Прошло без малого 350 лет, и на том же Святом озере произошла новая битва – уже с польскими захватчиками. 1609 год, в Костроме кипит бунт против обосновавшихся в городе ставленников второго Лжедмитрия: те оказались под стать тушинскому боссу – тоже были, по сути, банальным ворьем. Разгромленные тушинцы бегут в Ипатьевский монастырь, начинается осада… Шляхтич Лисовский идет на выручку своим, но во второй битве у Святого озера костромичи его отбрасывают. Через некоторое время освобожден от врага и Ипатьевский монастырь…
Эта древняя обитель – сейчас, наверное, самая известная костромская достопримечательность. Условно считается, что основал ее примерно в 1330 году крещеный татарский мурза Чет, основатель рода Годуновых – этим объясняется покровительственное отношение к монастырю царя Бориса. В смуту, после освобождения от поляков, в монастыре укрывался подросток Михаил Романов – этим, соответственно, объясняется покровительство со стороны их династии. 13 марта 1613 года в Ипатьевский явилась большая делегация – посольство Земского собора. Бояре и Духовенство били челом 16-летнему Михаилу, звали на царство в Москву… Стеснительный юноша некоторое время колебался, хотя все понимали, что скорее для виду; ибо все было решено, прямо скажем, за него. Так Ипатьевский монастырь стал «колыбелью дома Романовых»… А дальше произошло то, что известно без преувеличения всем.
Памятник Ивану Сусанину в Костроме
…О подвиге костромского крестьянина Ивана Сусанина сложено столько легенд, что трудно определить, где правда, а где вымысел. С детства, кажется, мы знаем, что этот человек завел отряд польских интервентов в непроходимые болота. Однако, почему именно к Сусанину обратились поляки?
Дело в том, что шляхта рыскала по всей округе не абы как, а в поисках Михаила Федоровича, только-только призванного на царство и переезжающего из одной вотчины в другую в попытке уйти как раз от таких «летучих отрядов»: отправиться в Москву он еще не мог.
Сусанин же был, судя по всему, приказчиком в имении Романовых в селе Домнино. Юный царь, по одной из версий, в тот момент укрывался именно там. Врагов надо было увести подальше и, желательно, насовсем. Вряд ли имело смысл просто кружить по лесу – Сусанин не мог не понимать, что отряд в несколько десятков человек легко нашел бы обратный путь по своим же следам (что совершенно упускают из виду апологеты «лесной» теории). Так что альтернативы болоту не было. Именно большое болото в окрестностях Домнина – его именуют Чистым – считается местом знаменитого подвига и гибели героя.
Со временем Михаил Романов наградил семью Сусанина – сохранилась жалованная грамота, согласно которой его ближайшие родственники были пожалованы землей и освобождены от уплаты любых налогов и податей. Подвиг воспел М.И. Глинка в знаменитой опере «Жизнь за царя», Сусанину поставили памятник и даже назвали в честь него центральную площадь Костромы – уникальная для дореволюционной России честь, оказанная выходцу из крестьянской семьи.
Были, конечно, попытки в той или иной мере оспорить сусанинский подвиг. Кто-то просто доказывал, что Сусанин никого никуда вообще не заводил, а просто не выдал полякам местонахождение царя и умер под пытками. Кто-то шел дальше: например, Н.И. Костомаров утверждал, что Сусанина убили обычные «воришки» (не редкость в то смутное время), а его родственники подсуетились и выпросили у царя привилегии… Что тут правда – наверное, мы уже никогда не узнаем, а вот народная молва, сделавшая Сусанина именем нарицательным, неоспорима.
…Гуляя по Ипатьевской слободе, нельзя не зайти в музей деревянного зодчества. На берегах тихой речушки Игуменки – настоящая деревенская улица с избами, каждая из которых сама – как произведение искусства, с мосточками, церковью… Все эти постройки перевезли из костромских деревень – многих уж нет на карте, утопли в водах Горьковского водохранилища. Здесь и ветряные мельницы – шатровка и столбовка (на сваях), и церковь – Илии Пророка с расписными тяблами, холщовым «небом» и резной с позолотой сенью над плащаницей. Или вот еще древняя – середины XVI века – церковь Пресвятой Богородицы. В своем «родном» селе Холм она стояла на возвышении, а здесь, правда, зажата между жилыми домами Ипатьевской слободы.
Жемчужиной коллекции в прошлом считалась уникальная церковь «на курьих ножках», Преображенский храм из села села Спас-Вёжи. В этом месте память услужливо выдает: «В августе, около Малых Вежей»… Да, все так, аккурат в тех болотистых низменных краях Некрасов и старый Мазай наводили шороху на дупелиный выводок. Поэт называл деревню Малыми Вежами, потом закрепилось «Спас-Вёжи», хотя, строго говоря, и то, и другое неверно, Спас – это село, а Вёжи – прилегающая к нему деревня, именно так, через «ё», и никаких ни Малых, ни Больших.
