Он потерял сознание. Очнувшись через секунду, он понял, что всхлипывает по своей матери.
Он вскочил на ноги.
— Форд!
Форд посмотрел на него из угла, в котором он сидел и мычал какую-то мелодию. Он всегда находил космические перелеты довольно скучными.
— Да? — откликнулся он.
— Если ты работаешь исследователем для этой книги и был на Земле, то ты, наверное, собрал какой-нибудь материал?
— Да, я смог немного расширить первоначальную статью.
— Тогда покажи мне, что написано в твоем издании.
— Пожалуйста. — Форд снова подал ему книгу.
Артур схватил ее, стараясь сдержать дрожь в руках. Он набрал название. Экран замигал и выдал страницу текста. Артур уставился на нее.
— Здесь нет статьи о Земле! — заявил он.
Форд заглянул через его плечо.
— Есть, — сказал он. — Вон, внизу экрана, под Эксцентрикой Галлумбитс, трехгрудой шлюхой с Эротикона‐6.
Артур посмотрел, куда указывал Форд, и увидел. В первый момент он не мог понять, а потом чуть не лопнул от возмущения.
— Что? «Безвредна»? И это все? Безвредна! Всего одно слово!
Форд пожал плечами.
— В Галактике сто миллиардов звезд, а в микропроцессорах книги не так много места, — сказал он. — Ну, и конечно, никто почти ничего не знал о Земле.
— Но я надеюсь, ты это исправил?
— Да, я переправил редактору новое содержание статьи. Он, правда, его немного сократил, но все же стало побольше.
— И что там написано сейчас? — спросил Артур.
— «В основном безвредна», — процитировал Форд, слегка смутившись.
— В основном безвредна! — воскликнул Артур.
— Что за шум? — прошептал Форд.
— Это я кричу, — сообщил Артур.
— Нет! Замолчи! — сказал Форд. — Кажется, мы влипли.
— Даже тебе кажется, что мы влипли?
За дверью был слышен топот марширующих ног.
— Дентрасси? — прошептал Артур.
— Нет, это подкованные башмаки, — ответил Форд.
В дверь громко постучали.
— Тогда кто? — спросил Артур.
— Ну, если нам повезло, то это вогоны, и они просто вышвырнут нас за борт.
— А если не повезло?
— А если не повезло, — мрачно сказал Форд, — и капитан не пошутил, то сначала он почитает нам свои стихи.
7
Поэзия вогонов занимает третье место среди самой плохой поэзии во Вселенной.
Второе место занимает поэзия азготов с планеты Крия. Когда их Великий бард Хрюкер Вздутый читал свою поэму «Ода маленькому зеленому катышку, найденному мною у себя под мышкой летним утром», четверо из публики умерли от внутреннего кровоизлияния, а президент Центрально-Галактического совета изящных искусств выжил лишь благодаря тому, что отгрыз себе ногу. Говорят, что Хрюкер был «недоволен» приемом, оказанным его поэме, и вознамерился было прочесть свой двенадцатитомный эпический труд, озаглавленный «Любимое мною бульканье в ванне», но его толстая кишка, в отчаянной попытке спасти жизнь и цивилизацию, проскочила через его горло и защемила мозг.
Самая же плохая поэзия во Вселенной погибла вместе со своим создателем Полой Нэнси Миллстоун Дженнингс из Гринбриджа, что в графстве Эссекс, в Англии, при уничтожении планеты Земля.
Простетный Вогон Джельц улыбнулся очень медленно. Он сделал так не ради эффекта, а потому что не мог вспомнить правильную последовательность движения мышц. Он только что побаловал себя освежающей серией воплей на своих пленников, и теперь чувствовал себя отдохнувшим и готовым к небольшой гнусности.
Пленники сидели в креслах для прослушивания стихов, привязанные к спинкам. Вогоны не питали иллюзий по поводу того, как люди воспринимают их стихи. Поначалу их попытки стихосложения имели целью навязать всем мнение о себе как о зрелой и культурной расе. Теперь же единственным мотивом для сочинительства была их беспросветная зловредность.
Лоб Форда Префекта был в холодном поту, по которому скользили электроды, закрепленные на его висках. Они соединялись со специальными электронными устройствами — усилителями образов, модуляторами ритма, аллитеративными отстойниками и стилистическими шлакосбрасывателями — специально разработанными для наиболее глубокого и объемлющего восприятия поэтического замысла.
Артур Дент дрожал. Он не имел представления о том, что его ждет, но из того, что было до сих пор, ему не по-нравилось ничего, и он не ожидал изменений к лучшему.
Вогон начал читать какой-то гадкий отрывок из опуса собственного сочинения.
— Как суетны и бздоподобны… — начал он.
По телу Форда пробежали судороги. Это было хуже, чем даже он мог ожидать.
— …мне мочеиспускания твои! Как на букашке, хворой и безродной, обрыдли лишаи.
— А-а-а-а-а-а-а!!! — не выдержал Форд Префект, колотясь о спинку кресла головой, пронзаемой болью. Рядом с собой, как в тумане, он видел Артура Дента, который почему-то широко улыбался. Он стиснул зубы.
— Тебя я заклинаю, хряпни, — продолжал безжалостный вогон, — по грымзам драндулетовым моим.
Его голос поднялся до страстного и пронзительного крика.
— И круговертно сдрызни мои мощи, не то тебя в злокобеляцкий коржик сверну я биндель-вурделем своим. Смотри же у меня!
