бродетельных из-за того, что им нравится делать все, что им поручено делать. Бихевиоризм служил и во многом продолжает служить, как о том мечтал Уотсон, «лабораторией нового общества».
Клеймя бихевиористов за упрощенное понимание человеческой природы, постоянно говоря о том, что каждый индивидуум биологически уникален, Хаксли то и дело возвращался к обсуждению положительного воздействия их методов в области образования, педагогики и психотерапии[139].
Писатель немало размышлял над проблемой внушения. Еще в 1925 г. он посвятил этой теме исключительно остроумную статью «Психология внушения» (The Psychology of Suggestion), в которой рассуждает о том, что только человек по самой своей природе открыт для «промывания мозгов»:
Коров нельзя убедить в том, что маргаритки – грязная пища <…>, ибо они слишком глупы, чтобы научиться говорить или чтобы понять, что им говорят. <…> Коровы не понимают, почему нельзя выйти замуж за единокровного брата. Люди, запуганные словом «инцест», которое сами придумали и которое вот уже много столетий повторяют друг другу, создали душераздирающие трагедии в пяти актах на тему жениться или не жениться. <…> Изобретение речи и письменности сделало внушаемость человека безграничной (CE. Vol. I. Р. 391)[140].
В этом пассаже Хаксли отсылает читателя к древнегреческим трагедиям, одновременно насмехаясь над главной культурологической и психоаналитической концепцией фрейдизма – табуированности инцеста.
В связи с интересом к методам внушения, Хаксли не мог миновать темы гипноза. Хаксли не раз писал и говорил в своих лекциях о гипнозе. Так, краткий экскурс в историю гипноза писатель дает в статьях «Наука обращается к сверхъестественному» (Science Turns to the Supernatural, 1934), а также «Случай добровольного невежества» (A Case of Voluntary Ignorance, 1956)[141]. Гипноз становится одним из краеугольных камней в построении нового человека в «Дивном новом мире».
Изученная Хаксли биография шотландского терапевта, хирурга и гипнотизера Эсдейла почти целиком вошла в сюжет «Острова», где он выведен под именем шотландского доктора Эндрю Макфейла, который сумел спасти паланезийского раджу, сделав ему сложнейшую онкологическую операцию под гипнозом – можно сказать, «по методу Эсдейла». В благодарность раджа сделал доктора Эндрю своим советником. В результате их совместных усилий достижения западной цивилизации соединились с восточной мудростью, и Пала стала идеальным государством.
Гипнопедии и способам пропаганды посвящена и отдельная глава книги «Возвращение в дивный новый мир», свидетельствующая о том, что Хаксли пристально следил за новыми публикациями в этой области. Так, Хаксли достаточно подробно пересказывает публикации, посвященные этой теме, в журналах Psychological Bulletin и The Journal of Clinical and Experimental Hypnosis за 1950-е гг.
Сам Хаксли еще в 1937 г. впервые испробовал на себе воздействие гипноза как способа обезболивания после челюстной операции. Опыт был успешно проделан Борисом Трейнином, дантистом и психоаналитиком с Харлей-стрит. Хаксли, по рассказу доктора, оказался исключительно гипнабельным, что, по его предположению, и стало основой для будущего пристального интереса писателя к этой области[142]. В 1950-е гг. Хаксли проводил опыты гипноза совместно с Милтоном Эриксоном. Хаксли описал эти эксперименты, но, к сожалению, эти заметки также погибли во время пожара. Однако Эриксон оставил собственные записи[143].
4. Отец наш, Фрейд!
В «Дивном новом мире», где фрейдистские концепции изображены в усеченном, остро пародийном и даже анекдотическом виде, новомирцы поклоняются Форду-Фрейду, естественно, не разбирая, кому и чем именно из них двоих они обязаны своим счастьем. При ближайшем рассмотрении оказывается, что в Новом мире применяется на практике теория детской сексуальности. Детей буквально подталкивают к сексуальным играм. Государство управляется людьми, прекрасно осведомленными о Фрейде. Эдипов комплекс в «дикарском» варианте (Джон Дикарь и его мать) – также обрел собственные координаты в тексте. Все это в совокупности, казалось бы, представляет фрейдизм в самом анекдотическом виде.
И все же отношение Хаксли к фрейдизму – это проблема, которая гораздо сложнее, чем может показаться на первый взгляд[144].
