Антисемитизм в Бразилии не был столь ярко выраженным, как в Аргентине, и проявлялся преимущественно на юге, где живет много немцев, в том числе потомки нацистов, которые бежали в Латинскую Америку после войны. А век интернета дал новый импульс неонацистским группам, отрицающим Катастрофу и обвиняющим евреев во всех смертных грехах. Но местные правоохранительные органы ведут борьбу с такими группировками и конфискуют антисемитскую литературу.
Бразилия с ее смесью рас и диалектов поглотила, переварила и преобразовала немало людей и культур. В первом случае это произошло с теми евреями, которые ассимилировались, а во втором – с самим словом «евреи», один из синонимов которого в португальском варианте звучит как Israelitas. В то же время как в португальском, так и в испанском языках сохранилось слово Judeu, несущее преимущественно негативный оттенок. Чтобы исправить эту историческую несправедливость, бразильский парламент проголосовал за то, чтобы исключить из национальных словарей слово Judeu. Правда, осталась другая проблема: немало бразильцев не смогут ответить на вопросы, кто такой Israelita («еврей») и кто такой Israeli («израильтянин») и в чем разница между ними.
Впрочем, если говорить о переваривании и преобразовании, в Бразилии это случалось не только с евреями, но и с неевреями тоже. Однако бывают и обратные случаи. До 2003 года на посту президента находился Фернанду Энрики Кардозу, чей внук носит фамилию… Зильберштейн. Все просто: дочь президента вышла замуж за Зильберштейна, а что касается фамилии Кардозу, она была распространена среди марранов.
В прошлом веке бразильские антропологи наткнулись на людей с весьма «странными» привычками и обычаями. Эти небольшие и часто изолированные группы не могут объяснить, почему по субботам они зажигают свечи, читают только Ветхий Завет, не едят свинину, а в Пасху – хлеб.
В деревне под названием Каир в штате Риу-Гранди-ду-Норти жители ведут себя именно так, и говорят, что это традиция. Хотя приехавшие туда американские раввины так и не смогли доказать их еврейское происхождение, остается вопрос: у кого каирцы могли этому научиться?
17. Венгрия
Первыми евреями на территории сегодняшней Венгрии были жители римской провинции Паннония, перебравшиеся сюда во II веке новой эры с территории нынешней Германии, Богемии и Моравии до того, как пришли мадьяры. Об этом свидетельствуют еврейские захоронения. В XIII столетии местные евреи были ростовщиками, от этого периода сохранились монеты с древнееврейскими надписями.
Причиной первого изгнания евреев из Венгрии в 1349 году стала эпидемия чумы, после которой им разрешили вернуться, но затем снова изгнали. Евреи то и дело ощущали на себе немилость королей, подстрекательства церкви и нападения местных жителей, но все это не заставило евреев покинуть страну.
После включения Венгрии в состав Османской империи их положение улучшилось: им не мешали соблюдать традиции и заниматься торговлей. В следующие столетия началась иммиграция евреев из Моравии и Польши, откуда приехали видные талмудисты, основавшие ученые центры. Наиболее крупная община возникла в Буде.
Смена правящих империй в XVII веке и антиеврейские настроения Габсбургов привели к тому, что евреям запретили жить в главных городах. Тем не менее численность рассеянного по разным районам еврейского населения непрерывно увеличивалась. А уж когда вышел императорский указ о религиозной терпимости, появились все возможности для нормальной еврейской жизни. К концу XVIII века число евреев в стране достигло 80 000 человек.
XIX век стал эпохой эмансипации для венгерских евреев – они получили гражданские права. Параллельно продолжалась массовая иммиграция евреев, особенно из Галиции, которые перебивались мелкой торговлей и жили в деревнях, чтобы не сталкиваться с враждебно настроенными горожанами.
Особенно заметно улучшилось социально-экономическое положение евреев спустя десять лет после революции 1848–1849 годов: евреев уравняли в политических и гражданских правах с остальным населением, а иудаизм – с христианством. Что не мешало крепнущим антисемитским партиям называть венгерскую столицу Юдапештом.
Наслаждаясь либеральной атмосферой Венгрии, евреи не избежали ассимиляции: на стыке XIX и XX веков многие из них выбирали венгерских или немецких супругов и даже крестили своих детей.
Венгерские евреи активно проявляли себя не только в коммерции, банковском деле и культуре, но также добились выдающихся спортивных результатов: на первых пяти Олимпийских играх они получили пять из девяти золотых медалей, присужденных венгерским атлетам.
Отдельного упоминания заслуживает промышленник Манфред Вайс. Десятки тысяч людей работали на его машиностроительных и военных заводах. Продукция этих предприятий – самых больших в Венгрии – экспортировалась по всему миру.
После поражения и распада Австро-Венгерской империи евреи неожиданно оказались в границах сразу трех государств – Чехословакии, Румынии и Югославии. А в 1919 году, после разгрома недолговечной Венгерской Советской республики во главе с евреем Белой Куном и его полуеврейским правительством, начались погромы, в которых погибли 3000 евреев. На смену «красному террору» пришел «белый»: для венгерских евреев он продолжался четверть века.
