— Простите меня за то, что я говорю по-тибетски, как деревенщина…
Король удивленно вскинул веки. Он был явно шокирован тем, что я первый заговорил с ним: это звучало непочтительно и вульгарно. Но по придворным пронесся шепот; видимо, мое знание тибетского произвело эффект. Ангун Тенцинг Трандул широко улыбнулся — лед был сломан, и я чуть-чуть успокоился.
Король осведомился, откуда я.
— Из Франции. Это очень далеко.
— Франция ближе к Лхасе или к острову Америка? — уточнил его величество.
Как и большинство тибетцев, он был убежден, что Земля плоская и имеет форму полукружия, обращенного диаметром на север. Полукруг зовется Южным миром и окружен со всех сторон океаном, в котором плавают острова. Те, кому доводилось слышать о таких странах, как Англия и Америка, уверены, что это небольшие острова. Центр мира — Лхаса, расположенная точно в центре диаметра полукружия. Не зная, где бы отыскать место для Франции в этом мире, я сказал, что она сосед Англии, но отдалена от нее морем.
Король был удовлетворен и спросил, что привело меня в его страну. Тут, как условились, вступил Таши:
— Мы прибыли в вашу страну, чтобы изучать ее прошлое, ее обычаи, посетить монастыри и посмотреть хранящиеся там древние книги.
На сей раз король был очень доволен, придворные тоже одобрительно закивали. Их присутствие, кстати, придавало аудиенции официальный характер. В зале сидело несколько детей, в том числе давешний мальчишка, пригласивший нас во дворец. Позже выяснилось, что это придворный паж, усыновленный королёвским семейством, быть может даже незаконный сын кого-либо из членов правящей фамилии.
Паж снял с углей чайник и налил нам чаю в серебряные, как у всех, чашки. Король с отеческой улыбкой следил за угощением.
Несколько раз разговор прерывали присутствующие: они подходили к королю и простирались перед ним ниц. Это был ритуал прощания. Они удовлетворили свое любопытство, выяснили, зачем явились гости, и теперь считали, что могут отправиться по своим делам. Один старый крестьянин, однако, подсел поближе ко мне и вступил в беседу; это был любимый советник короля.
Разговор тек неторопливо. В Гималаях вообще стараются не торопиться. Ведь даже приветствие по-тибетски звучит «кале пхе» (не торопитесь). Налив нам не меньше десятка чашек соленого чая, слуги принесли фарфоровые тарелки с салатом. Как я потом выяснил, в салат идут сорняки, выполотые с хлебных и ячменных полей.
Сын короля спросил, хорошо ли мы устроились, и извинился за то, что не смог выделить нам более достойную резиденцию в городе, — если мы хотим, то можем жить у него в Тренкаре. Я вежливо отклонил великодушное предложение, сказав, что дела требуют моего постоянного присутствия в Ло-Мантанге…
Удивительное дело — меня не покидало ощущение величия происходящего, хотя вся обстановка была простой, а в сравнении с дворами индийских махараджей просто примитивной. Но именно так выглядели покои королевских замков во Франции и Англии в XI веке. Сейчас нередко забывают, что до крестовых походов — то есть до того, как с Востока в Европу завезли пряности, ковры, шелка и фарфор, — герцоги и бароны ходили по своим замкам босиком, спали на соломе в том же помещении, что и их лошади, а в аудиенц-залах разгуливали куры, как у короля Мустанга. Европейские короли и принцы не сразу превратились в изнеженных и утонченных монархов XVII–XVIII веков; раньше это были воины-помещики, хорошо знавшие в лицо своих крепостных, пировавшие с ними за одним столом. Они пили из бычьих рогов и ели на деревянных плошках. До XIV века большинство королей Франции едва разбирало грамоту!
И сейчас мне казалось, будто я читаю книгу по истории Европы.
Король сказал, что у него было три сына. Старший, Ангду Ньингпо, был коронован 14 лет назад, но умер после 11 лет правления. Пришлось ему, старику, вновь взять скипетр в ожидании момента, когда младший сын, Джигме Дордже, сменит его на троне; средний сын стал ламой в Царанге.
Его величество многократно бывал в Катманду, а однажды ездил в Индию на паломничество к святым местам буддизма. Редкие путешествия не изменили ни его привычек, ни манеры одеваться. Единственной современной деталью в его облике были очки в черепаховой оправе, купленные в Индии. Остальные приметы современности во дворце представляли два ружья, висевшие на стене. Долголетняя изоляция и традиционное отвращение к западной моде гималайских жителей позволили им сохранить в неприкосновенности национальную культуру и обычаи. Король, кстати, сказал, что он прекрасный знаток этих предметов, и проявил готовность ответить на мои вопросы. К сожалению, отвечал он очень коротко, а расспрашивать в подробностях я не посмел.
В тот день я впервые услыхал из уст короля имя Аме Пала. Фигура этого легендарного воителя представлялась загадочной, но король сказал, что именно Аме Пал основал государство Ло, построив большую крепость-дзонг Кечер. Развалины ее можно и сейчас видеть над Ло-Мантангом. Король с гордостью сказал, что в нем те же «кости», что и у Аме Пала (в тибетском мире это означает, что человек считает себя прямым потомком). Подумав, король добавил, что он восьмидесятый по счету потомок Аме Пала.
