[184]. В отношении к бракам, они тем различаются от нас, что, в случае несогласия, муж и жена могут есть и спать отдельно; если же желают то могут быть совершенно разведены, и в этом случае могут оба вступить в новый брак[185], дети же, если они были, остаются при отце. Цсркви их свободны и не могут быть ни продаваемы, ни передаваемы в наследство. Если священник и гражданин, благородный или простой, хочет строить церковь, то обязывается уступить ее приходу. В старину, правда, случаюсь, что наследники священников или мирян, по смерти сих последних, присваивали себе право разспоряжаться по своему благоусмотрению с подобными зданиями, продавать их или отдавать в откуп[186]. Но они отменили этот обычай, на том основании, что всякий дом Божий должен быть свободен. Каждую ночь их священники поют утренюю (mettin), чего греческие не делают. Богатые лоди у них часто распоряжаются, чтобы для них читали обедню, говоря, что лучше зажечь для себя свечу собственной рукой, чем ожидать эту услугу от чужой, т. е. по их мнению тот, кто сам, пока еще жив, не заботится о благе своей души, едва ли, в сем отношении, может ожидать чего либо от своих родственников, которые, споря между собою о наследстве, забывают пещись о душе усопшего. Притом они говорят, что Богу приятнее, чтобы каждый сам заботился о своей душе. Если бедный человек умрет не исповедавпшсь и неприобщившись, то, хотя и дают ему место на кладбище, но кладут над его гробом камень, на котором отмечают имя его вместе с именем божиим, в знак того, что его только похоронили ради Бога. Если же умрет священник или епископ, то его одевают в полное облачение; между тем другие священники роют ему могилу, куда несут его из церкви в кресте. Первый день они зарывают его там до пояса; потом каждый день отправляются к его гробу, с пением псалмов об успокоении его души, и каждый священник кидает горсть земли на него в течение восьми дней, когда его уже окончательно закапывают[187]. Молодые люди обоих полов погребаются в шелковых и в бархатных платьях, с золотыми ожерельями и кольцами. Тот, кто после свадьбы находит, что жена его уже не была девицею, отсылает ее к отцу ее и соглашается иметь ее женою только под условием, чтобы ему прибавили к приданому, условленному прежде в предположении, что она еще была девицею. В церквах своих они ставят один только крест, говоря, что грешно изображать в церкви распятие Христа более одного раза. Они не ставят икон над алтарем[188] и их архиепископы и епископы не раздают церквам индульгенций, говоря, что отпущение грехов зависит от Бога, который в своем милосердии умилостивит и отпустит грехи тем, кто ходит в церковь с покаянием и благоговением. Когда священник кончил обедню, он не благословляет[189] прихожан, но нисходит с алтаря и тогда мужчины и женщины подходят к нему. Он кладет руку на голову каждого из них и говорит: "Astouadz toghoutioun schnorhestze," пусть Бог простит твои грехи[190]. Тихая обедня (stillmess) у них читается громко, так что всякий может ее сдышать. Они тогда молятся за всех и за все, им предписанное, за христианские власти, духовные и светские, за римского императора, за всех королей, герцогов, баронов, графов и рыцарей, ему подчиненных[191]. Пока священник читает эту молитву, народ падает на колени и говорит, поднимая руки: Der, ouvghormia (ogornicka), т. е. Господи помилуй, и эти слова безпрерывно повторяются, в течении обедни, мужчинами и женщинами. В церкви они стоят с большим благоговением: не оглядываются во все стороны и не разговаривают, особенно во время обедни. Они весьма изящно украшают свои церкви и имеют разноцветные красивые облачения из шелка или бархата. У них миряне не читают Евангелия, как это делают наши светские ученые, которые непременно хотят читать всякую книгу, попадающуюся им в руки. Если бы у них миряннн смел читать Евангелие, то он был бы отлучен патриархом, так как чтение Евангелия у них дозволено только духовным особам[192]. У них по субботам и накануне праздников делают в домах курение, на которое употребляют только белый ладан, который растет в Аравии и Индии. У них духовные и миряне едят, сидя на земле, подобно язычникам. У них нет много проповедников, потому что не всякий священник имеет право проповедывать. Их проповедники должны быть сведущи в священном писании и должны, кроме того, иметь от патриарха особое дозволение, в каком случае они имеют право наказывать даже епископов. Такой проповедник называется Вартабид (varthabit: доктор богословия), по нашему легат. Таковых есть несколько, и они разъезжают по всему краю из одного города в другой и проповедуют. Если священник или епископ провинится, то оии его наказывают. Ибо, по их мнению, грешно, чтобы учил слову Божию тот, который сам ему не внимает или не понимает его.