Первой ласточкой диктаторского режима Миклоша Хорти стали антиеврейские законы: все евреи были отчислены из армии, ограничивалось их участие в экономической жизни, вводилась процентная норма в университетах. Все эти меры распространялись даже на тех, кто перешел в христианство после 1919 года.
Вводя новые порядки, Хорти говорил: «Мне всегда было нестерпимо, что все фабрики, банки, театры, газеты, магазины находятся в руках евреев, что еврей стал лицом Венгрии». Законы Хорти были устроены по образу и подобию Нюрнбергских расовых законов и разом покончили с семью десятилетиями эмансипации венгерских евреев.
Вступив во Вторую мировую войну на стороне Гитлера, Венгрия получила обширные аннексированные территории соседних стран вместе с их еврейским населением: в результате, по переписи 1941 года, в Венгрии оказалось 825 000 евреев (включая 100 000 крещеных, что не имело никакого значения ни для венгров, ни для немцев).
Венгерские власти начали с того, что депортировали 20 000 евреев без венгерского гражданства на оккупированную Украину, где их расстреляли зондеркоманды СС.
Кроме того, 100 000 евреев были отправлены на принудительные работы, где 40 000 погибли. Правда, при всем антисемитизме адмирала Хорти он отказывался депортировать венгерских евреев до самой оккупации Венгрии войсками вермахта, которая началась 19 марта 1944 года.
Дальнейшее произошло с ужасающей быстротой, на которую был способен только прораб «окончательного решения еврейского вопроса» Адольф Эйхман. С середины мая до июля 1944 года 424 000 венгерских евреев были отправлены в Освенцим на 145 товарных поездах в вагонах для скота. Больше половины из них убили сразу по прибытии в лагерь. Как сказал греческий еврей из приемной команды: «Когда приехали венгерские евреи, печи горели все время. Ночью небо было красным».
Еще 100 000 евреев из будапештского гетто расстреляли милиционеры из Партии скрещенных стрел.
Но и в этом Содоме нашелся праведник, шведский дипломат Рауль Валленберг, который спас в Будапеште десятки тысяч евреев, обеспечив их «защитными паспортами». Если подвиг Валленберга хорошо известен, то о двух других людях известно меньше, хотя в том же месте и в то же время они занимались тем же делом – спасением евреев. Это швейцарский вице-консул Карл Лутц и итальянский бизнесмен, бывший фашист Джорджо Перласка, выдававший себя за испанского генерального консула: они прятали евреев в «экстерриториальных» квартирах, обеспечив им «охранные грамоты».
В Хайфе именем Праведника народов мира Лутца назвали улицу, в Будапеште его имя носит отрезок набережной, в сквере у площади Свободы стоит раскрытая мраморная книга с его портретом, а у входа в старое будапештское гетто ему установлен памятник, на котором он парит ангелом над распростертым на земле евреем, протягивая ему руку. Кстати, готовность Лутца протянуть руку евреям стоила ему карьеры.
Джорджо Перласка не рассказывал о своем подвиге даже собственной семье и прожил 40 лет в полном забвении. Но с той минуты, как его отыскали спасенные им евреи, он был признан Праведником народов мира, удостоен венгерских, итальянских, испанских и израильских наград (включая медаль кнессета и звание почетного гражданина), а в Италии вышел бестселлер «Банальность добра» – в пику книге Ханны Арендт «Банальность зла», в которой рассказывается о процессе Эйхмана.
В Будапеште есть душераздирающий памятник: установленные на берегу Дуная 60 пар мужской, женской и детской обуви, отлитые из чугуна, в память о евреях, которых утопили милиционеры из Партии скрещенных стрел, предварительно заставив разуться, чтобы продать обувь или забрать себе.
Из 825 000 венгерских евреев после Катастрофы в живых осталось менее трети.
Пришедшие к власти коммунисты закрыли большинство еврейских организаций и арестовали еврейских активистов. По стране прокатились погромы, которыми местные жители встретили уцелевших евреев. На помощь пришел Израиль, предложивший венгерскому правительству сделку.
Сначала венгры запросили 2 000 000 долларов за 25 000 евреев: по 80 долларов за человека. По-видимому, возросший аппетит и послевоенная разруха привели венгров к мысли, что в этом деле нельзя продешевить, и они подняли цену: 1 000 000 долларов за 1000 евреев. При этом они соглашались выпускать только мужчин старше 50 лет и женщин старше 40. Торговля продолжалась долгие месяцы, и в конце концов с помощью «Джойнта» венграм был уплачен 1 000 000 долларов за разрешение на выезд 3000 евреев.
Как написал израильский историк Том Сегев, «эта сделка плохо пахла. Венгры, конечно, могли бы сказать, что продали евреев, чтобы укрепить еврейское государство; сотрудники “Джойнта” могли бы оправдаться “гуманитарными соображениями”; и, наконец, израильтяне могли сослаться на древнюю еврейскую традицию выкупа пленных. Но венгры не сумели объяснить своим гражданам, почему только евреям разрешено покинуть страну; “Джойнт” затруднился ответить своим американским спонсорам, почему такие огромные деньги уходят за “железный занавес”, если уже началась “холодная война”; а в Израиле хотели избежать дискуссии на тему: стоит ли вкладывать миллион дол