Так что ой как непрост уже тогда был «провинциальный», «периферийный» Боровск! Зерна непокорности, посеянные при Пафнутии, еще дадут обильный урожай в эпоху церковного раскола. Но прежде была Смута, и сначала боровчане поддержали бунтаря Ивана Болотникова, за что были сурово наказаны войсками князя Мстиславского. При взятии города тот сильно повредил деревянные укрепления – устоять перед новым нашествием Боровск был не в состоянии. Однако оставалась мощная твердыня Пафнутьева монастыря; и когда к Боровску подошли войска Яна Сапеги, именно монастырь стал главным опорным пунктом царского стольника Михаила Волконского-Хромого.
Михаилу Константиновичу катастрофически не повезло. Армия Дмитрия Шуйского, поддержанная шведскими наемниками Делагарди, отразив натиск «тушинцев» от Москвы, двигалась на помощь осажденному Смоленску, но была позорно разбита меньшими силами гетмана Жолкевского при Клушине (ныне в Гагаринском районе Смоленской области, село более известно как родина первопроходца космоса Юрия Алексеевича Гагарина). Русские проиграли с треском. И хотелось бы посетовать на предательство союзников, на кошмарную силу «крылатых гусар» Жоклевского, но… Нельзя погрешить против исторической справедливости: командование проявило полную безалаберность, наемники побросали оружие и перешли на сторону противника из-за банальной неуплаты жалования, а русские войска, увидев такое, дрогнули сами… Дмитрий Шуйский бежал первым, утопив боевого коня в болоте и добираясь до Можайска на крестьянской лошадке. Крах был полный. Организованное русское сопротивление на можайском направлении перестало существовать. Неприятель стремительно развивал успех, но над правым флангом навис монастырь-крепость. Пафнутьев Боровский.
Войска Волконского стояли насмерть. Осадив обитель, враг десять дней не мог добиться ничего. Победу сапегинцам принесли изменники. Приближенные Волконского Яков Змеев и Афанасий Челищев под покровом темноты открыли ворота Тайницкой башни… Невелик Пафнутьев монастырь, но, как сообщают источники, жестокий бой в его стенах длился всю ночь и еще последующий день. Воевода Волконский с немногими оставшимися в живых русскими воинами сдерживал натиск у южных ворот Рождественского собора, там же был изрублен (на известной картине В. Демидова стольник гибнет в самом соборе, защищая раку с мощами, но это уже не принципиально).
Катастрофа, предопределенная беспомощностью Дмитрия Шуйского, стоила его царящему в Москве родственнику Василию трона. Пафнутьев монастырь был разграблен захватчиками. Тайницкая башня получила в народе прозвище «башня измены». Город Боровск, в память о подвиге своих защитников, получил позже герб: сердце с крестом – знак беспримерной доблести.
А в середине XVII века Боровск стал одним из центров старообрядчества. Сюда ссылали самых ярых противников никониан – в том числе знаменитого протопопа Аввакума, не менее знаменитую боярыню Морозову (в девичестве Соковнину) и ее сестру – Евдокию Урусову…
Феодосия Соковнина происходила из очень знатного рода, еще до замужества была приближена к царскому двору. В 17 лет она вышла замуж за боярина Морозова, дальнего родственника династии Романовых и «дядьку» царя Алексея Михайловича. Боярин был сказочно богат, владел несколькими имениями, в том числе и подмосковным Зюзиным, одним из первых отделанным по-европейски… Но через 12 лет после свадьбы Морозов скончался. 30-летняя вдова много занималась благотворительностью, пускала в свой дом странников и юродивых.
Когда Никон затеял свои реформы, Морозова, что называется, ушла в оппозицию, вела активную переписку с протопопом Аввакумом. Правда, в тех письмах о вере она рассуждает мало: по словам исследователей, боярыня выступала в них как хозяйка и мать, более всего занимающаяся делами своего имения. За это, кстати, Аввакум ее сильно осуждал. Предлагал больше жертвовать на нужды церковные (разумеется, старообрядческие), не появляться при царском дворе и даже… выколоть себе глаза, дабы избежать соблазнов мирской жизни. Последнее требование Феодосия оставила без внимания, но в целом «огнепальный протопоп» сыграл в ее судьбе роковую роль. Так, на свадьбу Алексея Михайловича с Натальей Нарышкиной (где Морозовой была отведена важная роль «в первых стояти и титлу царскую говорити») она под влиянием Аввакума не явилась, сославшись на мнимую болезнь. Вот тут терпение Тишайшего лопнуло. К Морозовой и Урусовой пришли с допросом. Допрашиваемые в знак протеста отвечали лежа в постелях.
За допросом последовал арест. Морозову доставили в Чудов монастырь. Именно этот момент запечатлен на знаменитом полотне В.И. Сурикова: гордая и бледная боярыня-«расколоучительница» осеняет толпу зевак двуперстным крестом.
