Историк был счастливым человеком. Мало кому довелось увидеть своего злого гения вблизи, во всех подробностях, со всех ракурсов, – сохранив при этом жизнь и рассудок. Но счастья маэстро почему-то не испытывал…
Чем монументальнее фигура гения, тем величественней черная тень за его спиной. Таков закон.
П|Ц
Снова провокационное сочетание букв. И снова две противоположности оказались совместимы. Совпадение? Подумаем. Но попозже. Сперва ответим на вопрос – почему параноид спокойно реагирует на циклоида? Почему не подозревает этого переменчивого товарища в заговоре и измене?
Элементарно. Циклоид предсказуем. Уж кто-кто, а параноид быстро заметит темпоральную закономерность в поведении циклоида. Каждый перепад настроения по расписанию будет лишний раз успокаивать параноида. Дело в том, что параноидам вообще очень трудно распознавать чужие эмоции[14] – люди кажутся им излишне непредсказуемыми и спонтанными. А тут такой почти механический подарок! Вот если бы циклоид вдруг отошел от своего расписания… Впрочем, и эта мысль тоже успокаивает параноида, ибо он получил бесплатный “маркер”.
Помните в сериале “Шерлок” есть эпизод, где главный герой рассказывает о маркерах? Это люди, за которыми он постоянно следит. Они ведут вполне обычную предсказуемую жизнь. Любое изменение в их распорядке дня – индикатор того, что Мориарти опять что-то задумал.
Что касается циклоида, ему тоже комфортно в присутствии параноида. Еще бы! Наконец кто-то не ругается, а радуется из-за твоей периодической смены настроения. А то, что он про какие-то заговоры рассказывает – так ведь можно и не слушать…
П+И
Сама идея всеобщего наблюдения очень льстит истероиду, но не в пафосном параноидном изложении. Истероид-то думал, что следят именно за ним, а оказалось, что за всеми.
Внимание со стороны параноида – тоже штука странная и стремная. Вроде он о чем-то убедительно и страстно рассказывает (истероид любит убедительную страстность). Вроде делает много туманных намеков (истероид любит намеки). Но постепенно до истероида доходит, что внимание направлено куда-то мимо. Не на другого человека или объект, а просто – мимо. В область, далекую от реальности.
Истероид попадает в щекотливую ситуацию. Бежать или флиртовать? Непонятно. Может, вызвать у параноида ревность? Но оказывается, что он уже “все знает”. На флирт и бегство не реагирует, воспринимая как инсценировку – в кои-то веки пригодилась привычка разоблачать заговоры! Истероид крайне неохотно мирится с таким положением вещей и периодически старается спровоцировать параноида на конкретные действия.
П+Г
Напомним, что конкуренция – это попытка навязать свои правила коммуникации. По правилам параноида все разговоры и действия должны быть направлены на воплощение великого проекта и против проклятых заговорщиков. Правило гипертима – нарушать скучные чужие правила. Этим все сказано.
По началу гипертим может увлечься планами параноида, принять в проекте активное участие. Но дождется ли он одобрения? Вряд ли. Параноид воспринимает помощь как должное и, зараза, требует конкретных результатов в кратчайший срок. Желательно – вчера. Какого конкретного результата можно дождаться от гипертима? Правильно. Что ему конкретно наскучит бегать на посылках у злого гения.
Из списка единомышленников гипертима быстро перекинут в список врагов. А ему это только в кайф. Он вполне может увлечься новой деятельностью – помешать планам параноида. То-то будет потеха (особенно для параноида), учитывая, что теперь гипертим хорошо осведомлен о параноидных замыслах и запасах компромата.
Но не успеет параноид подготовить план мести, как гипертиму надоест играть роль врага или вообще захочется вернуться на службу. Непростое испытание для параноидной конспирологии. Что это за эпичное возвращение? Блеф? Двойной блеф? Тройной… Ой. Гипертим опять куда-то ускакал.
Глава 4. Дважды пересеченная местность
Все животные равны, но некоторые равнее других.
