ходило множество легенд, неплохо зарабатывал, но в Сурабае не остался: его так отпугнули нищета и грязь, что он решил отказаться от больших денег и вернуться в родные леса. С тех пор он живет в Тенггаронге и, чтобы прокормить двух сестер и мать, ловит на заказ животных. Мы убедились, что лучшего помощника не найти, — и предложили к нам присоединиться. Сабран тут же согласился и укатил за вещами. К тому времени, как мы закончили завтракать, он вернулся с фибровым чемоданчиком, в котором умещался весь его нехитрый скарб, и не успели мы оглянуться, как он уже мыл оставшуюся после завтрака посуду. Сомнений не было: нам невероятно повезло.
Сабран
После завтрака мы вчетвером уселись обсуждать планы. Я рисовал животных, которых мы хотели найти, Сабран рассказывал, как они называются на местном наречии и где их чаще всего можно встретить. Нам не терпелось увидеть носача, очень колоритного зверя, который обитает только на болотистых берегах Борнео. Показать, как он выглядит, было нетрудно: это единственная обезьяна, которая может гордиться длинным, обвисшим носом. Сабран сразу сообразил, кого я неумело пытался изобразить, и предложил отвезти нас немного подальше, вверх по реке, где любят селиться эти диковинные животные.