Немаловажно и то, что паланезийские правители, хотя и предвидели такой исход для своего идеального государства, тем не менее намеренно не стали налаживать производство оружия или закупать его за границей. Население Палы также совершенно не готово к сопротивлению захватчикам. Следовательно, власти Палы сознательно шли на риск, полагая, что, поступив иначе, нарушили бы буддистский принцип «недеяния», непротивления злу насилием, и пожертвовали бы идеей пацифизма – Хаксли, как уже упоминалось, много десятилетий был активным противником любой войны.
Как мы видим, избрав для романа весьма реалистический конец – военную интервенцию на остров и крушение райской жизни, Хаксли продемонстрировал критическое отношение к собственному утопическому построению, к идеализированной картине здорового общества. Это, однако, не означает, что Хаксли избрал бы для себя и для мира вышеописанную скиннеровскую модель, возможно, более надежную и научно выверенную, предпочтя ее гуманистической терапии, торжествующей на Пале. Напротив, писатель поддержал главный аргумент оппонентов Скиннера: психические сбои возможны и при успешном адаптивном воспитании. В самом деле, в системе необихевиоризма невозможно найти ответ на вопрос, почему так много великолепно приспособившихся к социуму людей страдают от комплексов и неврозов. Почему они, по существу, глубоко несчастны? Как уже говорилось в Главе I, тема невроза и депрессии стояла для Хаксли весьма остро.
В последней утопии Хаксли психологические концепции не просто являются сюжетообразующими, как это было в первой. В «Острове» психология оказалась в центре литературного сюжета. Необычность этого факта становится еще ярче, если принять во внимание то, что игра шла не в рамках психологического романа, а именно на поле утопии, где совершился поворот от достаточно традиционного изображения внутреннего конфликта сознания к интеллектуально-психологической концептуальной рефлексии. Предложенные разными критиками неверные интерпретации «Острова» проистекают, как мне представляется, из следующей презумпции: текст воспринимался этими литературоведами как типичная утопия освоения пространства («путешествия на край Земли» или на диковинный остров), в то время как этот роман является примером освоения другой сферы знания – психологии.
Этот последний роман – дополнительное свидетельство того, что к концу жизни в результате многообразных, упорных усилий Олдос Хаксли обрел целостное видение самого себя, душевную свободу от диктата страхов и разнообразных физических расстройств, научился неплохо контролировать состояние тела-сознания. Более того, даже мучительный смертельный недуг и изнуряющая противораковая терапия нисколько не ослабили его интереса к науке, к литературе и к скрытым возможностям Человека.
Заключение
Многообразные таланты, изобретательность и острый ум позволили Хаксли превратить «научное сырье» в художественные произведения, в утопии, обратившись к тем обширным областям знания, что были недоступны его предшественникам и по тем или иным причинам были безразличны литераторам-современникам.
Как на вершине своей литературной деятельности – именно так можно определить место «Дивного нового мира» в его творчестве, – так и в ее конце Хаксли удалось создать новый тип утопического текста, настолько насыщенного научным материалом, что он легко конкурирует с лучшими образцами НФ в ее чистых образцах.
Как первая, так и последняя утопические научные фантазии Хаксли иллюстрируют ту программу, которую он наметил для современной литературы, Он сам превратил «новое сырье в художественные произведения». В случае с Хаксли это стало возможным, т. к. писатель оказался вооружен «столь обширными познаниями, которыми не обладали (не по его вине и не из-за недостатка таланта) его предшественники»[372].
Вот что сам Хаксли провозгласил основной задачей современной литературы в научно-публицистической книге «Литература и наука», написанной в последний год его жизни, в 1963 г.:
Лично я убежден, что он [современный писатель] должен извлечь лучшее из обоих миров, в которых волей-неволей оказывается, – из мира звезд и мира астрофизики, мира переполненных лекционных залов и мира тишины, мира сухой теории, мира зеленой жизни деревьев и мира многоцветной поэзии[373].
Далее он пишет:
Что до писателя, то все, что ему необходимо, – это общее представление о [науке], взгляд с высоты птичьего полета на то, что достигнуто в различных областях знания, а также понимание научной философии и признание того, как научная информация соотносится с личным опытом и проблемами общественных отношений, с религией и политикой, с этикой и со здравой философией жизни (с. 206–207)[374].
Хаксли занимал совершенно особое место среди прозаиков именно потому, что успешно экспериментировал над слиянием двух дискурсов, виртуозно выстраивал живой и захватывающий литературный сюжет из новейших научных концепций, а порой из идей, представлявшихся в то время неосуществимыми, и создавал при этом фантастические, но от этого не менее убедительные картины будущего.