Минутка древнегреческой философии. “Все объекты ценные” и “ни один объект не ценный” – одно и то же? Для стороннего наблюдателя разницы нет. Посмотрим с позиции самих объектов. Берем ровно один объект. В первом случае он ценный, в втором нет. Теперь разница очевидна. Философское упражнение для разжижения мозгов закончили.
Истероид и гипертим противоположны в своем отношении к объектам. Для истероида каждый объект – слишком ценный, для гипертима каждый объект – недостаточно ценный. Истероид, получив объект, будет вкладывать в него все либидо. Гипертим, получив объект, будет вкладывать либидо во все объекты, кроме “своего”.
Параноид и циклоид относятся к объектам одинаково: им фиолетово, что происходит в объективной реальности. Им важно, чтобы “их” объекты правильно встроились в темпоральную ткань. Психика циклоида приносит все объекты в жертву Хроносу, подчиняет их потоку времени. Параноид использует объекты, чтобы развернуть время вспять, обессмертить свою сверхценную идею.
Для обоих психопатов объекты обладают нулевой ценностью. Всего лишь это топливо, которое сжигают в печке комплекса, чтобы получить поток энергии и раскрутить лопасти темпоральной турбины. Циклоид крутит свою турбину в “положительном” направлении (то есть согласованно с током времени), параноид – в “отрицательном” (пытается затормозить ток времени).
К чему это мы? Сейчас все станет понятно.
Делай раз – рисуем ось Эдипа. Справа истероид, у которого любой объект ценный. Слева гипертим, у которого любой объект обладает “отрицательной стоимостью”, то есть его нужно поскорее сбагрить.
Делай два – рисуем ось Хроноса. Она перпендикулярна оси Эдипа. Это значит, что движение строго по вертикали не меняет ценности любого объекта. Сверху циклоид, у которого любой объект зависит от времени. Снизу параноид, у которого любой объект претендует на бессмертие, то есть направлен против времени. Движение строго по горизонтали не меняет темпоральности любого объекта.
Делай три – совмещаем нули обеих осей. Чем дальше от центра, тем ярче выражена та или иная психопатия.
Фокус-покус! Теперь все стало очевидно. Мы получили две независимые координаты, чтобы “закодировать” известные нам психопатии. И сами собой высветились пустые области на координатной плоскости (рис. 14), которые так и хочется заполнить. Чем? Смешанным отношением к объектам.
Например, правый нижний угол – это ценные объекты, которые желательно уберечь от хода времени. Два требования вместо одного. Не слишком ли жестко? Согласны. Поэтому психика вынуждена умерить свои аппетиты. Объекты ценные, но не такие уж ценные, как при истероидной психопатии. Скажем так: не дешевые. И вместо бессмертия теперь достаточно вязкой стабильности. Недешевая стабильность, короче. Ничего не напоминает? Это же…
Эпилептоид
1. Эпилептоид педантичен, скуп, садистичен
Три качества, которые Фройд называл анальным характером, потому что работать или жить с эпилептоид – это полная жопа. Бессмысленное накопительство, постоянные придирки, патологическое стремление к чистоте, нудное морализаторство. И это минимум.
Почему эти качества попали на пересечение Эдипа и анти-Хроноса? Потому что накопительство и стремление к стабильному порядку, к старым устоям – это слабая версия бессмертия. Эпилептоид не ставит глобальных целей, не стремится что-то создать. Он просто сгребает все объекты под себя, расставляет в “правильном” порядке и охраняет, периодически смахивая пыль. Что до ценности, то от нее осталась одна цена. Эпилептоид ценит своих подчиненных и свои накопления, но сугубо в материальном смысле.
Незрелый Эдип, если вдруг кто-то не читал “Три очерка о теории сексуальности”, начинается с догенитальной сексуальности, которая включает в себя оральную, анальную и фаллическую фазы. Фазы включаются почти одновременно, но наибольшее “социальное” значение имеет анальная. В самом деле, раздражение оральной области не располагает к социальным контактам: если хочешь быть здоровым, ешь один и в темноте. И тянуть в рот всякие несъедобные предметы лучше, пока социум (то бишь мать) не видит. Фаллическая фаза активно включается уже под занавес Эдипа и, как мы помним, ведет к его разрушению. Поэтому в незрелом Эдипе первая агрессия и первые социальные скандалы формируются по анальным законам. Что имеется в виду?
