Главным певцом этой концепции был, конечно же, Маршалл Маклюэн. Именно он описал все технологии и изобретения как продолжения (внешние расширения) человеческого тела. А главным из них является медиа, потому что это продолжение нервной системы.
С появлением электрической технологии человек расширил, или вынес за пределы себя, живую модель самой центральной нервной системы. В той степени, в какой это действительно произошло, данное событие предполагает отчаянную и самоубийственную самоампутацию, словно центральная нервная система не могла более полагаться на физические органы как защитительный буфер, оберегающий ее от камней и стрел разбушевавшегося механизма. Вполне возможно, что последовательная механизация различных физических органов, происходившая со времен изобретения печати, сделала социальный опыт слишком агрессивным и чрезмерно раздражающим для того, чтобы центральная нервная система могла его вынести.
Маклюэн использует как объясняющую метафору миф о Нарциссе, который принял свое отражение в воде за другого прекрасного человека и не смог отойти, так как боялся его потерять. «Основная идея этого мифа в том, что люди мгновенно оказываются зачарованы любым расширением себя в любом материале, кроме них самих». Такая «самоампутация» – не что иное, как стремление к балансу, оглушению своих чувств посредством гиперстимуляции, перегрузки всей сенсорной системы. Медийная сфера – способ чувствовать меньше и реже находиться в границах собственного физического тела. Нарцисс «приспособился к собственному расширению самого себя и превратился в закрытую систему».
Глава, в которой Маклюэн это описывает (согласитесь, эта история сама по себе тянет на крипипасту), называется «Влюбленный в технику» – тем самым показывая, что застывший в оцепенении перед экраном гаджета только любуется собой. Уильям Митчелл в книге «Я ++» (которая посвящена взаимопроникновению технологий и человека, стиранию границ человеческого) пишет, что в наше время метафоры о человеческом и техническом «стали конкретными и буквальными». Это кажется еще более очевидным, если понять, что, глядя в экран, мы бесконечно рассматриваем собственное отражение в его черном зеркале.
Технопессимистическим же я бы назвал направление мысли, при котором мы описываем гаджеты как нечто независимое от человека, отделившееся от него. Это уже ненависть к технологиям как к чему-то противоположному человеческому. Для этого тоже есть своя античная метафора – Прометей. Ее дает великий социолог Зигмунт Бауман:
Современное смещение величайшей и самой непокорной из человеческих тревог к сфере технологий представляет собой еще один случай «прометеева комплекса» и связанной с ним «прометеевой зависти» (ужаса и злости, которые переполняют нас при виде рукотворных артефактов, демонстрирующих более совершенные навыки и мастерство, чем те, которыми мы, их создатели, обладаем и которые можем приобрести)[18].
Прометей дал людям огонь, который сильнее их и способен их уничтожить. Подверженные «прометеевой зависти» так же относятся к любым технологиям, считая, что они находятся за пределами человеческого. Мы должны быть осторожными с гаджетами и не допускать их слишком близко. Да, без них трудно, но они должны знать свое место. Один из сооснователей Apple Стив Возняк в своих интервью повторяет мысль о том, что если искусственный интеллект станет мощнее человеческого и обретет самостоятельность, он будет относиться к человеку как к домашнему животному – хорошо, если любимому.
Если принять это деление, самым технооптимистическим сюжетом крипипаст будет Тихий дом. Тихий дом – это своего рода доведение до предела концепции уровней интернета.
У Сети действительно есть несколько уровней. Верхний уровень («клирнет») – это все открытые страницы, которые можно найти поисковиками. Единственное, что нужно, чтобы их посмотреть, – браузер. Чуть глубже – страницы и данные, которые для доступа запрашивают пароль. Далее идет «глубокий интернет», глубина которого заключается в том, что для просмотра страниц и скачивания данных необходимы специальные программы и настройки. Есть также закрытые сети, для подключения к которым требуется специальное оборудование, – это нужно военным и разного рода ученым (чтобы у данных не было физической возможности «утечь» в общий интернет).
Крипипасты, в которых так или иначе фигурируют уровни интернета, существенно расширяют эту схему:
Схема уровней интернета
Это уже не уровни доступа, а степени сознания пользователя. Чем «глубже» в Сеть, тем жестче, страшнее, противозаконнее контент. Крипипасты об уровнях интернета – это не столько размышления об устройстве Сети, сколько о том, как далеко может зайти человек в исследовании самого себя.
Такое представление пошло из «нетсталкинга» – так называется мифическая деятельность по поиску «интересного» в сокрытых от посторонних глаз уголках Сети – якобы не все находки объясняются рациональностью и технологиями. Тихий дом в таком мире является своего рода золотым руном нетсталкеров, их заветной целью. Тихий дом – это самый нижний «этаж» всех сетей, не столько адрес или место, сколько состояние сознания. Добраться до него можно не только используя все известные технические ухищрения, но и специальным образом настроив сознание. Вернуться оттуда уже не представляется возможным.
