По сути, так оно и было. Только соревновались – руками зодчих – ярославские купцы. Это сословие издавна было одним из столпов городской жизни; в бойком ритме предпринимательства билось сердце Ярославля. Недаром город уже к XVII веку вышел на третье в России место по товарообороту – после столичной Москвы и ухватистой Казани. В последующие годы на ярославской земле расцвели купеческие династии первогильдейцев Вахрамеевых, Огняновых, Сорокиных… Торговая элита, частники-экспортеры: Первой гильдии разрешалось продавать свои товары не только в России, но и за рубежом… В ходе суровой конкуренции (куда без нее) представителей старинных фамилий подпирали «выскочки» – оборотистые, разбогатевшие крестьяне, основатели новых торговых династий: Оловянишниковы, Дунаевы… те же Понизовкины, одного из которых – Никиту – ославил Некрасов в «Горе старого Наума». И знаменитые Елисеевы, законодатели торговых трендов начала ХХ века – тоже выходцы из Ярославского уезда.
Жили купцы демонстративно роскошно, на что, впрочем, были весомые основания. Чем больше состояние – тем больше привилегий. Соответственно, скрывать достаток было недопустимым безрассудством, и такая простая человеческая добродетель, как скромность, того и гляди, могла обернуться затруднениями для бизнеса… Но и о душе надо было думать. Вот и повелось у ярославских купцов соревноваться не только домами, но и церквями. Храм Ильи Пророка, например, построен Скрипиными, Христорождественская церковь на Волжском берегу – Гурьевыми, Никола Надеин – Светешниковыми… Со временем на этой почве выросли традиции меценатства и благотворительности. Многие ярославские купцы становились градоначальниками – и искренне работали на благо города, обустраивали его, делая «образцово-показательным». Например, пять раз избиравшийся городским головой Иван Вахрамеев подарил землякам такие блага цивилизации, как водопровод, электрическое освещение и трамвай.
Тем же, кому важно благополучие духовное, обязательно нужно побывать в Толгском Введенском монастыре. Это за пределами старинного города, на другом берегу Волги. Монастырю более семисот лет, по крайней мере, в «Сказании о явлении и чудесах иконы Богоматери Толгской» отправной точкой его истории называется 1314 год. Проезжал тогда в этих краях Ростовский епископ Прохор, остановился на ночлег. Как гласит «Сказание», глубокой ночью владыка вдруг проснулся и увидел столп света за рекой. А вместе с ним – чудесным образом появившийся мост на противоположный берег. Взяв посох, Прохор отправился смотреть, что за свет. И на том берегу увидел висящую в воздухе икону Богородицы… Помолившись перед ней, епископ вернулся к спутникам, но будить никого не стал, полагая, что виденное им – великое таинство и таковым должно оставаться. Вот только наутро слуги обнаружили пропажу архиерейского посоха. Оказалось, святитель оставил его за рекой – его нашли в роще, куда Прохор ходил ночью. Рядом же на земле стояла икона – та самая.
Толгский образ Богородицы считается особо чудотворным. Икона непостижимым образом не горела в пожарах, по меньшей мере дважды спасала ярославцев от моровой язвы и один раз – от засухи. Помолившись у нее, избавился от болезни ног Иван Грозный. Поклониться иконе приезжали Екатерина II и Николай II. А в ХХ веке Толскую забрали в музей, монастырскую территорию передали Волгострою. Это было, пожалуй, самый оригинальный вариант нецелевого использования культовых сооружений: прямо в стенах обители построили действующий макет волжской электростанции, «смоделировав» для этого русло Волги и ее течение. Насосы закачивали воду в резервуар на колокольне, откуда она самотеком шла через собор на модель ГЭС и собиралась в забетонированном храмовом подвале. С гидроэлектростанцией в Ярославле, кстати, так ничего и не вышло, ее построили в Рыбинске – со всеми хорошо известными последствиями для соседнего города Мологи и четырех с половиной тысяч квадратных километров земли, в том числе лучших заливных лугов Поволжья.
Собор Св. Илии Пророка в Ярославле
А Толгская обитель возродилась в 1987 году. Это был первый открытый в РСФСР женский монастырь. Перед возвращенной иконой вновь зажглись свечи.
ХХ век, советская индустриализация явила новое лицо Ярославля: провинциально-купеческий город стал могучим центром тяжелой промышленности. В 1932 году в городе открылся СК-1 – первый в мире завод по производству синтетического каучука. С тех пор ярославские предприятия известны всей стране: шинный и нефтеперерабатывающий заводы, моторный и лакокрасочный. Для железных дорог трудятся Ярославский электровозоремонтный ЯЭРЗ и вагоноремонтный «Ремпутьмаш». Менялся и облик города. Не всегда, увы, в лучшую сторону. Огненным смерчем прошлись по Ярославлю страшные события 1818 года – антибольшевистский мятеж и его подавление. Артиллерия выносила целые кварталы, погибли более тысячи человек, исторический центр лежал в руинах. Знаменитый Демидовский юридический лицей сгорел безвозвратно вместе с уникальной библиотекой. Многие храмы, заботливо восстановленные великим реставратором П. Барановским после той бойни, попали под паровой каток антирелигиозной кампании тридцатых… После, в 1940–1960-х годах, с городом обращались куда бережней, тогда Ярославль украсился отличными образцами «сталинского ампира» – зданием вокзала, «генеральским домом» с аркой на Красной площади, эффектной башней на углу Вознесенских казарм, ставшей визитной карточкой площади Труда вместе со зданием цирка и стадионом «Шинник». Прибывающие в город по воде могут оценить, как деликатно вписали в панораму прекрасной Волжской набережной речной вокзал.
