Ольшанский замок
1-я половина 17векл"
Рис 39. Ольшанский замок в XVII, XX веке и в момент проведения экспедиции «Космопоиска»
послы, политики, дипломаты, зато рождавшиеся в замке девушки становились женами правителей.
Одна из них, княгиня Софья Гольшанская, явилась истории как основательница знаменитой династии Ягеллонов, хотя едва за это не лишилась головы. В 1420-х годах ее в качестве четвертой жены присватал 74-летний польский король Ягайло. Сватом выступил соперник Ягайло князь Витовт, весьма тонкий ход провернул стервец, подсунув красивую молодуху пожилому величеству. Была у юной Софьюшки старшая сестра, и ее по всем правилам рода надо было отдать замуж первой, но льстивый Витовт быстренько спровадил замуж и старшую дочь за подвернувшегося другого князя. Далеко идущий замысел свой он раскрыл через несколько лет. Сначала с его подачи пополз слушок, что молодуха просто не может не изменять почти немощному восьмидесятилетнему старцу! Улики были, казалось, налицо: у Ягайло кроме Софьи было еще три жены, но за долгую супружескую жизнь они не сумели родить от тоща еще молодого короля, а Софьюшка подарила королю-старику одного за другим двух наследников и уж забеременела в третий раз. Коща слухи об измене (и нелегитимности будущих престолонаследников) совсем окрепли, сводник Витовт прямо на Сейме (верховном совете) нашел в себе наглость открыто назвать короля рогатым. А наставил их якобы некий Генрик из местечка Рогова. Взбешенный Ягайло едва не отправил и супругу, и изловленного Генрика на плаху, но, к счастью для Софьи, ее мнимый или реальный любовник даже под страшными пытками бормотал лишь: «Королева не изменяла королю...» Семейный скандальчик замяли, тем более что Софья разродилась третьим наследником. Королева пережила своего так и не разобравшегося в женщинах мужа почти на 30 лет, а под конец жизни, коща все вроде бы и начали верить в ее непорочность, вдруг открыто приблизила к себе того самого Генрика из Рогова... А третий сын ее (и сын короля?) стал великим князем Литовским и королем Польским Казимиром.
Такие и даже большие страсти творились в Ольшанском замке, хозяином которого с 1525 года стал род Сапегов. Перестроенный Сапегами замок, который позже писатель Владимир Короткевич назвал «Черным», несмотря на недобрую славу, современники считали самым красивым на территории Литвы и Белоруссии. И одним из самых страшных. В его темных переходах, по мнению многочисленной челяди, просто не могли не витать духи и души невинно убиенных княжичей.
Однако жители замка больше боялись не их, а духа безродной, бедной и скромной девушки.
ЖЕНЩИНА В БЕЛОМ
Вся ее вина была в том, она что хотела как лучше накормить своего мужа-строителя. А получилось как всегда.
В тот судьбоносный для Черного замка светлый день в очередной раз странным образом обвалилась одна из стен в строящемся неподалеку костеле. Стена была словно проклята, самые опытные каменщики вновь и вновь восстанавливали стену, но камни беспричинно рушились вниз. А время сдачи объекта на ударной средневековой стройке уж близилось. Надо сказать, что в католических странах в то время была широко распространена практика ремонта зданий путем вмуровывания в стену всякой живности, и хорошо если .только кошек. Считалось, что, пока мумия заживо замурованного находится внутри здания, она своей психической энергией убережет камни от разрушения. Поэтому ничего удивительного не было в том, что волхвы, к которым обратились не хотевшие прослыть бракоделами строители, посоветовали замуровать в стену молодую женщину (стройка важная, тут кошкой не отделаешься).
Где мирным каменщикам взять такую? Не в разбой же ударяться?! Порешили, что пожертвуют чьей-либо из жен, а чтобы страшный жребий самим не тянуть, жертву должна была выбрать судьба — пусть ею будет та, которая первой придет на стройку. Тертые жизнью и ворчливыми женами прорабы знали, что их благоверные не будут спешить. А кто знает, может, каждый из них втайне мечтал вполне легально и законно избавиться от своей жены... Но первой к финишу пришла самая молодая.
Тело несчастной и бросили затыкать дыру в стене. Стена и успокоилась, а строители рапортовали о сдаче объекта...
КОСТИ НЕСЧАСТНОЙ ВОПИЮТ
...Минут через десять — я уже думал, что звонок не работает, — массивная дверь отворилась, и ксендз на русском с польским акцентом поинтересовался, какие тяжкие грехи завели нас в час неурочный в Божью обитель. Терпеливо выслушал и участливо стал назидать нас не верить сказкам и сомнительным слухам. «Я и не верю, падре, — молвлю в ответ, — потому и собираемся с вашего дозволения приборами проверить наличие аномалий и доказать полное их отсутствие. Вы только стену покажите, где девушку замуровали...»
Ксендз морщится — негоже озабоченным поисками девушек соваться за этим в храм. Но не указывает греховодникам на дверь, а лишь терпеливо и внятно вновь и вновь объясняет, как вредно таким большим в сказки верить. Вот приходите утром на службу, там грех-то и снимите с себя. А пока дверь храма закрыли от греха подальше.