— А-а-а-ы-ы-ы-ы-ы-ы-х-х-х… — завыл Форд Префект, забившись в судорогах, когда последняя строка, усиленная электронным оборудованием, ударила ему в виски. Затем он обмяк.
Артур сидел, лениво развалясь.
— Ну, земляне, — проворчал вогон (он не знал, что Форд Префект был не с Земли, а с небольшой планеты вблизи Бетельгейзе, а если бы и знал, то ему было бы все равно). — У вас есть простой выбор: либо погибнуть в вакууме, либо… — он сделал паузу для мелодраматического эффекта, — рассказать мне, что вам понравилось в моих стихах!
Он откинулся на спинку огромного кожаного кресла, напоминающего формой летучую мышь, и уставился на них. Он снова сделал лицом улыбку.
Форд не мог отдышаться. Он провел шершавым языком по пересохшим губам и застонал.
Артур сказал жизнерадостно:
— Вообще-то, мне понравилось.
Форд повернулся к нему, уронив челюсть. Такое ему в голову просто не приходило.
Брови вогона удивленно поднялись и закрыли его нос, что сделало его чуть-чуть симпатичнее.
— Ну… хорошо… — буркнул он в изрядном замешательстве.
— Да-да, — сказал Артур. — Я думаю, что некоторые метафизические образы очень эффектны.
Форд все еще таращился на него, пытаясь осмыслить этот совершенно новый для него подход. Может быть, они, в самом деле, смогут взять наглостью?
— Хорошо, продолжайте, — подбодрил вогон.
— Ну… и также интересна ритмическая структура, — продолжал Артур. — Она, как будто, противопоставляется… э-э… — он застрял.
Форд бросился ему на выручку, вставив:
— …противопоставляется сюрреализму, метафорично подчеркивающему… э-э-э… — он тоже завяз, но Артур был вновь наготове.
— …гуманизм.
— Вогонизм, — прошипел ему Форд.
— Ах, да, простите, вогонизм сострадающей души поэта, — Артур почувствовал, что его понесло, — который имеет целью посредством стихотворной формы возвысить одно, переступить через пределы другого, примириться с фундаментальными дихотомиями третьего, — (он вошел в триумфальное крещендо) — и оставить у слушателя ощущение глубокого и живого взгляда в… э-э… (…которое вдруг оставило его на полпути).
Форд быстро подхватил, выкрикнув:
— В суть и смысл этого стихотворения! — Затем он шепнул: — Отлично, Артур, это круто!
Вогон пристально посмотрел на них. В какой-то момент его ожесточенное расовое самосознание смягчилось, но, нет, подумал он, слишком поздно. Его голос стал напоминать кошку, чешущую когти.
— То есть, вы хотите сказать, что я пишу стихи потому, что, несмотря на свою отвратительную грубую внешность, я, на самом деле, хочу любви. — Он сделал паузу. — Так?
Форд натянуто захихикал.
— Ну, да, — сказал он. — Разве все мы в глубине души не…
Вогон встал.
— Нет! — рявкнул он. — Я пишу стихи потому, что это доставляет моей отвратительной грубой внешности чувство несказанного облегчения. Я вас все равно выброшу за борт. Охрана! Отведите пленников к третьему шлюзу и вышвырните их вон!
— Как? — воскликнул Форд.
Огромный молодой вогон-охранник подошел и выдернул их из кресел своими толстыми руками.
— Вы не можете выбросить нас в космос, — завопил Форд. — Мы пишем книгу!
— Сопротивление бесполезно! — заорал в ответ охранник. Это была первая фраза, которую он выучил, поступив на службу в Вогонский охранный корпус.
Капитан посмотрел на них, равнодушно улыбаясь, и отвернулся.
Артур изумленно вертел головой.
— Я не хочу умирать! — закричал он. — У меня болит голова! Я не хочу отправляться на небеса с головной болью, это будет меня раздражать и я не получу никакого удовольствия!
Охранник обхватил их обоих за шеи и, почтительно поклонившись спине капитана, выволок с мостика, не обращая внимания на сопротивление. Стальная дверь закрылась, и капитан снова остался один. Он задумчиво промурлыкал что-то и полистал свою записную книжку со стихами.
— Хм, — сказал он. — Противопоставляется сюрреализму, метафорично подчеркивающему…
Он на секунду задумался, потом с мрачной улыбкой закрыл книжку и сказал:
— Смерть слишком хороша для них.
В длинном коридоре со стальными стенами раздавалось эхо слабой борьбы двух гуманоидов, крепко зажатых под мышками у вогона.
— Да что такое? — хрипел Артур. — Это неслыханно. Отпусти меня, мерзавец!
Охранник тащил их дальше, не обращая внимания.
— Не беспокойся, — сказал Форд, но без надежды в голосе. — Я сейчас что-нибудь придумаю.
— Сопротивление бесполезно! — прорычал охранник.
— Пожалуйста, не надо, — проговорил, заикаясь, Форд. — Как можно сохранять душевное равновесие, когда тебе говорят такие вещи?
— О господи, — застонал Артур. — Тебе хорошо говорить о душевном равновесии, ведь это не твою планету сегодня уничтожили. Я проснулся сегодня утром и собирался отдохнуть от работы, почитать, почистить свою собаку. Сейчас только четыре часа дня, а меня уже вышвыривают из инопланетного космического корабля в шести световых годах от дымящихся останков Земли!