Как известно, самый традиционный для Запада путь оздоровления психики в XX в. – это путь, выработанный классическим психоанализом Зигмунда Фрейда и его учеников. То, что Олдос Хаксли отрицательно относится к психоанализу, было очевидно еще в 1920-е гг. Самая ранняя статья Хаксли о фрейдизме – «Наш современный фокус-покус» (Our Contemporary Hocus-Pocus) – была опубликована в 1925 г.[145]. В ней писатель сравнивает психоанализ с такими псевдонауками, как магия, животный магнетизм, астрология. Хаксли выделяет то, что их роднит: интерес к Человеку Моральному, Человеку Страдающему и Человеку Радующемуся. Методология псевдонаук, по справедливому замечанию писателя, зиждется на аналогиях, подменяющих логику. Как ни странно, на этом основании он предсказывает фрейдизму долгую жизнь, ибо ложность психоаналитических постулатов никогда не сможет быть продемонстрирована в ходе какого-то конкретного эксперимента. Хаксли, по его собственному признанию, утвердился в этом мнении, прочитав «Толкование сновидений» Фрейда, где увидел лишь подтасовку, подмену и очевидную надуманность интерпретаций простейших снов:
Предположение психоанализа, что сны в высшей степени значимы, с необходимостью выводится из другого фундаментального предположения о существовании фрейдистского бессознательного <…>. Психоаналитики защищают свою теорию, ссылаясь на успехи ее практического применения. Психоанализ излечивает – следовательно, говорят психоаналитики, теория психоанализа верна[146].
В 1930-е гг. в его отношении к фрейдизму уже никто не сомневался, в особенности после публикации романа «Дивный новый мир». Причин нелюбви Хаксли к Фрейду и фрейдизму много. В наиболее общем виде они могут быть сведены к следующему: фрейдизм не способен «иметь дело с человеческим характером – таким, каков он есть, или хотя бы дать ему теоретическое объяснение» (Остров, 155). Удовлетворившись этим и подобными ему аргументами, критики, как правило, объявляют вопрос о роли фрейдизма в системе воззрений и эстетике Хаксли исчерпанным. Дело, однако, обстоит намного сложнее. Если отрицание Фрейда было столь решительным и однозначным, как это пытаются представить хакслеведы, то каковы причины того, что Хаксли вплоть до конца своей литературной карьеры так много (прямо или иносказательно) писал о Фрейде?
Трудно отрицать тот факт, что психоаналитический подход оказал колоссальное влияние на литературу XX в. Не так много писателей первой величины осталось не задетыми соблазнительными, новаторскими идеями Фрейда и Юнга. Отмечая повальную увлеченность литераторов теорией Фрейда, Хаксли видел причину ее привлекательности в ее претензии на стройное и эффективное объяснение проблем человеческого сознания. Мнимая завораживающая простота гипотезы Фрейда, как полагал писатель, облегчала ее восприятие литературой. Обратим внимание на то, что в конце жизни, в книге «Литература и наука», Хаксли выделяет литературные темы, которые не получили бы развития без идей психоанализа: «хроническая гражданская война» внутри сознания, ее последствия, беспокойство, фрустрация. Но более новаторской представляется ему другая тема: реакция сознания на предложенную ему гипотезу о структуре сознания, сформулированную современной наукой. Такой поворот от достаточно традиционного изображения в произведении внутреннего конфликта сознания к интеллектуально-психологической рефлексии в рамках новых философских представлений свидетельствовал о новом этапе развития литературного психологизма – в самом деле, самовосприятие литературных героев XX в. в той или иной степени обременено фрейдистскими концепциями.
Как известно, основатель психоанализа создал специальные работы, раскрывающие значение обостряющегося конфликта между инстинктами человека и теми ограничениями, что налагает на него культура: сексуальность человека в принципе антагонистична цивилизации. Фрейда часто уличают в пессимизме, а между тем его гуманистические усилия как раз и были направлены на поиски путей освобождения эго от постоянно возрастающего диктата культуры. Некоторые литераторы обратили внимание на критический и, вместе с тем, утопический проект, легший в основу фрейдовской культурологии.
В «Будущем одной иллюзии» (1927) и «Неудобствах культуры» («Недовольство культурой», 1930) показана цивилизационная динамика, основанная на противопоставлении «принципа удовольствия» «принципу реальности», и предложен утопический проект того, как достичь ощущения всеобъемлющего, «океанического» чувства, соответствующего внутреннему единению Я с внешним миром[147]. Чувство всеобъемлющего счастья Фрейд полагает врожденным и фундаментальным для психики.
Почти все эти идеи нашли различное воплощение в литературе после Фрейда. Впрочем, зачастую как писатели, так и критики не осознавали «первоисточника». Так, например, историки литературы не замечают очевидного сходства свойств, присущих цивилизации по Фрейду, с теми, что через два года после его «Недовольства культурой» изобразил Олдос Хаксли в «Дивном новом мире», в романе, где содержится ироничный отклик на предложенную психологом оппозицию «цивилизованного» и «дикого».