Путеводитель по «Дивному новому миру» и вокруг — страница 27 из 37

С точки зрения жанровой классификации, «Остров» – утопический роман воспитания личности и общества с помощью психотерапии. Но, так или иначе, перед нами довольно привлекательная утопия, дающая надежду на гармонию не только индивидуального, но и социального бытия. Указан и путь – это, прежде всего, постижение себя с помощью индивидуальной и групповой психотерапии.

На остров Пала Уилл Фарнеби прибывает не только во фрустрированном, но и в шоковом состоянии. Потерпев кораблекрушение, он был выброшен волной на скалистый берег и вынужден предпринять исключительно опасное восхождение на плато по почти отвесному склону. Подъем на плато едва не стоил ему жизни. Когда Уилл пришел в себя после продолжительного забытья, он бесплодно пытался осознать те чудеса девственной диковинной природы, что его окружали. Хаксли великолепно изображает поток ассоциаций измученного невротика, совершенно неспособного пребывать в «здесь и сейчас», и потому не удерживающего внимания на непосредственно явленной ему чудесной реальности. Он вспоминает напряженный подъем на скалы, заново переживает ужас встречи с ядовитой змеей, на которую он едва не наступил, ужас падения, отчаяние от мысли о вновь предстоящем подъеме на этот раз со сломанной ногой:

<…> Уилл Фарнеби был не здесь и не теперь. Он был там, на скалах <…> Не в силах справиться с собой, Уилл дрожал всем телом (Остров, 21)[356].

Обратим внимание на то, что именно слова «здесь и теперь», словно нажав на некий спусковой крючок, вызывают воспоминания о далеком прошлом. Хаксли знал, как трудно неподготовленному сознанию «отпустить» навязчивые образы и сконцентрироваться на непосредственной физической данности. Знал он и о том, что концентрация на настоящем парадоксальным образом может отворить те врата, через которые прорвутся не до конца пережитые или вовсе не изжитые страхи и боль.

Первая помощь, которую Уиллу оказывают местные жители, не случайно оказывается психотерапевтической. Поразительно, что помощь эта поступает не от взрослого, а от ребенка. Это обстоятельство, однако, вовсе не свидетельствует об экстраординарных способностях первой встречной девочки, оно лишь показывает, что такое умение столь же обыденно и естественно для паланезийцев, как соблюдение правил гигиены.

Психотерапевтический метод юной Мэри Сароджини состоит в том, что, прежде всего, она предлагает Уиллу многократно повторить вслух то, что с ним случилось, т. е. поделиться с ней самыми «свежими» болезненными воспоминаниями:

Уилл, <…> Давай-ка избавимся от этого. <…> Ты не сможешь быть здесь и теперь, пока не избавишься от змей. Говори (Остров, 25–26).

Так осуществляется talking сиге. Далее девочка побуждает Уилла «выплакать» свой страх. В результате, как и следовало ожидать, его воспоминания становятся гораздо менее мучительными. Более того, постепенно он начинает удивляться собственным страхам, т. е. отстраняется от них:

Верно, к чему этот переполох? Змея его не ужалила, он не сломал себе шею. К тому же, все это случилось вчера. А сегодня вокруг огромные бабочки, птица, призывающая к вниманию <…>. Уилл Фарнеби громко рассмеялся. Девочка захлопала в ладоши и тоже рассмеялась <…>; казалось, сама вселенная покатывалась со смеху, потешаясь над нелепой шуткой бытия (Остров, 28).

Об источниках идей «Острова» многое говорит первоначальный замысел Хаксли, включавший историю психического заболевания главного героя-англичанина, рассказ о его пребывании в психиатрической клинике, откуда его извлекает один из психиатров и советует больному направиться долечиваться на острова, где он и выздоравливает окончательно. Анамнез Уилла Фарнеби, т. е. история возникновения его невроза, указывает на знакомство Хаксли по крайней мере с одной работой Эриха Фромма, широко известного в Америке и за ее пределами неофрейдиста – с «Психоанализом и религией» (Psychoanalysis and Religion, 1950). Фромм рассказывает историю болезни мучимого болями и импотенцией писателя, чьи недуги – следствие неразрешимого конфликта в его подсознании, раздираемом, с одной стороны, тягой к материальным благам и престижу, а с другой – моральными терзаниями по поводу утрачиваемого писательского дара.

Напомним, что Уилл Фарнеби до прибытия на Палу перенес два обострения нервной болезни. Первый из этих эпизодов был связан со смертью самого близкого ему человека – воспитавшей его тети. И тогда, и во время второго эпизода его преследовали галлюцинации с червями – так он видел окружающих.

Они все были червями. Не настоящими червями – но призраками червей <…>. К тому же я стал проявлять полную неспособность, если сходился с молодой женщиной. <…> Я чувствовал себя энтомологом, изучающим сексуальную жизнь призрака-червя[357].

