, чтобы иметь честь пройтись обратно до дома с Геделем. На 70-летие Эйнштейна в 1949 г. его друг подарил ему удивительный расчет: он вычислил, что эйнштейновы уравнения поля общей теории относительности разрешают существование Вселенных, в которых время циклично. Или, если говорить точнее, Вселенных, в которых некоторые мировые линии замкнуты в кольцо. Это так называемые замкнутые временеподобные линии, или, как сказали бы физики сегодня, замкнутые временеподобные кривые. Это кольцевые шоссе без перекрестков и съездов. Замкнутая временеподобная кривая замыкается на себе и таким образом попирает обычные представления о причине и следствии: события на них — сами себе причина. (Сама Вселенная — вся целиком — при этом вращалась бы, свидетельств чего астрономы пока не обнаружили. Кроме того, по расчетам Геделя, замкнутая временеподобная кривая должна была бы быть чрезвычайно большой — на миллиарды световых лет, — но подобные детали редко упоминаются[182].)
Если внимание, которое выпадает на долю замкнутых временеподобных кривых, непропорционально велико по сравнению с их значением или правдоподобностью, то Стивен Хокинг знает почему: «Ученым, работающим в этой области, приходится маскировать свой подлинный интерес специальными техническими терминами, такими, к примеру, как „замкнутые временеподобные кривые“. Этим термином в завуалированном виде обозначаются путешествия во времени». А путешествия во времени — это очень сексуально. Даже для патологически стеснительного и подозрительного до параноидальности австрийского логика. Гедель, кстати, сопроводил свои расчеты несколькими словами на почти понятном английском языке, которые остались, правда, почти незамеченными в букете вычислений.
В частности, если P и Q — две точки на мировой линии вещества и P предшествует Q на этой линии, то существует временеподобная линия, соединяющая P и Q, на которой Q предшествует P; то есть в этих мирах теоретически возможно путешествовать в прошлое или иначе влиять на прошлое.
Обратите внимание, кстати, как просто стало физикам и математикам говорить об альтернативных Вселенных. «В этих мирах…» — пишет Гедель. Заголовок статьи, которую он опубликовал в Reviews of Modern Physics, звучал иначе: «Решения эйнштейновых уравнений гравитационного поля». Под решением здесь подразумевается не что иное, как возможная Вселенная. «Все космологические решения с неисчезающей плотностью вещества», — пишет он, подразумевая все возможные непустые Вселенные. Фраза «в этой статье я предлагаю решение» соответствует, по существу, другому утверждению: «Вот вам возможная Вселенная». Но существует ли на самом деле эта возможная Вселенная? Та ли это Вселенная, в которой мы живем?
Геделю нравится думать, что та. Фримен Дайсон[183], бывший в то время молодым физиком и работавший в институте, рассказывал мне много лет спустя, что Гедель любил спрашивать у него: «Доказали уже мою теорию?» Сегодня есть физики, которые с удовольствием скажут вам, что, если доказано, что некая Вселенная не противоречит законам физики, то она, да, реальна. Априори. Путешествия во времени возможны.
Такой подход устанавливает самую, пожалуй, низкую планку. Эйнштейн был более осторожен. Да, признавал он, «такие космологические решения гравитационных уравнений… обнаружены мистером Геделем». Но при этом он мягко добавлял: «Будет интересно оценить, не нужно ли их исключить по физическим соображениям». Иными словами, не стоит безоглядно доверять математике[184]. Осторожность Эйнштейна оказалась не в состоянии снизить популярность замкнутых временеподобных кривых Геделя среди поклонников путешествий во времени — а в их число мы должны включить логиков, философов и физиков. Они, не теряя времени, принялись запускать геделевские ракетные корабли.
«Предположим, наш путешественник в пространстве-времени по Геделю решает посетить собственное прошлое и поговорить с самим собой в юности», — писал Ларри Дуайер в 1973 г. Далее он конкретизировал:
В момент времени t1 субъект T говорит с самим собой в юности.
В момент времени t2 T входит в свою ракету, чтобы начать путешествие в прошлое.
Пусть t1 = 1950; t2 = 1974.
Не самое оригинальное начало, но Дуайер — философ, чьи статьи печатаются в Philosophical Studies: An International Journal for Philosophy in the Analitic Tradition, а это совсем не то же самое, что Astounding Stories. Дуайер хорошо подготовился:
В научной фантастике полно историй, где сюжет развивается вокруг каких-то людей, которые, воспользовавшись сложными механическими устройствами, оказываются перенесенными в прошлое.