Бесполезно искать Вёжи на карте. Всю эту местность вода понимала-понимала – да и поняла совсем. Ныне историческая деревня покоится на дне Горьковского водохранилища. Одиноко на берегу затона стоит пустое, вымершее село-сосед Вёжей – Спас, скорее по традиции, нежели по факту наносимое на географические карты…
Нет и церкви. Советские реставраторы, от греха подальше, поставили ее в самом Ипатьевском монастыре – под защиту стен. Храм любили показывать экскурсантам, считали одним из символов Костромы, без него не обходился ни один путеводитель… Но спасенная от воды, погибла Спасская на Сваях церковь от огня. Сгорела на заре нового тысячелетия, в 2002 году, когда монастырь уже снова был монастырем; сгорела при невыясненных и нехороших обстоятельствах. Музейщики винили монахов – мол, их трудники курили на деревянном крылечке. Насельники валили на музейщиков – якобы закурил их экскурсант… Но, справедливости ради, церковь стояла в «Новом городе» монастыря, целиком отданном обители. Посторонние туда не допускались, и этот пункт монахи исполняли столь ревностно, что даже пожарным ворота отворили не сразу. Когда все-таки открыли – огонь полыхал вполнеба, спасать приходилось уже не храм, а все окружающее. Расследование культурной трагедии, как водится, тихонько свернули, так что винить оказалось вроде как и некого… Конечно, Спаса-на-Сваях планируют восстановить, но известно же: реплика – не подлинник.
Так и осталось от Вёжей только упоминание в стихах Некрасова. Поэт, кстати, ошибся не только в названии, но и в географии: «за сорок верст в Кострому прямиком» ну никак не мог бегать старина Мазай из деревни, от которой до города даже по петляющей дороге двадцати верст не будет. Этак «прямиком» можно в Кострому и через Ярославль бегать. К ярославским костромские своего Мазая ревнуют. Точнее – к открытому в Карабихе детскому музею знаменитого деда. На каком основании, – негодуют, и, надо признать, справедливо – костромича Мазайхина под Красными Ткачами прописали?
Кострома много потеряла в советское время. От многочисленных приходских храмов, формировавших облик города, остались считанные единицы. Грандиозный соборный комплекс снесли до основания, на недостроенную часовню в честь дома Романовых водрузили статую Ленина. Немного некультурно получилось – деревья окружающего парка подросли, достигли самых пят вождя, оттого с реки кажется, что Владимир Ильич стоит прямо на кронах. Утратив архитектурные акценты – частокол колоколен, Кострома стала «плоской», как Сковородка (здесь это слово с большой буквы: так горожане называют центральную площадь за специфическую планировку). Архитекторы-градостроители отметили этот неприглядный факт еще в советское время – и восстановили колокольню церкви Спаса в Рядах, чтобы у города был хоть какой-то силуэт. Сейчас восстанавливают соборы.
И все-таки дня не хватит, чтобы обойти в Костроме даже не все – только самое интересное. Милая Дебря с ее Воскресенской церковью, потрясающей снаружи и внутри. Та же «Сковородка» с уникальной пожарной каланчой – еще один символ города, слава Богу, сохранившийся. А рядом – столь же уникальные торговые ряды (те самые, где Спас-в-Рядах): огромный комплекс, просто-таки ГУМ начала XIX века. А истории о знаменитом костромском купечестве! А музеи, переносящие нас в дворянскую эпоху! А сочные фрески Силы Савина и Гурия Никитина! А Снегурочка, которая с легкой руки драматурга Островского теперь поселилась в Костроме (аж в двух местах – есть терем с интерактивными представлениями и ледяной комнатой, а есть музей «Сказочный край Снегурочки», это разные заведения).
А еще Кострома слывет льняной и сырной столицей России. Лен выращивали здесь, когда еще и города в помине не было. Ведь это растение – едва ли не единственное доступное в нашей полосе сырье, не считая шерсти животных, из которого можно получить нить для изготовления ткани.
Культивировать лен – дело трудоемкое. Про него говорили, что он вымотает, но и озолотит. Путь от полутораметрового стебля с голубыми цветочками до рубахи или сарафана долог. Ведь лен убирали вручную – «теребили». Его вырывали с корнем, часть стеблей оставляли в поле (с голого поля – голье уродится). Потом выбирали волокна. Это долгий процесс, поскольку они как бы приклеены к стеблю, и чтобы отделить их, растение приходится долго мять. А потом трепать и несколько раз чесать. Получались кудели, из которых пряли нить.
В конце XVIII века в Костроме было 22 полотняные фабрики. Позже их стали оснащать механическими станками, которых через полтора столетия насчитывалось уже несколько тысяч. А что касается веретен прядильного производства, то здесь их было больше, чем в Швеции, Дании и Голландии вместе взятых! Условия труда на фабриках были тяжелыми – они не закрывались даже ночью, а смена длилась порой по 18 часов. Естественно, стачечное движение революционных лет не могло пройти мимо Костромы.
В советское время льняная промышленность переживала расцвет. Костромичи перевыполняли план, сеяли все больше льна, фабрики обрастали жилыми кварталами и инфраструктурой. Появлялись новые микрорайоны, изменилась сама архитектура города. Сейчас, по статистике, треть всего российского льна производится именно в Костроме. И, к слову, шестая часть европейского.