«Джентльмены, — растерянно перебил он, — вы, должно быть, ошибаетесь. Они должны называться как-то иначе. В этом списке инструкций перечислены все животные, но никаких армадиллов здесь нет».
Он шумно захлопнул фолиант.
«Но не беспокойтесь, я дам им другое название, думаю, никто против не будет».
Мы поверили ему на слово и, облегченно вздохнув, отменили стоившую нам немалого труда бронь на самолет через Нью-Йорк.
За два дня до предполагаемого отъезда из Асунсьона представитель авиакомпании с унылым видом заявился к нам.
«Простите, — едва поздоровавшись, начал извиняться он, — мне очень жаль, но наша компания, как ни печально, не может принять ваш груз. Руководство в Буэнос-Айресе утверждает, что эти животные… те самые, которых нет ни в каком перечне, очень дурно пахнут».
«Что за чушь! — взорвался я. — У броненосцев вообще нет запаха. За кого вы их выдали?»
«Понимаете, я хотел выбрать название, какое мало кто знает… То слово, которое вы говорили, у меня из головы вылетело, поэтому я решил порыться в книжках о животных, что у сына на полке стоят, и выбрать что-нибудь поэкзотичней».
«И что же вы выбрали?»
«Скунса».
«Скунса?! — Я с трудом сдерживал ярость. — Будьте добры, немедленно свяжитесь с Буэнос-Айресом и объясните, что броненосцы ничего общего со скунсами не имеют. Они вообще ничем не пахнут. Вы можете убедиться в этом сами».
«Простите, — виновато забормотал он, — но, к сожалению, это невозможно. Место уже отдано под другой груз».
Мы понеслись в нашу прежнюю авиакомпанию, и, пространно извиняясь, попросили восстановить бронь, которую отменили неделю назад.
Чем дольше мы сидели в Асунсьоне, тем затруднительней становилось наше положение. Казалось, о нас и нашем странном занятии прознал весь Парагвай. С утра до ночи к нашему дому на велосипедах, грузовиках, а то и пешком со всех концов страны стекались гости и передавали нам сосуды из выдолбленных тыкв, коробки и авоськи с животными. Самым ценным приобретением мы были обязаны человеку, с которым познакомились в гостинице Консепсьона, когда вместе с Сэнди безуспешно пытались найти, где таинственный Акуино прячет гигантского броненосца. Теперь этот человек появился у нашего дома с большой ручной тележкой, в которой, за хлипкой загородкой, наспех сооруженной из связанных леской реек, гордо стоял огромный, невообразимо красивый волк с роскошной рыжеватой шерстью, остроконечными мохнатыми ушами, белой манишкой и непропорционально вытянутыми ногами. Это был редчайший aguara guazu, гуара, или гривастый волк, который обитает только в Чако и на севере Аргентины. Несообразно длинные конечности позволяют ему обогнать даже гепарда, поэтому некоторые считают его самым быстрым животным на земле. Зачем ему нужны удлиненные ноги, по-прежнему остается тайной. Убегать гривастым волкам не от кого. На открытых равнинах, где предпочитают селиться эти животные, ягуары, их главные враги, не обитают. Чтобы догнать броненосца или мелких грызунов, какими в основном питается этот волк, высокие скорости не нужны, свидетельств о том, что он охотится на нанду, с которыми он вполне мог бы состязаться в беге, у зоологов нет. Некоторые ученые считают, что высокий рост позволяет животному обозревать обширные равнины. Эта гипотеза звучит правдоподобно, и все же, как и почему удлинялись волчьи конечности, она не объясняет.
Я едва не потерял рассудок от радости. Накануне мы получили телеграмму о том, что Лондонский зоопарк купил в немецком зоопарке самца гривастого волка, и теперь нас просят, если возможно, найти ему пару. Поверить в такое совпадение было трудно, но в подкатившей к нашему дому тележке стояла волчица.
Теперь предстояло понять, где редкого зверя поселить. Временная клетка, в которой его привезли, была не только хлипкой, но и такой тесной, что бедное животное не могло повернуться. Хотя прежний хозяин заверял нас, что поймал волчицу совсем недавно, она оказалась покладистой и безропотно позволила нам с Аполлонио надеть на нее кожаный ошейник. Мы осторожно вытащили ее из повозки и привязали к дереву. Я предложил ей кусок сырого мяса, но она презрительно отвернулась. Аполлонио посоветовал угостить волчицу бананами. Мне казалось, что это не самая подходящая пища для хищника, но наша гостья, к моему удивлению, мигом умяла четыре сладких плода. Через некоторое время она стала настырно, со всей волчьей мощью рваться на привязи. Я испугался, что разозленный зверь повредит себе шею, и не придумал ничего лучше, как, загнав цыплят в курятник, выпустить волчицу на птичий двор. Пока она наслаждалась относительной свободой, мы, вооружившись пилами и молотками, спешно превращали большой деревянный ящик в клетку. К вечеру работа была закончена. Мы установили клетку рядом с загородкой и уговорами попытались заманить зверя в его новое жилище. Волчица категорически отказывалась, свирепо щелкала зубами и угрожающе рычала. Тогда мы решили изменить тактику. Аполлонио положил несколько бананов в дальний угол клетки, а сам занял стратегическую позицию у входа, чтобы захлопнуть дверь, как только волчица надумает войти. Тем временем я принялся готовить дорожные клетки для носух.
