— Ты умеешь управлять кораблем? — светским тоном осведомился Форд.
— Нет, а ты?
— Тоже нет.
— Триллиан, ты?
— Нет.
— Ну и славно, — сказал Зафод, успокаиваясь. — Будем управлять вместе.
— Я тоже не умею, — Артур неожиданно почувствовал, что настало время занять подобающее место в коллективе.
— Догадались, — неуважительно бросил Зафод. — Так, компьютер, давай полное ручное управление.
— Пожалуйста, — беззаботно согласился компьютер.
Большие поверхности, только что бывшие столами, раскрылись и выпустили наружу целую батарею панелей управления, обдав окружающих кусочками разорвавшейся полистироловой упаковки и шариками дутого целлофана: все это еще ни разу не использовалось.
Зафод посмотрел округлившимися глазами.
— Давай, Форд: полный назад и десять градусов по борту! Или как там это говорится…
— Желаю успеха, друзья, — нежно прощебетал компьютер, — столкновение через тридцать секунд…
Форд бросился к приборам — назначение пары-тройки рычагов показалось ему приблизительно понятным. За них он и дернул. Корабль затрясся и завизжал, поскольку ракетные двигатели потащили его во всех направлениях одновременно. Форд отпустил половину рычагов, и корабль, описав крутую дугу, продолжил свой путь в прежнем направлении, прямо навстречу ракетам.
Всех отбросило по стенкам, откуда немедленно выскочили воздушные подушки. В течение нескольких секунд силы инерции плющили команду, не давая ни дышать, ни двигаться. Зафод отчаянно сражался с подушками, брыкался и пихался, и в конце концов каким-то дикарским приемом пнул маленький рычажок, часть навигационной системы.
Рычажок отвалился. Корабль вильнул и взвился вверх. Команда кубарем покатилась по кабине к противоположной стене. Путеводитель «Автостопом по Галактике» с размаху впечатался в панель управления, что возымело двойное действие: путеводитель принялся размеренным голосом рассказывать всем, кому было интересно, о способах контрабандного вывоза из Антареса антареанских попугайных желез (антареанская попугайная железа на маленькой ножке представляет собой тошнотворную, но очень редкую коктейльную закуску, за которую некоторые очень богатые идиоты, с целью произвести впечатление на других очень богатых идиотов, платят очень большие суммы денег) — а корабль вдруг камнем повалился вниз.
Именно в этот — более или менее — момент один из членов экипажа получил громадный синяк на верхней руке. И это необходимо подчеркнуть, ибо, как уже сказано, в остальном все отделаются легким испугом и останутся невредимы, а смертоносные ядерные боеголовки не попадут в корабль. Безопасность команды гарантируется при любых обстоятельствах.
— Столкновение через двадцать секунд, — напомнил компьютер.
— Тогда давай быстро включи все чертовы двигатели обратно! — проревел Зафод.
— Не вопрос, мужики, — сказал компьютер. Еле слышно взревев, двигатели включились, корабль перестал падать, выровнял курс и снова полетел навстречу ракетам.
Компьютер запел.
«Когда проходишь сквозь шторм… — загнусил он, — не опускай головы…»
Зафод завизжал, чтобы тот заткнулся, но его голос потерялся в грохоте того, что они, вполне естественно, считали приближающейся гибелью.
«И не… бойся… тьмы!» — завывал Эдди.
Когда корабль выравнивал курс, он сделал это вверх ногами, и теперь, лежа на потолке, никто из членов команды не мог дотянуться до приборов.
«После бури и шторма…» — выводил Эдди.
Две ракеты всей своей массой нависли на экране и вот-вот должны были нанести удар.
«…в золотых небесах…»
Однако, по невероятно счастливой случайности, ракеты еще не совсем точно откорректировали траекторию своего полета по отношению к беспорядочно вихляющей траектории «Сердца Золота», и поэтому они прошли прямо под кораблем, так и не задев его.
«…льется сладкая трель… Столкновение через пятнадцать секунд, ребята… смело сквозь ветер иди…»
Ракеты с визгом развернулись и продолжили преследование.
— Ну вот, — Артур не отрывал от них глаз, — это оно. Мы наверняка погибнем, правда?
— Может, заткнешься! — прикрикнул Форд.
— Но мы погибнем, да?
— Да.
«Смело сквозь ветер и дождь…» — пел Эдди.
Тут Артура осенило. Он с трудом встал на ноги.
— А почему вы не хотите включить этот свой бесконечно-невероятностный двигатель? — спросил он. — До него можно дотянуться. Кажется.
— Ты чё, совсем дурак? — взвинтился Зафод. — При неправильном программировании может случиться что угодно!
— Сейчас-то какая разница? — закричал Артур.
«Пусть погибнут мечты…» — неслись рулады Эдди.
Артур вскарабкался на один из восхитительно приплюснутых архитектурных элементов в том месте, где пол сходился с потолком.
«С надеждою в сердце иди…»
— Кто-нибудь знает, почему Артуру не стоит включать бесконечно-невероятностный двигатель? — отчаянно прокричала Триллиан.
«И ты не будешь один… столкновение через пять секунд, приятно было с вами работать, ребята, Бог да хранит… Ты… не… бу…дешь… один!»
— Я спрашиваю, — кричала Триллиан, — кто-нибудь знает…
Вслед за этим раздался сокрушительный взрыв.