Две художественные утопии Хаксли отличаются друг от друга, в том числе именно «градусом» проявленности фантастического. Так, «Дивный новый мир», несмотря на высочайшую степень теоретической осуществимости многих идей, на которых строится этот текст, все же функционирует как фантастическое произведение. Смеховое начало, едкая ирония и самоирония писателя позволили ему изобразить мир будущего как радикально странный, перевернутый и не скоро достижимый, как казалось в 1920–30-е гг., чужой мир. Экстраполяция и странная новизна (novum) в первой утопии Олдоса Хаксли акцентируют неизбежность и даже необходимость «Дивного нового мира» и, вместе с тем, полную неприемлемость подобного счастливого будущего для традиционного морального сознания, несовместимость с глубинными ценностями нашей культуры. Все это сообщает книге интеллектуальный и моральный драматизм и даже трагизм, резко выделяя ее из множества беллетризованных «научных» трактатов об идеальном или страшном будущем.
Novum второй утопии совсем иного плана: в ней нет радикального фантастического изменения (discontinuity). В «Острове» все поразительно, но вместе с тем все возможно, как доказал в том числе и собственным примером его автор.
Гениальность «Дивного нового мира», этого неровного романа, порой колющего глаз искусственностью образов, состоит в том, что, воспользовавшись в качестве строительного материала разнообразными и на тот момент полуфантастическими биологическими, экономическими, фармакологическими и психологическими идеями, рассеянными по всему полю естественнонаучного знания, Хаксли сумел спроектировать целостный, убедительный мир вероятного будущего, сделав научную подоплеку художественной реальности основой эстетического замысла. Идеи, помещенные Олдосом Хаксли в сюжет и составившие литературную ткань, оказали воздействие не только на неподготовленных читателей, но и на представителей научного мира. И хотя подобный круговорот идей характерен не только для Хаксли, этот феномен особенно ярко высвечивается именно на его примере.
Библиография
Адлер А. Спасение человечества с помощью психологии // Адлер А. Наука жить. Киев: Port-Royal, 1977.
Бабков В. В. Биологические и социальные иерархии (Контексты письма Г. Мёллера И. В. Сталину) // Вопросы истории естествознания и техники. 1997. С. 76–94.
Бердяев Н. Новое средневековье // Бердяев Н. А. Философия творчества, культуры и искусства: в 2 т. / Сост. Р. А. Гальцева. (Русские философы XX века). Т. 2. М.: Искусство: ИЧП «Лига», 1994.
Бердяев Н. Философия неравенства: (Письмо шестое) // Бердяев Н. Собр. соч. Т. 4. Париж: YMCA-Press, 1990.
Берлин И. Олдос Хаксли //О. Хаксли. Серое Преосвященство: этюд о религии и политике / Пер. с англ. В. Голышева, Г. Дашевского. М., 2000. С. 5–16.
Блок А. Записка о «Двенадцати», 1920 // Блок А. Поли. собр. соч.: в 8 т. / Под. ред. Орлова. Т. III. М.: Художественная литература, 1960–1963.
Бельков В. В. Куда идет эволюция человека // Человек. 2. 2003. URL: http: //vivovoco.rsl.ru/VV/PAPERS/MEN/EVOLMEN.HTM
Галл Я. М. Джулиан Сорелл Хаксли. 1887–1975. СПб.: Наука, 2004.
Генисаретский О. И. Параевгеника: Об одном утопическом мотиве в мифопоэтической и оккультной прозе (Обзор) // Социокультурные утопии XX века. Реферативный сборник. Вып. 3. М.: ИНИОН АН СССР, 1985. С. 167–192.
Гершензон С. М., Бужиевская Т. И. Евгеника 100 лет спустя // Человек. № 1. 1996. С. 23–29.
Головачева И. В. Наука и литература: археология научного знания Олдоса Хаксли. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2008.
Данилин А. Г. LSD: Галлюциногены, психоделия и феномен зависимости. М.: Центрполиграф, 2001.
Егоров Б. Ф. Российские утопии: исторический путеводитель / Б. Ф. Егоров. СПб.: Искусство-СПб., 2007.
Жебрак Э. Л. Нобелевский лауреат Герман Мёллер против Академии наук // Человек. № 5. 2004.
Инге-Вечтомов С. Г. Человеку некуда больше спешить // Московские новости. № 20. URL: http: //www.mma.ru/article/id31469; http: // www.ted.com/talks/bill_gates.html 15
Кампанелла Т. Город Солнца // Зарубежная фантастическая проза прошлых веков: Социальные утопии: Сб. / Пер. с лат., англ., фр.; сост. И. Семибратова. М.: Правда, 1989.
Корочкин Л. И., Романова Л. Г. Генетика поведения человека и евгеника // Человек. 2007. № 2. URL: http: //vivovoco.astronet.ru/VV/PAPERS/MEN/NEWEVGEN.HTM23.
Кэрролл Дж. «Теория», антитеория и эмпирическое литературоведение // Вопросы литературы. 2006. № 1.