Через полтора километра температура упала, долины Западного Бенгала и Ассама превратились в пуховой облачный ковер где-то под нами. Первые клочья тумана начали цепляться за кабину, когда мы взбирались по первым ступеням гигантской лестницы. Здесь на расстоянии 100 километров по прямой горы поднимаются от липкой жары долин до вечных снегов, вознесшихся на 8 тысяч метров у северной границы Бутана.
Джунгли подступали вплотную к дороге, становясь все гуще по мере того, как мы сворачивали в южную часть Бутана, более низкую, изрезанную глубокими долинами. Это край тяжелого, застойного воздуха, царство тигров, слонов, змей и обезьян. Публика наслышана о бенгальских и ассамских джунглях, но мало кто знает; что они по сути продолжение бутанских джунглей, тянущихся до долины Брахмапутры. И в сердце Бутана эта чащоба выглядит куда впечатляюще. Зоологи справедливо считают, что в Бутане наиболее высокая «плотность» диких слонов на единицу площади. Почти вся южная часть страны представляет собой огромный естественный заповедник, превосходящий любой африканский национальный парк; там звери чувствуют себя в безопасности под защитой буддийских верований, полагающих уничтожение любого живого существа смертным грехом.
В Бутане сталкиваются два мира. Тибетские обычаи, рожденные в краю вечных снегов, встречаются с укладом обитателей тропиков. Первый пояс джунглей, покрывающий южную треть Бутана, населяют непальские поселенцы и рабочие чайных плантаций Дуара. Практически здесь не встретишь коренных бутанцев, привыкших к более умеренному климату.
Покрытая росой тумана и затененная кронами высоких деревьев в бороде лиан дорога упрямо змеилась выше и выше, к снегам. Когда мы поднялись на первый перевал, долины словно сомкнулись за спиной — вокруг расстилались лишь круглые спины лесистых холмов.
Изуродованное молнией дерево выглядывало будто отсохшая рука циклопа. Ни души, ни одного селения вблизи, никого, кто бы жил здесь на приволье. Животные, как и люди, предпочитают тень. Только водопады становились все веселее, выбивая звонкую дробь о скалы. Некоторые рокотали в невидимой выси, на мгновение выныривали из джунглей и исчезали тридцатью метрами ниже, поглощенные зеленым океаном.
Сейчас, в разгар муссона, даже дороги превращаются в реки, затопленные влагой, которую, словно пот, источала богатейшая растительность. Это самые сырые джунгли в мире. Ведь Черапунджи находится в нескольких милях отсюда, в Ассаме. А там в иные годы в период муссонов выпадает больше 18 метров осадков! В окрестных джунглях рядом с Бутаном наблюдается примерно такая картина. Восемнадцать метров! А среднегодовое количество — 12. Подумать только, что в остальной части земного шара осадки измеряют сантиметрами и даже миллиметрами! В Черапунджи за три месяца на квадратный метр площади обрушивается 18 тонн воды: достаточно, чтобы затопить с крышей четырехэтажный дом. Вода собирается в ручьи, потом в реки, превращается в разрушительные пенные потоки, вырывающие глубокие овраги в почве, и в конце концов затопляет долины. Это случается каждый год в период водяной лавины…
Нельзя не восхищаться мастерством индийских инженеров, которые, преодолев все трудности, пробили через этот ад дорогу. Ей постоянно угрожали оползни, пока тысячи непальских рабочих вели стройку. Они и сейчас продолжают поддерживать ее в пригодном состоянии. Каждые 30 километров мы встречали бригады, вручную перетаскивавшие громадные обломки скал. Иногда те рушились с откоса в треске переломанных, как спички, деревьев. Монахи считали грехом строительство этой дороги. Да и мы на Западе разве не зовем «рубцами» трассы, пролегшие через гармоничные ландшафты?
Я повидал много горных дорог, но ни одна не может сравниться с этой. Нигде в Гималаях нет столь крутых и обрывистых склонов на таком протяжении, и постройка здесь дороги поистине чудо. Она обошлась в миллионы рупий и стоила почти нечеловеческих усилий. Дорога была необходима прежде всего по стратегическим соображениям, и премьер-министр Джигме Дорджи отчетливо понимал это.
Мы одолели три перевала на высоте два с половиной километра, обогнули насупленные, необитаемые горы, покрытые удивительным девственным лесом из высоких дубов и орешника, и въехали, собственно, на Бутанское плато.
Ландшафт изменился. Жару сменили туман и студеная изморось. В одном месте дорога бежала вдоль потока, вытекавшего из-под ледника. Я был сейчас на полпути между Индией и Тибетом.
Вскоре встретились первые молитвенные флаги и чортены — памятники, воздвигнутые во славу Будды. Навстречу грузовику брел караван мулов. Один погонщик, в широченном кхо из коричневой домотканой шерсти, испуганно отпрянул на обочину. Ему явно не случалось раньше видеть такие огромные машины.
На соседних склонах открылись пастбища с редкими соснами. Какое-то время мы следовали за причудливыми изгибами ледяной реки, сердито пенившейся вокруг валунов, когда внезапно впереди показался первый дзонг. Как описать свои чувства в этот момент? До этого, несмотря на пересечение границы, я не ощущал реально, что нахожусь в Бутане.