Как видим, импотенция, упомянутая Фроммом, также сохранена в сюжете Хаксли.

Возможно, не осознавая этого, Молли, будущая жена Уилла, оказала ему психологическую помощь, сначала свозив его за город, на природу, а затем дав ему холст и палитру. Эта «арт-терапия» возымела действие. Через пару месяцев мир предстал перед ним вполне живым и даже привлекательным. Черви исчезли. Приняв благодарность за любовь, Уилл женился на Молли. Брак оказался несчастливым.

Второй эпизод с галлюцинациями происходит с Уиллом после трагической смерти Молли, в которой он винит себя. С точки зрения феноменологической психологии, причина болезни Уилла заключается в том, что он совершил ложный экзистенциальный выбор, избегая Самости в супружеской измене. «Это был уход от любви, понимания, общественного признания; от осознания чего-либо, кроме… вульгарной иллюзии» (Острову 106). По Фромму, вышеописанный конфликт должен трактоваться как нарушение интеллектуальной и моральной целостности человека. Проблема заключается вовсе не в «грехе» как таковом, а в моральной неудаче. После гибели отвергнутой им жены он страдает еще сильнее, наказывая себя новым обострением болезни. Разумеется, пережитое им настолько болезненно, что он желает отделаться от тягостных воспоминаний, отрицая не только мучительную реальность, но заодно и то, из чего складывается полнокровная, здоровая жизнь. Даже черви, вновь преследующие Уилла, кажутся ему столь же призрачными, как и все окружающее.

Цель гуманистической терапии, в частности, терапии по Фромму, состоит не в адаптации невротика, а в том, чтобы помочь пациенту развить способности и утвердиться в своей индивидуальности. Психолог, таким образом, является не консультантом по приспособлению, а «врачевателем души»: «Цель психоаналитического врачевания души состоит в том, чтобы помочь пациенту достичь того отношения к жизни, которое я называю “религиозным”»[358].

Интерпретация болезни Фарнеби, предложенная Хаксли, несет на себе явный отпечаток и фроммовской концепции любви, которая основана на утверждении себя и уважении другого: если человек не испытывает этих чувств, он не способен по-настоящему любить. Неумение, неспособность испытывать настоящую любовь составляет главную проблему героя «Острова». Обманывая свою жену Молли, Фарнеби прекрасно осознает, что причиняет ей зло. При этом Уилл не догадывается, что на самом деле обманывает и самого себя, когда совершает жалкие попытки сбросить бремя бытия, прибегнув к банальной любовной интрижке. Всячески ограждая себя от анализа последствий своих поступков или собственного бездействия, он тем самым еще дальше погружается в тупик депрессии и невроза.

В романе изображен еще один персонаж, предпочитающий психологическую регрессию. Это наследник престола Муруган, который словно намеренно избегает развития, потакая вместо того собственным инфантильным и инцестуальным комплексам. По Фромму, такая жизненная стратегия и есть бегство от свободы.

В «Психоанализе и религии» Фромм говорит о необходимости гуманистической, внеконфессиональной религии[359]. Эта работа, думается, оказала совершенно особое влияние на Хаксли. Писатель наверняка обратил внимание на фроммовскую трактовку идеальной гуманистической религии, в центре которой расположен не авторитарный Бог, а человек. По Фромму, по-настоящему религиозный опыт – это переживание единства, родства с миром. Усилия в этом направлении должны быть совершены как мыслью, так и эмоцией. Фромм полагает, что задача человека заключается в том, чтобы понять себя, собственное отношение к другим людям и – особенно – свое место во Вселенной. Для этого ему следует воспитать в себе чувство любви и единения со всеми живыми существами.

Поскольку «Остров» является во многих отношениях классической островной утопией, Хаксли обыгрывает канон, наделяя главного героя чертами, типичными для той части мира, из которой он прибыл на остров. Уилл Фарнеби, как уже говорилось, – типичный представитель нашего безумного мира, т. е. невротик. На вопрос Уилла, обращенный к больничной сиделке, считает ли она его душевнобольным, он получает утвердительный ответ: «Еще не встречался человек оттуда, который был бы душевно здоров» (Остров, 89).

Та же девушка-сиделка рассказывает Уиллу о приезжавшей на Палу группе американских врачей, пытавшихся выяснить, почему на острове так мало неврозов[360]. Заметим, что, придумывая свое островное государство, Хаксли, очевидно, вовсе не стремился описать страну, в которой население радикально – по биологическим показателям – отличалось бы от всего мира. В самом деле, на Пале рождается столько же кандидатов в психиатрическую лечебницу, сколько в других частях света. Однако паланезийцы сразу после рождения ребенка предпринимают разнообразные меры по сохранению и укреплению его душевного здоровья в строгом согласии с психотипом. Поэтому общество в целом получается гораздо более нормальным. Статистика такова: один невротик на двадцать психически нормальных людей вместо привычного для остального мира соотношения четырех к пяти.