LXVI. Причины вражды Греков против Армян.
Греки всегда враждуют против Армян. Вот причина этой вражды, переданная мне самими Армянами. Татары, числом в сорок тысяч, когда-то вторглись в греческие владения и осадили Константинополь. Император послал тогда к армянскому королю лучших рыцарей своего края, числом сорок, с требованием пособия. На вопрос короля, как велико было число неприятелей, посланник отвечал, что их было сорок тысяч. Король выбрал тогда самых лучших рыцарей своего края, чцслом сорок, которых решился послать к императору, с тем, чтобы они, с помощью Божиею, изгнали язычников из его края. По прибытии этих рыцарей в Константинополь, посланник (их провожавший) донес императору о том, что ему было поручено. Император тогда подумал, что король армянский хотел над ним подшутить. Но на третий день рыцари представились императору и просили его, чтобы он позволил им выступить против неприятеля. Император спросил их, каким образом им могла прийти мысль бороться с войском, состоявшим из сорока тысяч человек. Но они просили его, чтобы он позволил им выйти из города и даже велел бы запереть за ними ворота, так как они решились нести пред собою всевышнего и сражаться под его знаменем, поелику пришли в Константинополь, чтобы защитить христианство или для него умереть. Получивши согласие императора, они вышли из города, напали на неприятеля и убили до тысячи ста человек, не считая пленных, которых привели к воротам и там умертвили, потому что император иначе не хотел позволить им возвратиться в город. Хотя император начинал их боятъся, тем не менее с ними обходился хорошо. С своей стороны, они продолжали ежедневно бороться с врагами, убили еще многих из иих и принудили остальных убраться из края. Храбрые (fromen) рыцари, прогнавши Татар, снова представились императору и просили его, чтобы он позволил им возвратиться домой. Но император, замышляя их погубить, просил их, чтобы они еще остались на три дия, дабы он мог расстаться с ними приличным образом. Поэтому он пригласил ко своему двору всех, кто только желал бы покутить в течение трех дней. Каждому рыцарю дано было особое помещение с чистою девою, для того, чтобы последние забеременели и чтобы их поколение осталось в краю. Император желал, как он сам сказал своим придворным, срубивши дерева, сохранить плоды, воображая, что по убиении рыцарей, король армянский принужден будет признать верховную его власть. Согласно с его приказанием, в третью ночь все рыцари были убиты, кроме одного, которого предостерегла спавшая с ним девица. Сей последний, возвратившись в Армению, донес королю об участи своих товарищей. Король, которому чрезвычайно жаль было своих храбрых рыцарей, писал к императору, что он послал ему сорок рыцарей, стоивших сорок тысяч человек, что сам явится и за каждого из своих рыцарей убьет у него сорок тысяч человек. Для сей цели он велел предложить вавилонскому калифу выступить вместе с иим против греческого императора. Калиф лично прибыл к нему на помощь с болышим войском и союзники выступили против императора с четырехсот-тысячным войском. Узнав об этом, император пошел им на встречу, но был разбит и принужден был бежать в Константинополь. Они преследовали его и расположились лагерем на морском берегу, против города. Король тогда просил калифа, чтобы он уступил ему всех своих пленников, обещая за то уступить ему всю добычу, сделанную им в Греции. Когда эта сделка была принята калифом, король велел поставить пленных против города и умертвить из них сорокью сорок тысяч, так что морской рукав от крови принял красный цвет, согласно с его клятвой, что море примет цвет крови. Даже после этой мести у него осталось еще так миого пленных, что давали тридцать Греков за луковицу, чтобы посмеяться над императором, дабы он мог сказать, что дал тридцать Греков за один лук. Армяне, живущие между язычниками, равно и те, которые обитают среди других христиан, весьма честные люди. Они также весьма искусны и не хуже язычников умеют вышивать разные шелковые и бархатные материи, золотые и пурпуровые.
Я познакомил вас с странами, городами и областями, мною посещенными пока находился среди язычников. Я также описал битвы, в коих участвовал, то что я узнал о религиозных мнениях язычников и многие другие достопримечательности. Теперь скажу, чрез какие земли я возвратился домой.
LXVII. Земли, чрез которые я возвратился.
После упомянутого мною выше поражения Чекре, я попал к господину по имени Маншук (manstz usch: ср. гл. XXVI пр. 4), который был советником Чекре. Изгнанный, он пробрался в город Каффу, населенный христианами. Это — весьма многолюдный город, в котором обитают последователи шести различных вероисповеданий