— Когда жил Аме Пал?
— Очень-очень давно, — уточнил король.
Я спросил затем, кто были «трое святителей» — Ангун Зампо, Нгорчен Кунга Зампо и Калун Зампо.
— Откуда вы о них знаете? — удивился собеседник.
Я рассказал, что во время краткой остановки в Джелинге нам сказали, что «трое святителей» позволили людям пить спиртное, ибо «люди не мулы». Король улыбнулся. Ангун Зампо, сказал он, был сыном Аме Пала, а Нгорчен Кунга Зампо — знаменитый лама, принесший в Мустанг веру. Третий святой был «калуном» тогдашнего короля (слово «калун» означает «управляющий»). Все они прославились своими деяниями, и их нарекли «тремя святителями». Я в восторге воскликнул, что хотел бы записать это.
Была одна загадка, которую я непременно хотел выяснить: когда точно Мустанг попал в вассальную зависимость от Непала? Исторические труды дают разные даты.
В книге историка Снеллгрова утверждается, что после первой непальско-тибетской войны 1792 года княжество Мустанг, лежащее на северных склонах Главного Гималайского хребта, оказалось в вассальной зависимости от гуркхских королей. Более того, автор писал, что один из сыновей непальского короля получил титул короля Мустанга и был посажен на трон в Ло-Мантанге. Это противоречит данным старинных хроник, гласящим, что раджа Мустанга — бхот, то есть тибетец; нет никаких следов и того, что сын непальского короля когда-либо занимал здешний трон. Да и датировка событий вызывает сомнения. Король уточнил кое-что в этой истории.
После восьмидесятилетней войны, сказал он, Мустанг сильно задолжал радже Джумлы (это древнее государство на южных склонах массива Дхаулагири когда-то властвовало над Западным Непалом). Мустанг 20 лет выплачивал дань Джумле, а потом гуркхские короли завоевали Джумлу, и, таким образом, Мустанг продолжал выплачивать дань уже Непалу. Непальцы никогда не завоевывали Мустанга. Они просто взяли на себя обязательство покровительствовать ему и получали дань, которую тот отправлял раньше Джумле. Все это произошло в 1795 году, после окончания войны между Тибетом и Непалом.
Так приоткрылась первая завеса над тайной страны Ло. Я, конечно, желал узнать еще многое, но боялся злоупотребить гостеприимством старого короля. Однако тот по собственному почину стал рассказывать, что Мустанг делится на семь областей, вернее, семь районов, и глава каждого района взимает королевские налоги. Я неосторожно брякнул, нельзя ли мне ознакомиться с бухгалтерскими книгами или хотя бы узнать, какую сумму платит народ Мустанга своему монарху, но по выражению лиц собеседников понял, что зашел слишком-далеко…
Кончив говорить, король знаком подозвал к себе высокого молодого человека, явно аристократического происхождения, судя по его великолепной чубе и золотому кольцу с бирюзой, которое он носил в ухе. Король сказал, что даст мне письмо к настоятелям всех монастырей. Молодой аристократ тотчас достал из складок чубы лист коричневой бумаги, серебряную чернильницу и длинную серебряную трубочку, оттуда он извлек деревянную, остро заточенную палочку для письма. Вскоре документ был готов. Король стал шарить вокруг себя в поисках королевской печати. Но поскольку она так и не отыскалась, Джигме Дордже протянул ему небольшую серебряную печатку. Король обмакнул ее в мягкую красную пасту и приложил внизу рескрипта. Бумагу несколько раз скатали, чтобы получился тонкий свиток, который и вручили мне.
Я развернул его и прочел:
«Сим объявляется королевская воля, чтобы по всей стране Ло ламы и трава (монахи) показывали французу, которых двое (имелись в виду Таши и я), все, что находится в монастырях, а также книги. Так повелел король Ло».
Под рескриптом стояла печать королевского дома из концентрических кругов.
Я поблагодарил, сложив ладони перед носом и повторив несколько раз: «Тудече, тудече». Неожиданно король сказал, что его сын болен. Я уже успел освоиться кое с какими медицинскими терминами и спросил, что с ним. Джигме Дордже ответил, что у него сильные боли в животе, он с трудом удерживает пищу. Почти безошибочно можно было определить дизентерию, тем более что он зимой ездил в Индию. Общеизвестно, что жители северного полушария часто болеют, оказавшись в тропиках. Живя в высокогорном климате, где относительно мало микробов, они заражаются дизентерией, едва спускаются в более теплые районы. Монахи, отправляясь на поклонение святым местам, непременно привозят домой болезнь и частенько $лирают от нее, поэтому дизентерия слывет здесь «святой хворью».
В Ло-Мантанге у меня были таблетки, и я обещал завтра доставить лекарство.
На прощание король сказал, что я первый иностранец, которому дозволили остаться на продолжительный срок в его стране. Я выразил свою признательность и попытался откланяться. «Попытался», поскольку подвернутая нога, на которой я просидел несколько часов, затекла и понадобилось немало времени, прежде чем я обрел способность шевелить ею.