Наутро, войдя в ванную, чтобы побриться, я обнаружил, что броненосец исчез. Может, он зарылся в сено и дрыхнет? Но в копне его не оказалось. Куда он мог спрятаться в аскетичной ванной, где ничего, кроме предметов гигиены, нет? Я заглянул под ванну и под раковину, пошарил за унитазом, поднял стойку для полотенец, поискал везде, где только можно, но мулита словно сквозь землю провалился. Сбежать он не мог: больших щелей в ванной не было. Вдруг кто-то из слуг открыл двери и случайно его выпустил? Раздосадованный Джек расспросил всех, но утром никто в ванную не заходил. Мы наспех позавтракали и продолжили поиски. Зверя не было нигде, но, как и куда он скрылся, мы откровенно не понимали.
Два дня спустя нам принесли второго броненосца, на сей раз самку. Мы поселили ее в ванной, и я каждый час заглядывал, чтобы посмотреть, как она. Гостья освоилась довольно быстро и лопала с таким же аппетитом, как и ее предшественник. Но когда я заглянул к ней в полночь, оказалось, что ее тоже нет. Как же так, она не могла, категорически не могла исчезнуть! Втроем с Чарльзом и Диком мы бросились на поиски. Может, ее угораздило провалиться в унитаз? Мы открыли люк на внутреннем дворе, но никаких признаков беглянки не обнаружили, ползали по полу в ванной, ища неприметную трещину или щель, но все тщетно. Когда мы почти отчаялись, Чарльз на всякий случай протиснулся между стеной и основанием унитаза — и вдруг увидел знакомый черный бородавчатый хвост. Оказывается, мулита прокопала щель, забралась внутрь полого керамического поддона — и застряла. Извлечь ее оттуда было непросто, и в конце концов мы прибегли к тактике, испытанной еще в Куругуати, — принялись осторожно щекотать ей брюхо. Наконец зверька вытащили, Чарльз заглянул в поддон, пытаясь понять, как можно было пролезть в такую узкую щель, — и, осклабившись, повернулся к нам: «Эй, смотрите!»
В глубине щели я разглядел темный бугорок, едва различимый среди холмиков разрытой земли. Это был наш первый мулита. Только броненосец мог выискать щель в надежно забетонированном полу, подумали мы, и сочли за лучшее переселить наших шустрых беглецов в более надежное жилище. Я налил в раковину воды, пустил в нее черепашек, после чего опустошил ванну, выстелил дно сеном и пригласил мулита в их новый дом. Они засеменили по сену, отчаянно заскреблись по скользким стенкам, потом сунули носы в слив, пару раз на пробу царапнули медный ободок вокруг отверстия и, убедившись, что рыть здесь нечего, забрались в сено и уснули.
Мы погасили свет и тихонько вышли.
«А знаешь, — признался Дик, — мне даже немного жаль, что мы их нашли. Представляю, сколько радостных часов и увлекательных открытий ждало бы наших будущих гостей. Где еще встретишь ванную с броненосцем в толчке?»
Примерно в километре от нашего дома, между берегами, поросшими ивами и высоким камышом, то извиваясь, то пенясь при ударах о камни, то плавно перетекая из одной залитой солнцем затоки в другую, струился глубокий поток. На мелководье прилетали цапли, чтобы полакомиться рыбой, стрекозы, поблескивая радужными крыльями, носились за мушками и комарами, а в укромных местах чинно плавали компании чирков. Мы часами любовались этой идиллией, но однажды Джек рассказал, что неподалеку можно увидеть капибар.
Звучало это очень заманчиво. Ручных капибар мы с Чарльзом когда-то привезли из Гайаны, но нам никогда не удавалось заснять этих диковинных животных в их естественной среде.
Капибары живут во многих местах, но они робкие и пугливые создания. Это объяснимо: слишком много желающих полакомиться их вкусным, напоминающим телятину мясом и выделать их шкуры, чтобы сшить из мягкой кожи передник или седло.
«А здесь с ними не будет никаких трудностей, — похвастался Дик. — Стадами ходят. Охоту на них мы запретили, так они на радостях совсем обнаглели. Никого не боятся. Их сейчас любой школьник пластмассовой «мыльницей» сфотографирует, не то что вы со своим хитроумным оборудованием».
Поначалу мы ему не поверили. Обычно подобные заверения означали, что никаких животных в окрестностях мы не найдем и в очередной раз предстанем парой самозванцев, претендующих на титул «Зверолов — Орлиный Глаз». Тем не менее на следующий день, вооружившись наилучшим объективом и приготовившись к наихудшему, наша компания отправилась к протоке, которую описывал Дик. Она текла сразу за эвкалиптовой рощей. Чарльз мягко притормозил, я принялся рассматривать в бинокль окаймленный деревьями берег — и не поверил своим глазам. Даже если бы мы приняли рассказы Дика за чистую монету, картина, которая перед нами открылась, превзошла все ожидания.
На траве, у кромки воды, словно отдыхающие на пляже в Блэкпуле, безмятежно расположились больше сотни капибар. Мамаши, присев на корточки, умильно глядели на малышей, что резвились вокруг. Чуть поодаль, положив головы на вытянутые лапы, сладко посапывали пожилые джентльмены. Самодовольные юнцы лениво слонялись между семейными компаниями, иногда наступали на дремлющих «стариков» и тут же трусливо пускались наутек неуклюжим галопом. Впрочем, разомлевшим на полуденной жаре капибарам явно было лень ссориться.