На пригорке отчетливо вырисовывались контуры крепости. Голые стены, слегка отклонявшиеся назад, поднимались как естественное продолжение скалы, на которой они возвышались. Крепость гордо царила над затянутой туманом долиной, словно молчаливый и грозный часовой Страны дракона.
Да, крепость появилась нежданно-негаданно. До этого я видел только деревни. Тибетская архитектура этого укрепления, строгая и благородная, напомнила мне, что я въезжаю в страну воинов, людей решительных, презирающих изнеженных жарой жителей долин. Людей совершенно иной закалки и славного прошлого. Интересно, живет ли кто-нибудь в этой крепости сейчас?
Все чаще появлялись теперь лошади, нагруженные поклажей; их вели под уздцы коренастые бутанцы, закутанные в шерстяные кхо. Кони вели себя спокойно, зато мулы в испуге бросались в разные стороны при виде рычащего грузовика, так что приходилось ползти черепашьим шагом среди окриков погонщиков и позвякивания бубенцов. В такт им стучало и мое сердце. Сколько дней предстоит мне идти под звон металлических колокольцев? Он всегда отзывался во мне воспоминаниями о Гималаях. Сейчас я уже жалел, что проделал весь маршрут на грузовике.
Под вечер водитель дал понять жестами, что мы вот-вот увидим Тхимпху.
«Обгоняя, ты приближаешь конец», «Жизнь и так коротка, не укорачивай ее скоростью» — две надписи на хинди украшали придорожный столб. Кому они адресованы — погонщикам мулов? Или их поставили заранее в ожидании интенсивного движения автомобилей? Во всяком случае сейчас они должны казаться бутанцам священными заклинаниями, которые декламируют, не понимая смысла. Безобразие! Дорога безжалостно вторглась в страну моей мечты.
Так незаметно я въехал в Тхимпху. В королевстве дракона не существует городов и даже больших селений. Столица была еще лишь в планах короля. Пока стояла Благословенная Крепость Веры, в которую упиралась дорога. Но уже заканчивалось строительство четырех больших домов, которым предстояло стать краеугольными камнями города — первого города в Бутане.
Население Тхимпху, отнюдь не самое многолюдное в королевстве, составляло 4 тысячи человек, из которых 3 тысячи жили внутри громадной крепости, одиноко возвышавшейся среди расположенных террасами полей.
Дзонг, цитадель Тхимпху, поистине необъятен. Волнистые крыши в форме па год блестят в лучах угасающего солнца. В цитадели 2 тысячи комнат, 300 часовен и 3 храма. Вечером они освещаются масляными лампами. Все население могло укрыться там, как это было на Западе в далекие времена крестоносцев, о которых мы читаем в учебниках и детских книжках по истории.
Не без робости я приблизился к крепости. Вокруг ухоженными рядами стояли сосны. Высоко над головой плавился солнечный шар, освещая белые формы монастырей.
Ну, вот и прибыл. Но прежде чем принять первую дозу впечатлений, надо обеспечить тылы, позаботиться о хлебе насущном и крыше над головой.
Отелей в Бутане нет по той простой причине, что не бывает заезжих туристов, а есть только гости. Дом для гостей в Тхимпху насчитывает всего три спальни. Надо было заново объяснять, отвечая на вопросы, что я не гость королевы или короля, что меня не приглашали ни Аши Диджи, ни Аши Чоки, ни королева-мать.
Чиновник по имени Пасанг выслушал меня со снисходительным интересом. Его чистенький «джип» тихонько урчал у порога.
Позолоченные молнии украшали стены в гостевом домике. Пол был покрыт ковром из красного сизаля. Удобная кровать, стулья и бюро вызывающе поглядывали на меня. Недавно прибывшие, они чувствовали собственное превосходство в краю, где принято сидеть в позе лотоса, а ковры, расшитые драконами, служат общей постелью. Три комнаты на всю столицу… и одна из них моя! Таково было решение чиновника, занимающегося гостями.
— Дальше будет видно, — сказал он, когда я закончил свое жизнеописание.
Я остался один, получив право лишь на рис с пряностями. Была пятница, и меня уведомили, что я смогу увидеть господина начальника личной королевской канцелярии Дашо Дунчо только в понедельник. Это время мне надлежит оставаться с поваром. Так по крайней мере я получу хоть какую-то еду.
А мне отчаянно хотелось компании, дабы поднять совсем упавшее настроение. Нет! Дом для гостей был пуст.
Мне подали чай, затем, чтобы как-то занять время, я решил разобрать свои тюки. Вот тибетская грамматика; грубая и неточная карта Бутана, пара сапог для верховой езды производства фирмы «Моррисон и Таттл» из Калькутты — когда-то поставщиков вице-королей, вынужденных продавать теперь свою продукцию на лотках в двух шагах от «Гранд-отеля»; две чашки тончайшего севрского фарфора — не особо оригинальный подарок, который я нашел достойным его величества короля Страны дракона (возможно, мне в ответ удастся получить чайную тибетскую пиалу!). Я привез также духи для королевы, Аши Диджи, Аши Чоки и королевы-матери, два ручной выделки шелковых шарфа и серебряный кубок. Все это, я надеялся, поможет мне на аудиенции.