Ладно. Предположим, что шизоид нехотя построил длиннющую анфиладу и поселил гипертима в последней (крайней) комнате. Там они и встретились. Гипертим бурно рассказывает о своем новом проекте. Шизоид охотно поддерживает беседу, так как новая комната посвящена аккурат текущей деятельности гипертима. Однако соскальзывание никто не отменял, шизоид хочет сбежать в другую камеру лабиринта, то есть сменить тему. Но куда бежать? Тут только один коридор, и он ведет в музей прошлого гипертимного недоподвига. Получается, что посреди интересной беседы гипертиму вдруг напоминают о предыдущем проекте, буквально вчера из суперперспективного стартапа обесцененного до полного дауншифтинга.
Ш – Ц
Шизоид любит достраивать и перестраивать мировоззренческую структуру. Но структура, которая меняется сама по себе, – это уже перебор. Только он поселил циклоида в свой внутренний мир, а тот внезапно поменялся. Хорошо. Старого выселили, поселили нового. Опять смена активности. Не очень хорошо. Повторили процедуру. После пятого циклоидного перепада шизоид устанет.
Действует ли это подавление в обратную сторону, мы не знаем. Если верить нашей модели, то (по идее) да. Однако хотелось бы провести больше наблюдений. Теоретических соображений на этот счет тоже нет. Или мы попросту обленились.
С – Г
Рядом с сенситивом гипертим испытывает дискомфорт. Трудно наслаждаться процессом, когда рядом все время плачет некто, повернутый на идеальном результате.
Каково сенситиву? На его глазах успешно низвергается священный принцип перфекционизма. Гипертим порождает много маленьких недоделанных шедевриков. Сенситив сравнивает свои результаты с результатами гипертима и быстро утомляется, потому что гипертим работает с эффективностью конвейера. Неполноценность и незавершенность гипертимных творений позволяет сенситиву чуть-чуть расслабиться и не так сильно париться по поводу своего недостаточного совершенства. Все познается в сравнении.
С – Д
Сенситив излучает чувство вины и воплощает самокритику. Аддиктоид принимает молчаливые сенситивные самоупреки на свой счет и на всякий случай старается не так часто прикладываться к предмету зависимости.
Аддиктоид поглощен процессом потребления. Единственный возможный результат – источник удовольствия иссяк – заставляет психопата нырнуть в новый процесс, связанный с поиском новой дозы. Призрачные попытки борьбы с зависимостью – тоже процесс без результата.
Сенситив с тоской взирает на аддиктоидный безрезультатный процесс. Похоже на поиск упущенного идеала? С большой натяжкой. Саморазрушение аддиктоида нагоняет такую безысходную тоску, что сенситиву не по себе. Не выглядит ли он со стороны так же? Эта крамольная мысль лишает сенситива последней радости – мазохистского удовольствия, получаемого в процессе самокопания.
С – Э
Эпилептоид готов угнетать и подавлять вообще всех желающих. Любое сопротивление карается анальной агрессией. Сенситив умеет сопротивляться, но делает это максимально пассивно. Ноет. Сенситивное нытье абсорбирует эпилептоидную агрессию, играя роль своеобразного глушителя.
Сенситив поначалу побаивается эпилептоида, но не более. Ну ходит тут какой-то педант, придирается, агрессию проявляет, статусом помахивает. Удивил! Сенситив и так прекрасно знает о своей неполноценности.
Будем справедливы: эпилептоид умеет хвалить за “правильные” поступки. Он навязывает сенситиву максимально рутинную и тупую работу. Пример: люди “старой закалки” постоянно советуют молодежи бросить творчество и пойти на заводы. У многих этот совет вызывает стойкое желание послать советчика далеко в распавшуюся страну советов. Сенситив же внезапно подчиняется (не в буквальном смысле) и пытается сделать хоть что-то “общественно полезное”. Прокрастинация и перфекционизм ему не позволят, конечно же. Но за спиной нависнет эпилептоид и будет нахваливать старания нерадивого ученика. Сенситиву подумает-подумает и не станет лишний раз ныть. Тем более, что за нытье можно и схлопотать от эпилептоида. Некогда заниматься самокопанием – грядки копать надо, от забора и до обеда.
С – П
Общение с сенситивом вызывает у параноида чувство легкого неудовлетворения. Параноид предлагает сенситиву защиту от враждебного окружения. Сенситив не может оценить такой подарок: он винит во всем себя, а не окружающих. Его шедевры так и не нашли никакой опоры во внешней реальности. Что может сделать параноид с чужой сверхценной идеей, утонувшей в нарциссическом омуте? Ничего. Параноидные механизмы – это проекция, обращенность к внешним источникам власти. Внутренние переживания других людей для параноида были и остаются неизведанными дебрями.