Во-первых, жадность. Невротичный ребенок может вполне закатить истерику, не желая делиться камушками на пляже[15]. В борьбе за территорию дите с формирующимся анальным характером будет яростно выталкивать других детей из песочницы. В школьном возрасте это фанатичный отказ дать списать. Наконец, анальные господа и дамы вырастают в борцов за авторские права и отравляют жизнь и творцам, и потребителям.
Во-вторых, садизм. Изначально ребенок не понимает, что он может кому-то сделать больно. Потасовки со сверстниками начинаются из-за фундаментального желания контролировать ситуацию, территорию, других людей. А как контролировать? Телесным контактом, ведь о других средствах ребенок еще не знает. По ряду причин (которые мы здесь не обсуждаем) удовольствие от прямого контроля и причинения боли может зафиксироваться в психике, что впоследствии ведет к развитию садизма.
Лишний раз напомним, что у невротиков садистические черты проявляются в ответ на вполне определенный набор стимулов. Эпилептоидный психопат садистичен всегда, независимо от обстоятельств.
В-третьих, педантизм и стремление к чистоте. Это классическое реактивное образование, то есть вывернутый наизнанку интерес к анальным процессам и продуктам. Нередко от конченого педанта можно услышать упрек: “Я для чего здесь полы до блеска натер? Чтобы вы пришли и нагадили?”. Он прав. Именно для этого он горбатился с тряпкой: чтобы на контрасте с чистым полом посмотреть на чужое символическое испражнение. Как заметил Михаил Задорнов, “только наш человек принюхается, брезгливо скажет фуууу и принюхается еще раз”.
У читателя, незнакомого с психоанализом, глаза на лоб лезут от наших странных рассуждений. Как, черт возьми, все это связано с анальной эрогенной зоной? Спокойно. Верните глаза на место и порассуждайте вместе с Фройдом.
Какой процесс ребенок учится контролировать в возрасте от двух до четырех лет? Процесс дефекации. Проще говоря, ребенка приучают к горшку. И это весьма важное событие, так как психика учится контролировать сфинктер и случайно обнаруживает, что этот контроль сопряжен с приятными и неприятными ощущениями. Обучившись анальному контролю, ребенок может увлечься этим процессом и использовать процесс дефекации не по назначению. Например, пачкать себя, стены, ковры и родителей. Или из вредности задерживать стул. У Фройда (например, в работе “Анальный характер”) и Ференци (в сборнике “Психоанализ сексуальных привычек”) можно найти немало подробностей на этот счет. Не будем лишать вас кайфа от работы с первоисточниками.
Весь этот анальный беспредел рано или поздно подвергается внешнему запрету (со стороны родителей), и анальные влечения вытесняются в бессознательное, где пускают ассоциативные корни. Достаточно “облагородившись”, видоизмененное влечение может пробиться в сознание под маской бережливости (удержание стула), склонности к рисованию (красками, а не фекалиями, хотя за современное искусство автор поручиться не может), накопительству (цепочка фекалии – глина – песок – камешки – монеты) и т. д. У психопатов корни прорастают не вглубь Оно, а “наружу”, на поверхность Я. Так что эпилептоид демонстрирует не одно-два, а сразу все анальные качества в их примитивной форме.
2. Эпилептоид отличается вспышками агрессии
Эпилептоидная психопатия целиком пропитана анальными ароматами. Посмотрите на типичное выражение лица типичного эпилептоида. Если психопату что-то не нравится, он поджимает губы и воротит нос. Массовое сознание породило два метких описания эпилептоидной мимики: “Ходит, как говна нанюхался” и “Губы скрутил в куриную жопку”. Психотерапевт Игнатий Журавлев в своих лекциях отмечал сходство эпилептоидного рта с плотно сжатым сфинктером. Опустим вопрос, где маэстро получил подобный визуальный опыт.
