нию преемника Юсуфа Мулы, как я уже упомянул выше, Абду-лахи опять открыл прежние дороги после того, как изменник Хокуа по собственному побуждению связался с нубийцами.
Таким образом, округ Мбиттимы, на место которого, как вассал арабов, встал Хокуа, попал в руки последнего. Теперь у него появилось желание захватить и владения его младшего брата Рензи и даже прогнать своего старого отца Уандо. Я узнал теперь, что, после моего отъезда от Ндорумы, Уандо, вопреки приказам правительства, послал свою слоновую кость ко мне на станцию, подтвердив этим, что не желает вести дело со станциями, организованными в области для сбора слоновой кости. Как раз в это время на расстоянии двух дней пути в округе Рензи, бежавшего к своему отцу, была основана вторая станция, составлявшая ближайшую цель моей поездки. Когда мое прибытие в область стало известно, все переговоры были приостановлены, но зато ко мне ежедневно стали являться посланцы обеих враждующих сторон. Уандо же велел передать мне, что после моего приезда в северную станцию он хотел бы лично посетить меня для переговоров, но боится Хокуа, который может взять его в плен, как он это проделал с Мбиттимой.
По просьбе управителя станции Магомед-Эхера я провел несколько дней на станции с тем большей охотой, что его кухня меня хорошо снабжала. Кроме того, сильные дожди также задержали меня еще на два дня, так что отъезд произошел лишь 7 ноября. Магомед-Эхер позаботился о нашем путевом довольствии. Я получил здесь, между прочим, впервые корзину тыквенных семечек. Очищенные от кожуры, растертые на мурхака (каменная зернотерка) и сваренные, они служат туземцам излюбленной приправой к мучной каше, для меня они также стали предметом первой необходимости. Употребление в сыром виде семян Cucurbita maxima небезопасно для желудка.
Мы вышли со станции поздно и в сопровождении Маго-мед-Эхера шли только три часа. Направление дороги переменилось и в течение многих дней, до временных хижин Уандо, шло на северо-северо-запад. В самом начале осталась вправо зериба Хокуа, затем мы перешли несколько рек, текущих и здесь на восток к Дуру. Характер ландшафта несколько изменился — появились возвышенности. Здесь уже не было того великолепия береговой растительности, нехватало изумительных деревьев — великанов южных широт. На смену быстро текущим потокам с заболоченными берегами появились грязные, вонючие болотистые водоемы с очень медленным течением.
Девятого ноября мы покинули очередную стоянку и двинулись на север. В начале пути мы пересекли три последних болотистых притока Дуру. Затем следовал узкий, едва заметный водораздел, а потом первый чистый лесной ручей с песчаным дном, который стекал к верховью реки Капили. Второй небольшой поток оказался таким же. Вскоре мы перешли Капили, песчаное русло которой было здесь шириной в десять шагов, а глубина реки доходила до трех футов. Многие вытоптанные поля этой области — в южном пограничном районе Ферос — свидетельствовали о невзгодах войны. По ту сторону Капили мы переправились еще через один поток, принадлежащий к этой системе рек, затем еще одна полоса дикой, необитаемой местности отделила нас от ближайших поселений и моей ночной стоянки. Люди здесь как раз были заняты утаптыванием травы на дороге уже указанным способом — длинными палками. Верховья рек Дуру и Кашли, оставшиеся теперь позади вместе с их многочисленными притоками, находятся на востоке в холмистой местности, венчающейся горой Багинзе, к которой на юге примыкают Бандуппо, Нагонго и Джамбели.
Сообщу здесь о некоторых культурных растениях этих областей. Здесь повсюду возделывается маис, но только в незначительных количествах, как лакомство для привилегированного слоя. Его зерна едят большей частью в свежем виде, поджаренными, хотя туземцы знают еще один прекрасный способ его приготовления. Зерна дурры и духна {60} (Sorghum и Penicillaria или Penissetum) здесь неизвестны, их место занимает телебуч (Eleusine coracana). Мука из него, не освобожденная от отрубей, дает темную шоколадного цвета кашу и подобного же цвета кисра (лепешки). Во время еды всегда чувствуется словно песок между зубами из-за жесткости шелухи. Мука из телебуна может быть значительно улучшена тщательной обработкой. Сладкие бататы и различные виды тыкв здесь также разводятся, ямс меньше, бананы и маниок в умеренных количествах. В области азанде маниок встречается в двух видах: реже встречающийся сладкий маниок, который в вареном и жареном виде употребляется без вреда для здоровья, и горький корень маниок. Последний, вследствие содержания синильной кислоты, сначала кладут на несколько дней в ручей, где он выщелачивается, потом высушивается, после чего все-таки остается противный запах. Из растертого в муку корня варится стеклянистая и клейкая каша. Но эту ма-ниоковую муку можно значительно улучшить и сделать приемлемой на наш вкус посредством смешения с другой мукой.
