влениях и занятиях, которые часто не учитывали эти иерархические категории высокого/низкого или противоречили им. Например, у Ибн Халдуна историческое описание королевства Мали под справедливым правлением Манса Мусы, «честного человека и великого короля», совершенно не согласуется с утверждением о легкомысленной возбудимости чернокожих первого из климатов, которую им приписывает его «Мукаддима». Его подробная картина написана по свежим данным и основана на беседах с людьми, побывавшими на месте, — с факихом, кади, воином, чьи имена он приводит[401].
Йуханна ал-Асад в своей «Географии» использует все три подхода[402]. В начале книги появляются негативные образы темнокожих, хотя и без явной попытки опереться на теорию климатов, когда он перечисляет «пороки» всех народов Африки:
Жители Земли черных… не имеют рассудка… и лишены сообразительности и практического склада. Они не имеют никаких познаний ни о чем и живут как животные, без закона и правил. Среди них много публичных женщин и рогоносцев. [Такие же пороки Йуханна ал-Асад приписывает сельским жителям и горным народам Берберии, а также обитателям Нумидии и Ливии, называя их «скотами» и «невеждами».] Исключение составляют живущие в больших городах, где немного больше здравого рассудка и человеческих чувств[403].
Точно так же в своем кратком изложении ранней истории Билад ас-Судана, в начале седьмой части, он использует старые общие места. «Как писали африканские космографы», народы земли черных когда-то «жили как звери, без короля и без господ, без республик и без правительства. Они едва умели сеять зерно». Никто не имел собственной жены, а вместо этого, проработав весь день в поле или на пастбище, укладывались спать на звериных шкурах, по десять-двенадцать человек в одной хижине. Некоторые из этих народов поклонялись солнцу и били перед ним поклоны каждое утро. Другие, например жители Валаты, поклонялись огню. В восточной части Земли черных жители были христианами, как и в Эфиопии[404].
Редактируя эти слова для публикации много лет спустя, Рамузио значительно усилил нецивилизованные качества темнокожих, изложив этот абзац в настоящем времени, а переводчики на французский язык и на латынь сделали затем то же самое[405]. Между тем лишь однажды в своей рукописи Йуханна ал-Асад написал, что конкретная община темнокожих живет таким же образом и в его время — это ужасные горцы района Борну, причем сам он этих людей не видел:
Летом они ходят голыми, если не считать куска кожи, прикрывающего срамные места; зимой они закутываются в бараньи шкуры, на которых также и спят. У этих людей нет никакой веры, ни христианской, ни иудейской, ни магометанской, и в этом они подобны животным. У них общие жены, женщины работают так же, как и мужчины, и живут все вместе, как будто они одна семья… Согласно тому, что сей автор услышал от купца, знавшего язык этих горцев и разговаривавшего с ними, они даже не дают людям собственных имен… а просто называют их по какому-то признаку… например, длинный… или короткий[406].
В одном ряду с этой картиной нецивилизованной жизни стоят презрительные отзывы Йуханны ал-Асада о чертах некоторых жителей стран к югу от Сахары: «люди Замфары высокого роста, но очень черны, с широкими лицами мужланов»; в Кацине «население очень черное, у людей толстенные носы и губы»[407]. Здесь он следует старым формулам выражения предубежденности к цветным, встречающимся среди берберов и арабов, хотя к тому времени, когда он писал эти слова, в литературе о путешествиях и в других текстах уже давно появились более одобрительные оценки внешности чернокожих. Это все еще было связано с инверсией статуса, поскольку восхваляемая красота часто была красотой рабынь или евнухов. Так, Ибн Баттута описывал рабынь из Таккада (Азелик), далеко к востоку от Гао в современном Нигере, как «красавиц» и пытался купить одну из них для себя. Но он также нашел «красивым» нарядного юношу в королевском городе Мали: цепь на его ноге оказалась не признаком рабства, а символом решения выучить Коран наизусть[408].
Йуханна ал-Асад постоянно комментирует внешность берберских и арабских женщин в разных местностях, отмечая их красоту или уродство. Мы, кстати, только что слышали, как он отзывался о женщинах области Драа, где много «смешения» между берберами и чернокожими, называя их «красивыми, полными и приятными». Однако о том, как выглядят женщины в самой Земле черных, он сообщает мало. Он отмечает, что в Томбукту свободные женщины закрывают лица вуалью, в то время как рабыни ходят открытыми, но это редкое наблюдение подобного рода. Он также не упоминает о внешности темнокожих рабынь, которых покупал на рынке для саадитского шерифа много лет назад, хотя красота всегда учитывалась при покупке женщин для удовольствия их владельца и, возможно, для вынашивания его детей, с дальнейшим приобретением особого статуса[409].