Эпилептоид долго и тщательно копит негатив. Он приторно вежлив, навязчиво общителен, нередко надевает уродливую маску лживой святости. Он замечает все ваши неправильные поступки и ошибки. И терпит. Все туже сжимая свои сфинктеры. И улыбается все слащавей, наигранней и напряженней. Чтобы в критический момент выплеснуть на вас литры психического поноса. Обтекать вы будете долго…
Уместно провести аналогию с неврозом навязчивости. Чтобы сдерживать агрессивные импульсы, невротик придумывает защитные ритуалы. У эпилептоида ритуалы примитивны и сводятся к упорядочиванию объектов. Протереть пыль, провести срочное бессмысленное совещание, перепроверить документы. По этой причине назначение эпилептоидов на проверяющие и контролирующие должности – это акт дикого психического насилия над вашими подчиненными. Если под документом требуется подпись эпилептоида, то пиши пропало. Чем более шаблонным и незначительным является документ, тем дольше эпилептоид будет над ним тужиться, надувая щеки. Нет, это не совсем синдром вахтера, хотя вы правильно вспомнили об этой проказе.
Менее стойкие эпилептоиды вечно составляют списки: покупок, дел, гостей. Есть еще списки качеств и запретов: “хорошие девочки не занимаются сексом до свадьбы, даже если им тридцать”, “хорошие мальчики слушаются маму, жену и тещу”, “хорошие ученики скидываются на шторы”, “хорошие студенты пришли не за знаниями, а чтобы проявить почтение к бездарному преподавателю”, “хороший мужчина должен”. Сам процесс зачитывания пунктов из списка позволяет эпилептоиду немного успокоиться и отдалить неминуемую вспышку гнева. Не позволяйте психопату морально самоудовлетворяться за ваш счет – будьте плохими.
3. Эпилептоид одержим иерархией, не способен к равным отношениям
Стремление любой ценой достичь и сохранить высокий социальный статус – еще один гибрид анти-Хроноса и Эдипа. Эпилептоид не может создать собственную иерархию ценностей, поэтому встраивается в давно устоявшуюся и проверенную. Из всех возможных социальных моделей эпилептоид выбирает самую устаревшую, отжившую, агонизирующую. Психопат измеряет свой успех мерой вчерашнего дня и страшно гордится весьма сомнительными достижениями, уместными в прошлом месяце, десятилетии, веке.
Половину своей жизни эпилептоид тратит, чтобы прислуживать и выслуживаться. Это не доставляет психопату никаких моральных неудобств. Напротив! Садизм неотделим от мазохизма. Так что эпилептоиду приятно не только иметь раболепных подчиненных, но и авторитарного начальника (и чтобы начальник авторитарно имел эпилептоида). Психопат может находиться на самом социальном дне, но если рядом маячит фигура маскулинного вертухая, то эпилептоид будет вполне счастлив. Не будем продолжать ассоциативную цепочку, которая неминуемо приведет к гулаго-совковой анальной иерархии, чтобы не нарушать закон о пропаганде всякого гомосексуализма.
Вторую половину существования психопат искренне удивляется, почему никто не хочет прислуживать ему. Он же столько унижался, лицемерил, так старательно подсиживал начальника. И где награда за старания? Звание старшего уборщика? Ржавая медалька? Благодарственная грамота и почетная пенсия? Сойдет. Чем бы система не наградила эпилептоида, он будет страстно гордиться своей “ачивкой” и всем о ней рассказывать в расчете, что вот теперь-то перед ним будут заискивать.
Не получив ожидаемого почета, эпилептоид отыгрывается на слабейших и ближних. Эпилептоидный психопат – горе в семье, если только это не семья параноидов (и тогда горе эпилептоиду). Ему мало простого подчинения, он (или она) устанавливает домостроевскую тиранию. Пожалуй, нет более точного художественного клинического портрета, чем Кабаниха из “Грозы” Островского:
“Кабанова. Если ты хочешь мать послушать, так ты, как приедешь туда, сделай так, как я тебе приказывала.