Этим, однако, не исчерпываются плоды земли у азанде; здесь местами разводится различная зелень, применяемая как приправа для соусов. Следует вспомнить о кунжуте (Sesamum indicum L.), — «зимзиме» арабов. Это растение широко распространено в египетском Судане, как и в самом Египте, благодаря богатому содержанию масла в семени. Нубийцы получают из него очень хорошее масло, тогда как туземцы только растирают его, подобно семенам тыквы, и едят в вареном виде, как приправу к их мучной каше. Назовем еще Colocasia antiquorum (египетский питательный корень); у азанде он называется «манзи» и отличается от египетского сорта особенно нежным, приятным вкусом. Цвет гораздо белее, кремовый, а клубень значительно меньше. Наконец, достойно упоминания, что я нашел здесь, к моему большому изумлению, также бамию (Hibiscus esculentus), любимый продукт нубийцев и арабов. Стебли ее достигают здесь значительной высоты, тогда как в нубийских странах бамия образует только низкорослые кусты.
Во всех негритянских странах, мною посещенных, разводятся домашние куры, но они здесь очень мелкие, за исключением одной породы, разводящейся далеко на юге от Уэле. Окраска оперения разнообразна, как и у наших кур, яйца соответственно малы. Большинство кур приносится в жертву бенге, впрочем иногда и съедается, но туземцы совершенно не употребляют в пищу яиц. Небрежность негров, маленькие четвероногие и хищные птицы, преследующие и пожирающие яйца и кур, а также грабежи нубийцев — причина того, что по временам какой-либо район совершенно лишается этой птицы, как это, например, имело место у Ндорумы со времени пребывания там людей Рафаи. Мои охотничьи ружья доставляли мне теперь чаще, чем прежде, цесарок, из которых варился густой суп с тыквой или сладкими бататами.
Дорога от хижины вождя Бенди шла почти в северном направлении, и я далеко за полдень 11 ноября прибыл к старому князю Уандо. На полпути мы пересекли верховье Мбруоле, берущей начало, как Капили и Дуру, на востоке. Ее среднее течение проходит частью через область Нгериа, частью через округа сыновей Малингде, а нижнее течение по стране мангбалле, о чем я уже говорил. Это низовье имеет немного притоков, что значительно облегчило наш путь. Последний перейденный нами поток принадлежал уже большой системе реки Джуббо. При этом следует отметить, что я здесь еще раз встретил клочок засушливой нильской области, так как Джуб-бо течет на север и соединяется с Суехом, последний же является притоком Джур, который, в свою очередь, соединяясь с Вау, впадает в Бахр-эль-Газаль. Область, которую мы прошли, и здесь густо населена, но сказались печальные последствия многочисленных расквартирований и насилий войск. Чем ближе мы подходили к резиденции Уандо, тем чаще появлялись селения, так что, выходя из одной группы хижин, мы видели уже следующие. Ни азанде, ни большинство других народностей посещенных нами областей не живут объединен-но, целыми селениями; семьи живут раздельно, рассеявшись хуторами по округу своего вождя.
Я с нетерпением ожидал знакомства со старым князем, который один из последних противостоял владычеству нубийцев и враждебно отнесся к экспедиции д-ра Швейнфурта. У одной группы хижин я увидел многочисленных азанде, ожидавших меня на почтительном расстоянии, и в этой массе я тотчас же узнал Уандо по его дородности. Он не носил княжеских знаков достоинства, старая династия азанде пренебрегает ими. Его «рокко» (одежда из коры) была не лучше, чем у его подданных, стоявших вокруг, но рука его сжимала не копье для метания, а мирное опахало от мух. Я пожал жирную руку Уандо, и этим была скреплена наша дружба. Но все же он первое время оставался задумчивым и скупым на слова, что было совершенно понятно, потому что против него сидел отпавший сын Хокуа, который последовал за мною сюда.
После долголетней вражды, во время которой эти самые близкие родичи даже не видели друг друга, они теперь сидели вместе, не обменявшись ни одним словом приветствия, и чувствовалось, что они и сейчас настроены очень недружелюбно. Гнев Уандо был вполне справедлив, причиненное ему бесчестие не могло быть легко забыто; все же я должен был добиваться того, чтобы дело как можно скорее закончилось хорошо. Раньше всего нужно было поднять общее настроение, для чего я прибегнул к хорошо испытанному средству — к музыкальному ящику. Слух о совершенно необыкновенных звуках, издаваемых этим ящиком, опередил меня, и желание послушать музыку уже громко высказывалось. Когда прекрасные звуки смягчили настроение, я энергично принялся за примирение.
Я уговаривал Уандо забыть случившееся: ведь Хокуа пришел к нему с раскаянием и больше не ждет, что отец первый придет на станцию турок. Сообщил ему, что мы с управляющими договорились о положении на будущее в благоприятном для всех смысле и что теперь Уандо должен высказать свои пожелания, чтобы все было урегулировано окончательно. Коварный Хокуа, вероятно, был не особенно доволен этими словами, так как явно стремился к неограниченной власти над всей областью и охотно уничтожил бы отца и братьев.
По-видимому, сильно взволнованный, Уандо ответил мне длинной речью: он уже ничего не может решать, он стар и передал свои владения трем сыновьям, которые сами должны решать все; для себя и своих людей он требует лишь местечка для обработки полей, где он мог бы жить мирно и спокойно, не будучи вынужден каждое мгновение прятаться в диких местах от преследований и нападений. Если его сыновь