А о соборе на Стрелке, восстановленном в XXI веке взамен снесенного в 1930-е – спорят до сих пор. Мало того, что не похож, так еще и в полтора раза больше предшественника, выпадает и из масштаба окружающей застройки, и из архитектурного контекста. Облик исторического центра города (включенного в полном составе в перечень всемирного наследия ЮНЕСКО!) в очередной раз перекроили по живому…
В некрасовской Карабихе
НЕКРАСОВСКАЯ КАРАБИХА
Любителей литературы в окрестностях Ярославля привлекает имение поэта Н.А. Некрасова. Строго говоря, уточняют музейные работники, Николай Алексеевич здесь не жил, а лишь приезжал сюда – десять раз в течение 1862–75 годов. Мечтая проводить в усадьбе хотя бы по полгода, такой возможности не имел – дела, связанные с издательством журнала «Современник», не отпускали надолго из столицы. Поэтому поэт переоформил все документы на брата Федора. А уже тот вместе с супругой с радостью взялись за поддержание усадьбы в порядке.
Сам Н.А. Некрасов во время своих визитов в Карабиху останавливался в восточном флигеле. Там он и отдыхал, и работал. Там появились на свет «Русские женщины», «Мороз, красный нос», ну и известное всем еще с дошкольного возраста «Дедушка Мазай и зайцы»… Напомним, что спаситель ушастой команды не был вымышленным персонажем. Его прототип – Иван Мазайхин, приятель Некрасова, с которым они часто напару охотились в здешних лесах…
Как и многие усадьбы, после революции Карабиху ждали непростые времена – трудовая артель, совхоз, детский дом, санаторий… О знаменитом владельце вспомнили лишь к его юбилею – 125-летию со дня рождения. Тогда-то и возник музей. На рубеже ХХ-XXI веков в Карабихе прошла серьезная реставрация, и теперь в усадьбе действует несколько экспозиций – как постоянных, так и временных. Есть и детский музей, посвященный тому самому непотопляемому деду Мазаю.
В Карабихе хранятся личные вещи Некрасова, его гимназическая табель (кстати, будущий поэт в школе учился из рук вон плохо), ноты песен на его стихи, рукописи, коллекции редких книг и журналов… Еще в музее регулярно устраивают литературные конкурсы и выставки фотографий, посвященных природе здешних мест.
Кострома. Торговые ряды
Царский путь Костромы
Кострома лежит в самом сердце мерянской земли, там, где великая река делит ее надвое – на Заволжье и, выразимся так, «Предволжье». В самом названии слышится что-то мерянское, благо других «-ма» в округе в достатке – Кохма, Кинешма, Чухлома… Вот только корень «костр-» нетипичен для финно-угорского языка, и исследователи полагают, что барышня все-таки русская. Известно ведь, что исконная Кострома – это соломенная куколка, ровесница славянских языческих богов, близкая родственница широко известной Масленицы. Только Масленицу сжигали, а Кострому спускали по воде. Владимир Даль, отметивший это слово как характерное для Владимирской земли, уточнял: «При встрече страдных работ, прощаясь с хороводами (на Всесвятской, в воскресенье пред Петровым постом, в русальное заговенье), хоронят Кострому, топят в Оке, а где ее нет, в речке или озере. Часть провожан плачут и причитают, жалея Кострому и не давая ее в обиду, прочие, с грубыми остротами, продолжают свое; спровадив Кострому, пьют и веселятся в последний раз до осенян, до уборки хлеба». А вот у него же, вообще экзот: «Игра: баба, среди ребятишек, названная Костромой, сказывается мертвою, а потом вдруг вскакивает и распугивает ребят». В общем, персонаж из восточнославянской мифологии, хтонический и сугубо карнавальный, как и положено в народных низовых культах.
На заре своей истории Кострома (город, а не кукла) была еще более медвежьим углом, чем медвежий Ярославль. Крепостца, основанная в 1152 году на полпути в глухие севера, попадала преимущественно в локальные сводки, то есть, простите, летописи. В XIV веке город быстро и бескровно вошел в состав Московского княжества, отправил свою дружину на Куликово поле, а два года спустя именно в Костроме Дмитрий Донской отсиживался, пока Тохтамыш в отместку сжигал Москву.
Своей небесной заступницей костромичи считают саму Богородицу, зримым воплощением этого заступничества – чудотворную икону Федоровскую. С историей ее обретения много неясностей, нашел ли ее то ли брат Невского Василий Ярославович, то ли его полумифический тезка князь Василий Квашня, и то ли в 1262 году, то ли в 1239-м. В остальном две истории повторяют друг друга практически слово в слово: икона висела на дереве у реки Запрудня (близ Костромы) и была перенесена в городской Успенский собор (за сносом оного при большевиках ныне пребывает в Богоявленском монастыре). С иконой народное предание связывает победу костромской рати в битве при Святом озере – это у западной границы города. Где-то в 1262 году сюда подошли татарские орды с вполне очевидной исторической миссией. Храбрая Кострома решила встречать врага в поле, Василий Ярославович собрал дружину, впрочем, силы были заведомо неравны. И вот для поднятия боевого духа князь взял с собой на битву Федоровскую икону, от которой, по легенде, пошел такой яркий свет, что ослепил все вражеское войско. Что не доделала охватившая татар паника, успешно довершила костромская рать.