Кабанов. Да как же я могу, маменька, вас ослушаться!
Кабанова. Не очень-то нынче старших уважают.
Варвара (про себя). Не уважишь тебя, как же!
Кабанов. Я, кажется, маменька, из вашей воли ни на шаг.
Кабанова. Поверила бы я тебе, мой друг, кабы своими глазами не видала да своими ушами не слыхала, каково теперь стало почтение родителям от детей-то! Хоть бы то-то помнили, сколько матери болезней от детей переносят.
Кабанов. Я, маменька…
Кабанова. Если родительница что когда и обидное, по вашей гордости, скажет, так, я думаю, можно бы перенести! А, как ты думаешь?
Кабанов. Да когда же я, маменька, не переносил от вас?
Кабанова. Мать стара, глупа; ну, а вы, молодые люди, умные, не должны с нас, дураков, и взыскивать.
Кабанов (вздыхая в сторону). Ах ты, господи! (Матери.) Да смеем ли мы, маменька, подумать!
Кабанова. Ведь от любви родители и строги-то к вам бывают, от любви вас и бранят-то, все думают добру научить. Ну, а это нынче не нравится. И пойдут детки-то по людям славить, что мать ворчунья, что мать проходу не дает, со свету сживает. А, сохрани господи, каким-нибудь словом снохе не угодить, ну и пошел разговор, что свекровь заела совсем.
Кабанов. Нешто, маменька, кто говорит про вас?
Кабанова. Не слыхала, мой друг, не слыхала, лгать не хочу. Уж кабы я слышала, я бы с тобой, мой милый, тогда не так заговорила. (Вздыхает.) Ох, грех тяжкий! Вот долго ли согрешить-то! Разговор близкий сердцу пойдет, ну и согрешишь, рассердишься. Нет, мой друг, говори, что хочешь, про меня. Никому не закажешь говорить: в глаза не посмеют, так за глаза станут.
Кабанов. Да отсохни язык…
Кабанова. Полно, полно, не божись! Грех! Я уж давно вижу, что тебе жена милее матери. С тех пор как женился, я уж от тебя прежней любви не вижу.
Кабанов. В чем же вы, маменька, это видите?
Кабанова. Да во всем, мой друг! Мать чего глазами не увидит, так у нее сердце вещун, она сердцем может чувствовать. Аль жена тебя, что ли, отводит от меня, уж не знаю.
Кабанов. Да нет, маменька! что вы, помилуйте!
Катерина. Для меня, маменька, все одно, что родная мать, что ты, да и Тихон тоже тебя любит.
Кабанова. Ты бы, кажется, могла и помолчать, коли тебя не спрашивают. Не заступайся, матушка, не обижу небось! Ведь он мне тоже сын; ты этого не забывай! Что ты выскочила в глазах-то поюлить! Чтобы видели, что ли, как ты мужа любишь? Так знаем, знаем, в глазах-то ты это всем доказываешь”.
Как видите, эпилептоида мало слушать, его надо беспрекословно слушаться (то есть слушать, как самого себя). Запрет на проявление чувств также очевиден. Набожность и приверженность традиционным ценностям служат для оправдания садизма и собственной моральной ущербности. И далее по списку. Вообще эпилептоидная психопатия – самая духовноскрепная, поэтому неудивительно, что на руководящие должности прорываются эпилептоиды и всеми силами тормозят социальный прогресс.
Если вы зависите от эпилептоида, то испытаете на своей шкуре все прелести бытового или служебного садизма. Мы редко даем прямые рекомендации, но если вам дорого здоровье вас и ваших детей: бегите. Увольняйтесь, разводитесь, нанимайте охрану. Любой ценой сепарируйтесь от эпилептоида или от человека с ярко выраженными эпилептоидными чертами. Впрочем, если вы добровольно терпели эпилептоидную тиранию, то скорее всего первый день свободы вы потратите на бессознательный поиск нового тирана. Значит, придется возвращаться от прямых методов к непрямым.