Мирянин, работавший во дворе и ставший свидетелем разговора, тихонько посоветовал: «А вы обойдите храм с другой стороны, там одно крыло здания до сих пор занимает музей. Там, кстати, мой сын с полгода назад и видел Белую Даму... Только фамилию мою не пишите...»
С той стороны храма возле обычных деревенских сараев нам попался уже более разговорчивый мужчина, Александр Винцентович Лесницкий. Узнав о цели нашего приезда, он стал деловито, как при заполнении милицейского протокола, объяснять — где, коща и при каких обстоятельствах встречался с призраком. «А еще был случай, около часа ночи здесь возвращался домой, думал, что кто-то покрасил известью дерево от вредителей, подхожу — а это девушка вся в белом платье до пят, вместо лица темное пятно. Висит над тротуаром и чуть колышется от ветра. Левую руку подняла и поманила меня. Жуткое дело, убеясал я... А потом еще мой друг ее видел, она и его пальцем манила... А еще...» Долго терпеть мы не могли, если такие дела творятся, то надо торопиться...
И уже через несколько минут мы беседовали с директором Национального художественного музея Чеславой Акулевич. Ей с ходу понравилась сама идея проверить приборами отсутствие (теперь мы так и сказали, что хотим, как люди серьезные, опровергнуть все слухи) Белой Дамы.
«Только почему отсутствие?» — «Да разве теперь можно найти хоть какие-то следы?» — «Я тоже поначалу не верила, — переходит на шепот Чеслава Францевна, — пока несколько лет назад сама не увидела. Была в келье одна, вдруг из стены вырастает серая такая полупрозрачная рука и нажимает на выключатель света!» Неожиданно при этих словах гаснет свет во всем музее разом. Секунды через две с улицы доносится грохот молнии. Понимаю, что это грозовой разряд угодил где- то рядом в подстанцию, но все равно по спине веет холодком. Свет зажигается — наша техника сильнее всякой там мистики. За окнами бушует осенняя гроза, и я про себя отмечаю, что расставлять палатку теперь придется только внутри полуразрушенного замка, пусть там гуляют сквозняки и привидения, но зато это — единственное сухое место в округе.
Уговаривать долго директора не пришлось, собственно, теперь директор уговаривала нас — как единственную свою надежду избавиться от призрака («а то психика на пределе, женщины у нас увольняются, даже мужчины-археологи отказываются работать!»). Спускаемся по хлипкой лестнице в заваленный строительным мусором подвал. Храбрая Чеслава Францевна руководит сверху всеми нашими передвижениями и наводит на цель.
Вот здесь, когда расчищали подвал, двое наших рабочих в 1997 году и нашли скелет девушки. Почему решили, что ее замуровали? Скелет был в странной позе — полусидя, ногами под стеной...
А где сам скелет? — спрашиваю недоверчиво.
Строители слышали про заклятие и решили похоронить. Обратились в обе наши церкви, там отпеть тело отказались. Похоронили сами, отнесли косточки на кладбище в коробке и закопали, думали, священники потом упокоят душу.
И упокоили?
Нет. Место потеряли. Оба строителя, что схоронили косточки, сами вскоре, буквально в течение нескольких недель или месяцев, померли, их и упокоили. А кроме них, точно место никто не знал... Вот после этого, кстати, здесь призраков и стали видеть.
Что-то не сходится, Чеслава Францевна. Если бы это были косточки той самой Белой Дамы, то стена должна была бы разрушиться — здание-то заговаривали на жертву, которой сейчас нет.
А вы посветите фонарем вверх!.. С тех пор мы и му- чимся, все деньги как в прорву на ремонт уходят.
От места, где лежали косточки убиенной, до потолка (как выяснилось позже, и до самой крыши) вверх, извиваясь, идет черная трещина. По заплаткам видно, что заделывать ее пытались не раз.
И как теперь думаете спасать здание? — Я имел в виду техническую сторону реставрации, но разволновавшаяся Акулевич поняла все по-своему:
Теперь мы если кости в подвале находим, больше не хороним. Все останки пока здесь. И кстати, все скелеты мужские... Когда подниматься будете, эти ящики удобнее под лестницу прислонить!..
Пять ящиков (кажется, из-под помидоров) были, словно коробки рассыпной мозаики, доверху наполнены потемневшими от времени костями. Сверху опять громыхнуло, и свет погас, теперь окончательно. В истории было много темных страниц, — за этими светлыми мыслями я и не заметил, как выбрался наверх, не воспользовавшись ни ящиками, ни лестницей.
РУКОПАШНАЯ СХВАТКА
С НЕВИДИМКОЙ
Ночью с благословения директора музея мы приступили к дежурству внутри холодных монастырских стен. В первую ночь выпало дежурить мне и еще троим исследователям. Сторож Андрей, встретив и накормив нас, после нашего рассказа о встреченной черной свинье сослался на срочные дела по дому и благоразумно удалился — «вы все равно музей посторожите, а утром я открою вас». Юрий Рафеев с товарищем заняли исходные позиции на втором этаже в келье, там, где на стене еще угадывалась надпись «Здесь я видел Белую Даму». Мы с инженером Алексеем Языковым прошли по всему первому этажу, заглядывая во все щели и прикидывая, куда еще можно установить электронную сигнализацию.