Параноид отступает перед дремучим лесом сенситивной души. Желание оказать протекцию не заменяется на подозрительность. У сенситива алиби. Его дремучий лес сводится к трем соснам: самокопание, перфекционизм, прокрастинация. Сенситиву нельзя пришить ни одной параноидной статьи. Разве может оказаться заговорщиком человек, который впадает в отчаяние по поводу собственного несовершенства? Как вообще можно сомневаться в своем совершенстве? По меркам параноида, это полная чушь. Он-то, параноид, совершенен! А от сенситива, пожалуй, стоит держаться подальше. Какой-то он странный.
В – Д
Виктим отечественной сборки любит жаловаться на близких людей. Классический сюжет – виктимная психопатка всем рассказывает, какой у нее плохой муж: пьет, подарки не дарит, бьет, из дома выгоняет, изменяет. Но предположим, этот муж спился окончательно, умер или сбежал. Появился новый супруг – да не простой, а психопат-аддиктоид. Который не просто пьет, а ПЬЕТ. Постоянно. Или в карты режется целыми днями. И еще он психопат.
Попав в реальный плен своих самых смелых фантазий, виктим уже не ощущает себя полноправной жертвой. Виктим – не просто жертва, а агрессивная жертва. Аддиктоид забирает у виктима право на агрессию, оставляя только жертвенность. Поэтому виктим терпит молча, не требует к себе сочувствия и не рвется в атаку на несправедливый мир.
Многие виктимные родители громко и прилюдно жалуются на «сына-игромана», хотя отпрыск хорошо учится, подрабатывает, а за компом проводит не более пары часов законного свободного времени. И то: не играет, а занимается самообразованием. И вот у тех же родителей подрастет младший сын с аддиктоидной психопатией, который реально целыми днями рассекает на танках. В его адрес никаких громких обвинений не звучит. Парадокс воспитания? Никаких парадоксов. Обычное психопатическое взаимодействие.
Сам аддиктоид не меньше виктима хочет казаться жертвой. Он ведь физически не может остановиться, а тут еще общество со своими претензиями. И кому он будет жаловаться? Виктиму? Это как со свиньей в грязи бороться. От зависимого поведения аддиктоид не откажется, но – если это вас утешит – будет испытывать гораздо меньше удовольствия.
В – И
Иногда поведение истероидным дам, навязчиво и вызывающе флиртующих, ошибочно называют “виктимным”. Якобы они сами “провоцируют” морально нестойких товарищей на половые преступления. Как вы теперь знаете, на товарищей им наплевать. Их основная цель – привлечь внимание. Если попутно удалось убедиться в собственной сексуальной востребованности, тем лучше. Жертвой истероид себя чувствует, если его никто не домогается и не берет штурмом.
Виктим наблюдает за истероидом и чувствует себя ущемленным в правах. Как же так? Столько сил положено, чтобы разоблачить и очернить домогателей, столько копий сломано. А тут выходит истероид и заявляет: «Ну, меня вот регулярно совращают незнакомцы, и это нормально, никто не хочет попробовать?».
Истероид, притягивая к себе внимание, обесценивает и лишает смысла всю деятельность виктима по «обличению» домогателей. Кому нужны агрессивные рассказы виктима о домогательствах, когда на сцену выходит истероид и предлагает перейти от слов к делу? Виктиму нужно либо представить конкретные факты, либо промолчать. Фактов нет, так что цыц.
Истероид и виктим отдаленно похожи. Они одинаково резво ищут своего охотника, который в гробу видел такую дичь и вообще у него ружье давно не стреляет. В остальном: им нечего делить, кроме своего Эдипа. Для истероида все сексуальные партнеры (даже настоящие насильники) – это трофеи, а не люди. Для виктима все мимо проходящие люди – это угнетатели и домогатели.
Малые различия? Нет. Разные малые миры.
В – Э
Для виктима домогательство (и иная объективация) – это одиночный акт, маленькая веха на временной оси. Тирания эпилептоидная заморожена во времени. Эпилептоид осуществляет одиночные акты насилия только при вспышках гнева. Все остальное время он поддерживает гомеостаз патогенной среды, “излучает ауру” насилия. Виктиму не за что зацепиться. Просто так скалить зубы психопат боится – чувствует, что огребет несимметричную ответку от эпилептоида. Последний, в силу своей “экстравертности”, значительнее искуснее в телесном взаимодействии.
Эпилептоид, не встречая особых препятствий, проявляет садизм к виктиму, но «медоеду все пофигу». Жертва мечтательно вздыхает по идеальному охотнику. Эпилептоид, помешанный на иерархии, шкурой чувствует, что его с кем-то сравнивают. И сравнение явно не в его пользу. Эпилептоид не чувствует себя ни охотником, ни победителем. Жертва страдает, но это не его заслуга.
Пример из истории. Виктимная интеллигенция с удовольствием терпит эпилептоидных деспотов, но охотно вымещает агрессию на слабых реформаторов. К Николая Палкину и реакционеру Александру III русский «креативный класс» относился лояльно, изредка тявкая нечто невразумительное. Александра II Освободителя интеллигенция и записные либералы люто ненавидели и шпыняли при всяком удобном случае. Не потому ли, что монарх начал освобождение России с самого себя? Двор не простил ему открытого проявления сильных взаимных чувств к Долгоруковой (Юрьевской).