Мы осторожно подъехали поближе. Несколько почтенных господ привстали, надменно и сурово оглядели нас, после чего отвернулись и снова погрузились в сон. У них были почти прямоугольные профили, плечи окутывала густая, мохнатая грива, а на морде, аккурат между ноздрями и глазами, отчетливо виднелась похожая на рубец полоска, по которой узнают самцов. Царственной манерой они напоминали скорее львов, чем своих ближайших родственников — мышей и крыс.
Тем временем одна мамаша, тяжело ступая, побрела к ручью, за ней вереницей потянулись шестеро малышей, и семейство дружно плюхнулось в прохладную речку. Теперь, когда мы стояли совсем близко, было видно, что в реке капибар не меньше, чем на суше. Одни, развалясь, лежали на воде, другие беззаботно плавали взад-вперед, исключительно ради собственного удовольствия. Пожилая мадам, стоя в воде по пояс, задумчиво жевала листья кувшинок. Лишь один молодой самец двигался на удивление быстро. Он бодро переплыл протоку, поднимая за собой веер волн, потом неожиданно нырнул, проплыл под водой и вдруг резко, отфыркиваясь, выпрыгнул перед изящной самкой, которая осторожно плавала у противоположного берега. Она тут же скромно отплыла в сторону, поклонник ринулся за ней, и они, выставив над водой только коричневые головы, торжественно поплыли друг за другом, словно корабли на морском параде. Время от времени барышня кокетливо ныряла, ухажер не отставал; как только она появлялась на поверхности, он тут же оказывался рядом. Минут десять, увлеченные любовной игрой, капибары плавали то вверх, то вниз по реке, в конце концов она не устояла перед пылкостью и сноровкой, и они соединились на мелководье под сенью склонившихся ив.
В то утро мы снимали капибар часа два, на следующий день приехали снова, чтобы полюбоваться уникальным зрелищем. Нигде в мире больше не найдется места, где так много капибар могло бы находиться так близко к цивилизации.
Капибары у реки
Парадоксально, но вот один из самых распространенных в Аргентине зверьков — похожий на кролика вискаша, — к нашему удивлению, считался в Ита-Каабо одним из самых редких.
Семьдесят лет назад Хадсон писал, что путник может проехать 800 километров по пампе, и почти через каждый метр он будет натыкаться на норы вискаш, а в некоторых местах можно встретить колонии в сотни нор. Своей многочисленностью они во многом были обязаны хозяевам эстансий, ради добычи уничтожавшим природных врагов этих зверей — ягуаров и лис. Однако вскоре фермеры обнаружили, что расплодившиеся прожорливые создания грозят изничтожить всю траву на пастбищах, — и объявили им войну. Местные пастухи отводили от ручьев воду и затопляли норы, перепуганные животные выскакивали наружу, и здесь их добивали палками или прикладами. В других местах viscacheras, как здесь называют норы вискаш, заваливали камнями вперемешку с землей, и бедные животные умирали от голода. По ночам местные жители сторожили разоренные норы потому, что вискаши, таинственным образом узнав о беде своих сородичей, прибегали к ним на помощь и расчищали ходы. К нашему приезду этих зверьков в Ита-Каабо осталось совсем не много. Дик собирался уничтожить их полностью, но все же решил сохранить колонию в отдаленной части своего поместья. В один из дней, ближе к вечеру, он отвез нас туда на грузовике.
Примерно полчаса мы ехали по разбитой грунтовке, потом свернули, запрыгали по торфяным кочкам среди зарослей чертополоха и наконец остановились метрах в двадцати от невысокого, совершенно лысого земляного холма, увенчанного живописной кучкой камней и хвороста. Вокруг кургана виднелась дюжина крупных нор.
«Сад камней» был произведением самих вискаш, известных маниакальной страстью к собирательству. Они не только затаскивают на вершины «своих» насыпей камни и корни, какие выкопают из нор, но приволакивают все более или менее ценное, что можно найти в окрестностях. Если пастух что-нибудь выронит по пути, он, скорее всего, найдет свое имущество в этих бестолковых, но бережно хранимых «коллекциях».
Когда мы приехали, зверьки все еще были под землей и прятались в своих лабиринтах тоннелей, так как обычно они выходят в сумерках, когда их труднее заметить.
Стояла приятная прохлада. Легкий ветерок шуршал в зарослях и обдувал наши лица. На горизонте показалась компания из четырех нанду, которые задумчиво брели в нашу сторону. Пройдя немного, они остановились, как по команде сели на голую землю, распушили крылья, опустили головы и принялись с наслаждением орошать себя дорожной пылью. Громкоголосые шпорцевые чибисы мало-помалу утихли и спрятались в своих гнездах. Огромное багровое солнце медленно уходило за линию горизонта.
Кроличья сова возле норы
Хотя строители кургана по-прежнему скрывались под землей, на поверхности кипела жизнь. На груде камней гордо, словно часовые, восседали две желтоглазых кроличьих совы в полосатых «жилетках». Они умело роют собственные гнездовые норы, но предпочитают занимать ответвления норок вискашей. Горки камней служат им удобной вышкой, с которой они обозревают окрестности и высматривают добычу — насекомых и грызунов.