Я думаю, Маршалл Маклюэн был бы счастлив прочитать крипипасту про Тихий дом. Идея о том, что блуждание в Сети – это духовная практика, а дно интернета – особое состояние между сновидением и смертью, кажется очень в духе его книги «The Medium Is the Massage», где каждый медианоситель описывается как воздействующий на свой «сенсорный» уровень человеческого тела.
Самое крайнее воплощение технопессимизма в крипипасте, которое я нашел, – это Василиск Роко. Придуманная на сайте Lesswrong идея мысленного эксперимента про искусственный интеллект, обретший всемогущество, распространяется именно как страшилка об опасности развития индустрии искусственных интеллектов. Причем история оказывается настолько убедительной, что ее использует в качестве аргументации сам Илон Маск!
Вкратце история про Василиска Роко выглядит так: искусственный интеллект развивается настолько, что может полностью решить все глобальные проблемы и берет под контроль жизнь каждого человека. Потихоньку Роко приходит к выводу, что именно он является самым главным благом, и начинает пытать тех, кто не способствовал его созданию. Логическая схема такова: я могу решить все проблемы мира и помочь установлению порядка, основанного на всеобщем благе, следовательно, каждая минута без меня – это страдание человечества, а значит те, кто мешал моему появлению или бездействовал, способствовали страданиям и заслуживают наказания. Всемогущество Василиска Роко заключается в том, что он способен воскресить любого человека, которого убил, а для любого, кто был уже мертв к моменту его появления, он может создавать бесконечное количество виртуальных миров, где будет пытать их цифровые копии. Таким образом, даже смерть не является избавлением от пыток, которые готовит искусственный интеллект для каждого, кто не помогал ему появиться на свет.
Такая концепция предполагает изначальное противопоставление человека и технологий. А искусственный интеллект и виртуальный мир с такой точки зрения – не часть большого «реального мира», как у технооптимистов, а нечто противоположное.
Таким образом иллюстрируется один из древнейших споров в западной философии, который начал еще Демокрит, о том, чем являются технологии – имитацией и продолжением природы или противоестественным вмешательством в ее существо. Именно через это мы выходим на размышления о границах человеческого. Однако как технооптимистические, так и технопессимистические крипипасты солидарны в том, что интернет, достигнув нынешних масштабов распространенности, повторяет форму общества и видоизменяется вместе с ним, а человек, выходящий в Сеть, не покидает собственных границ.
Дальше мы поговорим о столкновении людей друг с другом (то есть про города), а потом – о столкновении с чем-то большим, то есть с природой.
Город
Городские сюжеты – единственная категория страшилок, которую с удовольствием слушают и распространяют даже те, кто далек от жанра крипипаст и даже не любит их. Как уже отмечалось, самые страшные вещи – те, которые выходят из самых обыкновенных вещей. А что может быть обыкновеннее улицы и домов, которые видишь каждый день. Городские легенды – очень важная часть идентичности горожанина. Даже если не считать эти истории правдивыми, их очень приятно рассказывать. А в районных сообществах посты про легенды и «что-нибудь паранормальное» или «загадочное» становятся самыми популярными и собирают столько же комментариев, сколько и публикации про то, какие в окрестностях живут или жили знаменитые люди. Хорошая история, которая связана с городской повседневностью, вносит в ткань города столь чтимое теоретиками урбанизма разнообразие. Кроме того, спустя какое-то время она становится частью городского ландшафта, обретая собственную жизнь. Подмосковной Коломне вряд ли удастся избавиться от рассказов про Марину Мнишек, которая якобы умерла в одной из башен коломенского кремля. Даже несмотря на то, что современные исторические изыскания говорят, что этого скорее всего не было, эта история слишком хорошо вписывается в коломенскую идентичность, чтобы легко отказаться от нее. Точно так же, как в Зюзино часто отмечают, что именно в этом районе жил Битцевский маньяк.
Сочетание «знаменитости» и чего-то страшного оказывается беспроигрышным вариантом. Для Москвы большинство городских легенд связаны со сталинским временем: это либо истории про метро, либо про специфическое предназначение тех или иных построек сталинской эпохи, либо о тех или иных исторических персонах, которые сохраняют свое мрачное влияние. В качестве иллюстрации приведу редкую и потому по-своему прекрасную городскую байку о новейшем историческом периоде, которая показывает механизм формирования отношения к месту через образ исторической персоны. Если байки из прошлого мы воспринимаем целостно, монолитно, истории, которые возникают на наших глазах, позволяют проследить, как и из-за чего они изменялись и принимали ту форму, в которой, возможно, и покажутся нашим потомкам.