После Чудова монастыря было заключение в Псково-Печерском, отчуждение в пользу казны всего имущества, многочисленные допросы и пытки на дыбе. Ни Морозова, ни Урусова от своей веры не отреклись, и обеих сослали в Боровск. Содержали в жутких условиях, в земляной яме, морили голодом, и в итоге сестры умерли. Впрочем, расправа не стала уроком для строптивых боровчан. Не напугала их и показательная казнь сочувствующих – когда на торговой площади сожгли четырнадцать человек во главе со священником Полиектом и инокиней Иустиной. Горожане стояли на своем – и переломили. На месте ямы, где уморили сестер, ныне старообрядческая часовня. И вообще, старообрядческих и единоверческих церквей в Боровске едва ли не больше, чем принадлежащих РПЦ. Грандиозный Покровский собор словно ставит точку в дискуссии: все-таки Боровск вошел в историю городом староверов.
В древнем Боровске
ЦИОЛКОВСКИЙ В БОРОВСКЕ
Имя К.Э. Циолковского прочно ассоциируется с Калугой. Но Боровск сыграл в жизни этого необыкновенного человека столь важную роль, что пребывание в городе Константина Эдуардовича увековечили памятником. Тоже весьма необычным: на фоне уменьшенной копии московского монумента покорителям космоса, что у ВДНХ, сидит немолодой ученый – в валенках и коротком пальто. Настолько коротком, что издали кажется, будто Циолковский одет в валенки и шорты. Мечтательно поднял голову в небо. Памятник неточен: Боровск видел Циолковского отнюдь не пожилым, а совсем юным. Когда он приехал сюда, ему было всего 23 года.
Привыкший жить в стесненных обстоятельствах, ограничивать себя во всем, Циолковский считал, что ему повезло: в Боровске удалось снять две комнаты и «попасть на хлеба» к священнику единоверческой церкви. За спиной Константина было непростое детство: скарлатина, частичная потеря слуха, проблемы в учебе и отчисление из гимназии, смерть одного из братьев, а затем матери, давшей ему в детстве представление об основных науках. После молодой человек занимался исключительно самообразованием: живя на хлебе и воде, проводил все время в библиотеках, мастерил всевозможные аппараты и механизмы, от астролябии до самодвижущихся колясок. Увлекался астронавтикой и аэронавтикой. Сдал экзамены, получил разрешение работать учителем и стал зарабатывать на жизнь репетиторством. Тогда Министерство просвещения и командировало его в Боровск.
К своему учительству Циолковский подходил весьма нестандартно: сам придумывал для учеников занимательные задачи, ставил с ними опыты, запускал бумажные аэростаты с горящими лучинами в гондолах и воздушные шары с тараканами вместо пассажиров. И вообще прослыл чудаком: мало ли, что в голове у человека, который смастерил огромного бумажного ястреба, с виду не отличимого от настоящей птицы, или передвигается по замерзшей реке на парусных санях! Параллельно Константин Эдуардович продолжал заниматься наукой по имевшимся у него книгам, открыл (как ему казалось) теорию газов и отослал результаты изысканий Дмитрию Менделееву. Тот ответил, что данная теория… отрыта уже четверть века назад. Но ученого-самородка приметил.
Циолковский же понял, что существенно отстает от современной ему научной мысли. Переживал тяжело. Но не упал духом – принялся наверстывать, да так, что теперь почитается отцом-основателем космонавтики…
Сказание о неисчезнувшем граде Калязине
Верхняя Волга от Дубны до Углича в давние времена была – что полоса ничейной земли на границе. В этих лесных-болотистых краях медянкой вилась не нанесенная на карты, зыбкая, во многом условная разделительная черта между Тверью и ее восточными соседями – Ростовом, Суздалем, Ярославлем, потом и Москвой. Граница двигалась туда-сюда, ее укрепляли со всех сторон, города появлялись и исчезали… Где-то тут была древняя крепость Святославле Поле, но где – кто теперь знает? Был, южнее, в устье Нерли, старый Скнятин, да вышел весь: не смог восстановиться после разорения Смуты, а останки потонули при разливе водохранилища.
В современном Калязине
А там, где сейчас город Калязин, в болотистом устье Жабни, – там не было ничего. Топь и лес. Зверь да птица, да в Волге рыба. И кто знает, может быть, и оставалось бы так поныне, если бы в XV веке не забрел бы в эти края подвижник – монах Клобукова монастыря, что в соседнем городе Кашин.
Будущий калязинский святой Макарий родился в 1400 году в селе Кожино, в набожной боярской семье. В середине 1430-х он ушел искать свою «пустыню» и обрел ее в паре десятков верст от Кашина. К нему присоединились еще несколько клобуковских старцев. Да вот беда, «пустыня», как оказалось, имела хозяина. Боярин Иван Коляга был очень недоволен тем, что на его земле поселились монахи. И задумал убить Макария. Но от помышления к делу перейти не успел – тяжело заболел. Коляге хватило совести лично попросить прощения у преподобного старца, а у того ответ один: «Бог простит!» От недуга боярин избавился, и, говорят, сам поселился потом в Макарьевом монастыре, и земли свои за так отдал. Вроде бы в честь Коляги обитель и стала Калязинской (никакого города Калязина, мы помним, еще нет). «Калязинским мужиком» злые языки называли отца Макария – уж очень бедную тот носил одежду. Зато исцелял немощных и бесноватых, наставлял грешников на путь истинный. Рассказывают, что однажды разбойники украли монастырских волов. Но далеко уйти со скотиной не смогли – внезапно ослепли, плутали-плутали, да и вышли обратно к воротам монастыря, где их встретил сам настоятель. Вернул ворам зрение в обмен на обещание не зариться на чужое.