Каковы бы ни были причины сдержанности Йуханны ал-Асада, цвет кожи не является определяющим фактором в его окончательной оценке темнокожих. Вспоминая Абу Бакра, судью, служившего императору Сонгаи, Йуханна ал-Асад замечает: «Он был очень темнокожим, но человеком большого достоинства, мудрым и справедливым»[410]. Если в начале своей рукописи он описывал пороки всех регионов Африки, то перечислял и их достоинства:
Обитатели Земли черных — люди честные и добросовестные. Они относятся к чужестранцам с большой добротой и все время развлекаются веселыми танцами и пиршествами. В них нет никакой злобы, и они оказывают великое почтение ученым и духовным лицам. Они проводят время лучше всех африканцев и всех народов, которых сей автор видел в мире[411].
Здесь, как и в трактате ал-Джахиза «О превосходстве чернокожих над белыми», Йуханна ал-Асад либо настаивает на определенных положительных качествах, либо придает позитивную окраску таким чертам, как любовь к танцам, которые Ибн Халдун воспринимал как свидетельство возбудимости.
Он рассказывает и о других вещах, которые ему понравились в странствиях по Земле черных, особенно в тех городах или при тех дворах, где он провел какое-то время и мог общаться на арабском языке или через переводчика. Мы уже слышали, как он восхвалял богатство, торговлю и ученость города Мали. В «большой деревне» Дженне отмечалось изобилие сельскохозяйственной продукции, доставляемой на продажу из окрестной сельской местности, а также хорошо одетые и воспитанные (civili) жители, в том числе купцы, проповедники и ученые. В Томбукту имелась прекрасная мечеть и дворец, полный золота, там жили трудолюбивые ремесленники и торговцы, продававшие товары со всего мира, состоятельных горожан услаждали игрой на музыкальных инструментах и танцами, а у султана был прекрасно организованный двор. Ученые, проповедники и судьи были здесь многочисленны и пользовались почтением. Продавцы рукописей зарабатывали больше, чем любой другой торговец в Томбукту. Даже описывая жителей бедных сонгайских деревень к северо-западу от Томбукту как «очень черных и грязных [vili]», Йуханна добавляет: «Но они вполне дружелюбны, особенно к чужеземцам»[412].
Черная кожа, таким образом, не препятствовала созданию и содержанию в порядке больших городов, оживленной экономике, религиозному и юридическому образованию и гостеприимству. Йуханна ал-Асад также не считал рабство состоянием, для которого пригодны только черные. Шариат учил его, как мы видели, что любой неверный, захваченный в плен при законных обстоятельствах, может быть обращен в рабство. Христиан и евреев — народы Писания, живущие в Дар ал-ислам и платящие там особый налог с иноверцев как «люди, находящиеся под защитой», нельзя было порабощать, но захваченных за пределами исламских земель — можно[413]. Йуханна ал-Асад описывал многочисленных белых рабов-христиан в городах Магриба, в том числе мужчин, служивших телохранителями и солдатами, и женщин, состоявших в гаремах при дворах Феса, Тлемсена и Туниса, наряду с цветными рабами и рабынями[414]. И конечно, он знал о янычарах, светлокожих рабах в мамлюкском Египте и в Османской империи. Их, христиан, захваченных в рабство в результате военно-политических конфликтов, впоследствии обращали в ислам. Как он сообщал о Египте своим итальянским читателям:
Мамлюки — христиане из провинции Черкессия над Черным морем. Там татары привыкли приплывать и красть маленьких мальчиков и мужчин, отвозить их в Кафу и продавать купцам, которые затем доставляют их в Каир. Султан покупает их и немедленно заставляет отречься [от своей веры]. Они учатся читать и писать по-арабски и говорить по-турецки и мало-помалу повышают свой ранг и достоинство[415].
Религия — это элемент, который Йуханна ал-Асад считает необходимым, если и не достаточным, для того, чтобы общество жило «разумно», «по правилам» и «с обходительностью». Предпочтительно, чтобы религией был ислам, но если нет, то, по крайней мере, пусть будет та религия, в которой ислам признает наличие богооткровенного Писания и пророка. Хуже всего в горцах из Борну было то, что они «не имели веры, ни христианской, ни иудейской, ни магометанской». А темнокожих выводили из их прежнего состояния «животной жизни» путем обращения. По его словам, этот процесс начался с торговли и обмена между берберами пустыни и чернокожими. После того как аскетичные Альморавиды, закрывавшие лицо, укрепили в XI веке свою политическую власть и провели религиозную реформу в Магрибе, они обратили внимание на Земли черных. (Йуханна ал-Асад приписывает эту инициативу выдающемуся альморавидскому эмиру Юсуфу ибн Ташфину, в то время как ал-Бакри, современник Юсуфа, датировал начало обращения черных более ранним временем и приписывал его другим правителям.) Пришли проповедники — продолжает Йуханна ал-Асад, — и «большинство черных стали мусульманами и начали изучать законы, правила цивилизованного поведения и необходимые гуманитарные науки». За ними пришли купцы из Берберии, и между Магрибом и Землей черных стала развиваться торговля. Сказав о народе Мали: «Они самые цивилизованные и способные [civili e ingeniosi] во всех областях, населенных черными», Йуханна ал-Асад добавляет: «Они первыми стали мусульманами»