Глава 18
А вслед за этим корабль «Сердце Золота» безмятежно продолжил нормальный полет, заодно сменив интерьер на новый, весьма интересный. Каюта стала просторнее, а ее внутреннее убранство было выдержано в пастельных зелено-голубых тонах. В центре стояла витая лестница, она уходила в никуда и вся была увита желтыми цветами и листьями папоротника, а неподалеку от нее, под каменным пьедесталом солнечных часов, скрывался терминал компьютера. Хитроумно повернутые зеркала и светильники создавали иллюзию пребывания в теплице с видом на тщательно ухоженный сад. По бокам теплицы стояли мраморные столики на изящных витых ножках. Лишь приглядевшись, можно было увидеть на их полированной мраморной поверхности смутные очертания приборов, которые при прикосновении к ним мгновенно материализовывались. При взгляде под правильным углом зеркала отражали все необходимые показатели, хотя было отнюдь не ясно, откуда они отражаются. Но вообще все было чрезвычайно красиво и эффектно.
Раскинувшийся в плетеном кресле Зафод вальяжно спросил:
— Что за дела?
— Я всего-навсего сказал, — пояснил Артур, отдыхавший возле бассейна с рыбками, — что там есть этот самый бесконечно-невероятностный переключатель, — и он неопределенно помахал в направлении того места, где раньше был переключатель. Теперь его заменило некое растение в горшке.
— Но где мы? — вскричал Форд. Он сидел на ступеньке витой лестницы, держа в руке охлажденный «Пан Галакт».
— Думаю, там же, где и раньше, — сказала Триллиан, ибо зеркала в этот момент дружно показали унылые ландшафты Магратеи, неутомимо проносившиеся внизу.
Зафод вскочил с кресла.
— А куда делись ракеты? — спросил он.
В зеркалах появилось новое и на этот раз удивительное изображение.
— Кажется, они превратились, — неуверенно проговорил Форд, — в вазу с петуниями и в очень-очень удивленного кита…
— С коэффициентом невероятности, — влез в разговор нимало не переменившийся Эдди, — восемь миллионов семьсот шестьдесят семь тысяч сто двадцать восемь против одного.
Зафод уставился на Артура.
— Сам придумал, землячок? — спросил он.
— Я только, — промямлил Артур, — подумал…
— Очень, знаешь ли, хорошо подумал. На секунду включил невероятностный двигатель без защитных экранов. Дружок, да ты спас нам жизнь, понимаешь ли ты это?
— О, — заскромничал Артур, — в самом деле, это пустяки…
— Пустяки? — повторил Зафод, — тогда забудем. Компьютер, снижаемся.
— Но…
— Я сказал, забудем.
От всеобщего внимания почему-то ускользнуло еще одно событие, а именно тот факт, что вопреки всякой вероятности на расстоянии нескольких миль от поверхности чужой планеты был вызван к существованию спермацетовый кит.
И, поскольку такое положение кита не является вполне закономерным, бедное невинное создание практически не имело времени на осознание себя китом, прежде чем оно осознало, что более таковым не является.
Ниже представлена полная запись мыслей несчастного животного от момента, когда оно начало свою жизнь до момента, когда оно ее закончило.
«Ах!.. Что происходит?» — подумал кит.
«М-м-м, извините, а кто я?
Эй?
Зачем я здесь? И какова моя цель в жизни?
А что, собственно, я имею в виду, спрашивая, кто я?
Так, спокойно, давайте разберемся… О! Интересное ощущение, что это? Какое-то… сосущее, трепещущее чувство в моем… моем… мне, видимо, надо найти для всего подходящие названия, если я хочу как-то преуспеть в том, что, для того, что я назову определенностью, я назову миром, так что давайте назовем это моим животом.
Прекрасно. Оооой, оно становится такое сильное. И, ой, что это за свистящий грохот, несущийся мимо моей, я вдруг решил назвать ее, головы? Может быть, я назову это… ветром! Хорошее имя? Сойдет… может, я потом придумаю другое, когда пойму, для чего этот ветер. Наверно, он очень-очень важный, потому что его так чертовски много. Эй! А это что за штука? Это… давайте назовем это хвост — да, хвост. А-ах! Я могу им размахивать, как здорово — так!так! Фьюх! Фьюх! Вот это здорово! Не знаю, для чего это, вроде бы ни для чего, но я потом выясню. Так. Получил ли я хоть сколько-нибудь ясную картину происходящего?
Нет.
Ну и ладно, зато как здорово, так много вещей, о которых все надо узнать, так много всего впереди, я просто дрожу от нетерпения…
Или это от ветра?
Что-то его и правда очень много вокруг, да?
И еще — О! А это что за штука надвигается на меня так быстро? Очень-очень быстро. Такая большая и плоская и… нужно какое-нибудь большое широкое слово… углая… руглая… круглая! Я назову это — земля! Вот! Хорошее название — земля!
Будет ли она мне другом?»
После того, как раздался влажный шмяк, наступила тишина.
Как ни удивительно, единственной мыслью, посетившей вазу с петуниями, было: «Опять?! О нет, только не это». Многие уверены, что, если бы мы знали, почему ваза с петуниями подумала именно так, мы могли бы понять природу вселенной гораздо лучше, чем понимаем сейчас.