Помимо подобных историй, он читает философскую литературу, начиная с предложенного Хосперсом доказательства невозможности путешествий во времени. Он считает, что Хосперс просто запутался. Рейхенбах тоже запутался (речь о Гансе Рейхенбахе, авторе «Направления времени» (The Direction of Time), и Чапек тоже (Милич Чапек «Время в теории относительности: аргументы в пользу философии становления» (Time in Relativity Theory: Arguments for a Philosophy of Becoming)). Рейхенбах говорил о возможности «встреч с самим собой» — когда «молодое я» встречается с «я постарше», для которого «это же событие происходит второй раз». Это может показаться парадоксальным, но на самом деле не лишено логики. Дуайер позволяет себе с этим не согласиться: «Именно такого рода разговоры породили столько путаницы в литературе». Чапек рисует диаграммы с «невозможными» геделевыми мировыми линиями. Тем же занимаются Суинберн, Уитроу, Штейн, Горовиц («В проблемах Горовица, разумеется, виноват только сам Горовиц») и, вообще говоря, сам Гедель, который извратил собственную теорию.
Все они, по Дуайеру, совершают одну и ту же ошибку: воображают, что путешественник во времени может менять прошлое. Этого не может быть. Дуайер готов мириться с остальными сложностями, которые создают путешествия во времени: обратной причинностью (когда следствие предшествует причине) и умножением сущностей (когда пути путешественников во времени и их машин пересекаются с путями их двойников). Но только не с этим. «Что бы ни влекли за собой путешествия во времени, — замечает он, — в число последствий не входит изменение прошлого». Вспомните старину T, который использует свою геделеву пространственно-временную петлю, чтобы попасть из 1974 года в 1950-й, где он встречается с юным T.
В ментальной истории путешественника во времени эта встреча, конечно, регистрируется дважды; если реакцией юного T на встречу с T может, в принципе, стать и страх, и недоверие, и радость, то T, со своей стороны, может вспомнить, а может и не вспомнить свои ощущения в юности при встрече с незнакомцем, который объявляет себя им же самим, только постарше. Теперь, конечно, заявление о том, что T сделает с юным T что-то, чего, по его же воспоминаниям, с ним никогда не происходило, было бы внутренне противоречивым.
Ну конечно.
Почему T не может вернуться в прошлое и убить собственного дедушку? Потому что он этого не сделал. Все очень просто.
За исключением того, разумеется, что ничто и никогда не бывает настолько простым.
Роберт Хайнлайн, создав в 1939 г. своих многочисленных Бобов Уилсонов, не забывающих подраться друг с другом, прежде чем взяться за объяснение загадок путешествий во времени, через 20 лет вновь воспользовался парадоксальными возможностями путешествий во времени, и написанный им рассказ превзошел все более ранние образцы. Рассказ назывался «Все вы зомби…» (All You Zombies) и был напечатан в журнале Fantasy and Science Fiction, после того как редактор Playboy отверг его на том основании, что мотивы, связанные с проблемами пола, вызвали у него тошноту (шел 1959 г.)[185]. В этой истории говорится о трансгендерности, что, конечно, для той эпохи выглядит несколько авангардно, но в сюжете необходимо для достижения цели — исполнения своеобразного четверного финта, завязанного на путешествия во времени: герой/героиня рассказа приходится самому/самой себе матерью, отцом, сыном и дочерью. Название рассказа напоминает фразу из анекдота: «Я-то знаю, откуда я взялся, — но откуда взялись все вы, зомби?»
Можно ли превзойти этот шедевр? В чисто количественном смысле — конечно. В 1973 г. Дэвид Герролд, участвовавший в качестве одного из молодых сценаристов в создании телевизионного сериала «Звездный путь», выпустил роман «Дублированный» (The Man Who Folded Himself), в котором студент колледжа по имени Дэниел получает от загадочного дяди Джима пояс времени вместе с необходимыми инструкциями. Дядя Джим настоятельно рекомендует герою вести дневник, и это очень хорошо, потому что жизнь Дэниела быстро усложняется. Вскоре мы уже с трудом удерживаем в голове список действующих лиц, который стремительно расширяется, как меха аккордеона: Дон, Дайана, Дэнни, Донна, ультра-Дон и тетя Джейн. Все они — один и тот же человек (как будто вы этого не знаете), азартно катающийся на замкнутых темпоральных (временных) американских горках.
Многочисленные вариации на одну и ту же тему. Парадоксы множатся почти так же быстро, как путешественники во времени, но если присмотреться, то парадоксы на самом деле все те же. Существует всего один парадокс, который в разных обстоятельствах рядится в разные одежды. Иногда его называют парадоксом Мюнхгаузена — по Хайнлайну, герой которого Боб Вилсон вытащил, подобно Мюнхгаузену, сам себя за волосы в собственное будущее. Или онтологический парадокс — головоломка бытия и возникновения, известная также как «Кто твой отец?». Люди и предметы (карманные часы, блокноты) существуют без всякого источника или причины. Джейн из «Все вы зомби…» приходится самой себе матерью и отцом, и возникает вопрос: откуда вообще взялись ее гены? Или: в 1935 г. некий американский брокер находит уэллсову машину времени («отполированная слоновая кость и тускло мерцающая латунь»), укрытую пальмовыми листьями в камбоджийских джунглях («земля тайн», что вы хотите). Он нажимает на рычаг и оказывается в 1925 г., где машину как следует полируют и укрывают пальмовыми листьями