Сгустились сумерки, но волчица по-прежнему не выказывала ни малейшего желания познакомиться с клеткой. Я подошел к Аполлонио, чтобы посоветоваться, как нам быть, и в эту минуту она неожиданно рванулась с привязи, одним прыжком перелетела через невысокую проволочную загородку — и исчезла в темноте.
Сад был обнесен надежным забором, защищавшим от нашествий бездомных собак, и я надеялся, что в город волчица не убежит. Но она запросто могла затеряться на огромном участке, густо заросшем бамбуком, цветущими деревьями и декоративными кактусами. Через несколько минут совсем стемнело. Мы с Чарльзом и Аполлонио побежали за фонариками и целый час рыскали по саду, тщетно пытаясь найти хотя бы какие-то следы беглянки. Казалось, она растворилась в воздухе. Мы решили разделиться и прочесывать участок за участком.
Вскоре из дальнего угла сада раздался ликующий вопль Аполлонио: «Сеньор, сеньор, она здесь!»
Я помчался к нему и в ярком свете фонарика увидел волчицу. Она сидела на лужайке, окруженной высокими кактусами, и раздраженно рычала. Но что делать дальше? Ни веревки, ни сети, ни клетки у нас не было. Пока я размышлял, Аполлонио перепрыгнул через кактусы и схватил разъяренного зверя за шкирку. Чтобы не показаться трусом, я следом за ним перемахнул через заросли, бросился к Аполлонио, пытавшемуся удержать рычащую волчицу, и крепко обхватил его за пояс. Через миг я отпрянул, и в эту секунду она мертвой хваткой вцепилась в руку Аполлонио. Я тут же запрыгнул на нее и крепко сдавил ей голову. Перепуганная волчица разжала зубы. К счастью, рана оказалась неглубокой. Увидев, что происходит, Чарльз побежал за клеткой. Рассвирепевшая волчица рвалась из наших рук, нам казалось, что Чарльза нет целую вечность, но в конце концов он появился, и мы общими усилиями запихнули хищника за решетку.
Наконец последние приготовления завершились. Настал день отлета. Друзья собрались в аэропорту, чтобы попрощаться с нами. Самолет в последний раз покружил над Асунсьоном. Мы с облегчением вздохнули — одна из самых трудных экспедиций подходила к концу — и все же покидать Парагвай было грустно.
На два дня мы застряли в Буэнос-Айресе, но нам удалось разместить клетки в таможенном пакгаузе и тем самым обойти иммиграционно-карантинные препоны. По счастливой случайности оказалось, что одновременно с нами в городе находится мой добрый знакомый; они вместе с женой снарядили собственную экспедицию за редкими животными. Я разыскал номер его телефона, позвонил, трубку взяла жена и, узнав, каких животных мы везем в Лондон, легкомысленно похвасталась: «Кстати, а у нас уже есть гигантский броненосец».
«Повезло вам! — Я с трудом сдерживал зависть. — А можно на него посмотреть? Мы так долго искали его в Парагвае, и все без толку. Хотя бы увидеть, как он выглядит…»
«Знаешь, честно говоря, — она замялась, — на самом деле его у нас еще нет. Но мы слышали, что на севере Парагвая, километрах в восьмистах отсюда, какой-то парень его поймал. Собираемся туда поехать и зверя купить».
Я подумал, что было бы нечестно их разочаровывать, — и умолчал о наших приключениях в Консепсьоне. Через несколько месяцев я узнал, что им повезло не больше, чем нам.
Вылет нашего грузового самолета отложили на несколько часов, и на пересадку в Пуэрто-Рико мы опоздали. К счастью, в аэропорту дожидался отправления роскошный пассажирский лайнер, пустым возвращавшийся в Нью-Йорк, и руководство компании любезно пустило в него нас вместе со зверинцем, а стюарды с готовностью поделились с ними невостребованными пассажирскими обедами. Понравилась бы нашим животным лососевая икра, сказать трудно, ее мы не предлагали, но копченый лосось явно пришелся по вкусу броненосцам и носухам, а попугаи с удовольствием пообедали сочными калифорнийскими персиками.
Мы приземлились в Нью-Йорке — и я с ужасом увидел, что выпал снег. Если срочно, в ближайшие несколько минут, не найти для наших подопечных теплый дом, они погибнут. Но страхи оказались напрасными: я недооценил пристрастие американцев к центральному отоплению. В обычном пакгаузе, где разместили наш зверинец, оказалось едва ли не жарче, чем в Асунсьоне.
На следующую ночь мы прилетели в Лондон. Нас встретили сотрудники зоопарка, клетки перенесли в отапливаемые фургоны и повезли в Риджентс-парк. Как только машины исчезли в ночи, я впервые за шесть дней пути облегченно вздохнул: все животные прибыли в целости и сохранности.
В последующие недели я не раз навещал их в зоопарке. Филиненок (это была самка) почти полностью оперился и вымахал так, что вполне сходил за взрослую птицу. Удостоверившись, что наша «барышня» вполне самостоятельна, мы подсадили ее к одинокому филину, который уже несколько лет тосковал без подруги.
Мне особенно не терпелось увидеть, что произойдет, когда нашу гривистую волчицу пустят к самцу, уже освоившемуся в зоопарке. Любой зоопарк призван сохранять исчезающие виды, поэтому одна из его самых важных задач состоит в том, чтобы спаривать ред