Они зашли, дверь скрипнула и закрылась. Я простоял довольно долго, но не раздалось ни звука. Когда стемнело, я ушел домой.
Можно ли сделать вывод о том, что взрослые любители осваивать замкнутые страшные места, вроде диггеров или спелеологов-любителей, так и живут в парадигме детского, доподросткового восприятия пространства? Едва ли. Хотя вспоминается история моей знакомой, которая пошла в спелеологический поход и не могла решиться пролезть через узкий проход между пещерами. Тогда опытный спелеолог, который находился уже на той стороне прохода, сказал, что ей нужно представить, что ей пять лет и она исследует новое пространство. Совет сработал на сто процентов.
Незамкнутые, открытые страшные места более характерны для групп тех, кто постарше. Это прекрасно видно по обыденным практикам. Будучи в гостях у ваших друзей на даче или в загородном доме, вы вряд ли станете просто интересоваться их подвалом или тем, что на дне высохшего колодца на участке (кроме каких-то практических целей). А вот предложение сходить посмотреть на развалины неподалеку вполне сможет вас заинтересовать, а если им 100 или больше лет, то их посещение будет обязательным.
Заброшенные здания («заброшки») невероятно привлекательны и интересны почти всем, кто любит «пощекотать себе нервы». Это идеальное место для легкого, почти символического нарушения правил. Потусторонний статус пространства «снимает» ограничения и условности повседневного жизненного мира, и единственный запрет, о нарушении которого переживает человек, решившийся на посещение заброшки, – это запрет на проникновение туда.
Отчего же они так привлекательны, почему так приятно читать о них страшные истории? В любом населенном пункте есть свои легендарные заброшки. В Москве до недавнего времени главной была недостроенная Ховринская больница.
Красивое здание, не правда ли?
Ховринская больница, она же Немостор, она же Амбрелла, она же «недострой в Ховрино» – огромное здание больницы. За 20 лет там пропало 800 человек.
За свое долгое существование больница обросла множеством легенд и слухов. Кто-то говорит о призраках, кто-то о трупах сатанистов на нижних уровнях.
Планировка больницы очень необычная. На территории находится два здания: главный корпус и офтальмологическая клиника. Главный корпус по форме напоминает звездочку. Из него отходит шесть крыльев, которые соединены 3-этажными переходами. Само здание представляет собой 10-этажное сооружение, с тремя уровнями крыши и 2–4 уровнями подвала. Первый уровень подвала частично затоплен, что существенно усложняет исследование других уровней. Существует мнение, что главный корпус и клиника связаны подземным туннелем.
Немного истории Ховринской больницы:
Постройка началась в 1981 году (по другим данным – в 70 или 80-м) на месте кладбища, прилегающего к храму иконы Божией Матери «Знамение» (кладбище было ликвидировано в 1960 году). По проекту здание было рассчитано на 1300 (по другим данным 1500) мест для больных со всей страны, чины хотели создать одно из лучших медицинских учреждений СССР, позже было решено сделать Ховринку районной больницей. В 1985 году строительство остановилось (а в конце 90-х и 2003-м возобновлялось), вот несколько версий, почему это произошло:
1) прекратилось финансирование;
2) были обнаружены нарушения при закладке фундамента, существовала угроза обрушения здания;
3) почва под зданием была нестабильной, здание могло «поплыть».
Говорят, на этот момент здание было почти готово, производилась внутренняя отделка. Здание некоторое время охраняли военные, потом охрану сняли, и местные вынесли из больницы все, что только можно утащить. Больницу облюбовали бомжи, неформалы и сатанисты. Именно из-за сатанистов Ховринка заработала свою зловещую репутацию. То ли в конце 80-х, то ли в начале 90-х здание облюбовала секта Немостор (клуб Немостор).
Говорят, все пропадавшие в Ховринке люди – дело их рук. Одни говорят, что секта устроила свою церковь в подвале основного здания, вторые – в тоннеле между главным зданием и вторым корпусом, третьи – в основном здании проходили сборища, а в тоннеле были оборудованы «штаб-квартиры» главарей секты. По слухам, в это время в районе Ховринки начали пропадать люди (особенно дети) и собаки, которые потом приносились в жертву сатане или просто были убиты. Также устраивались черные мессы. Вскоре об этом стало известно нашей доблестной милиции, и на сатанистов устроили облаву с участием ОМОНа, собак с милицией и прочей атрибутики. Опять же, существует две версии дальнейших событий – по одной сатанистов загнали в подвал основного здания и расстреляли, а затем подвал затопили (невысыхающее озеро можно наблюдать и сегодня), по другой – сатанистов зажали в тоннеле между двумя зданиями и затопили тоннель. Также говорят, что человек, показавший ментам проход в тоннель, исчез. Ненадолго больница осталась пустой, не считая бомжей. Потом в больнице стала тусить секта «Черный Крест». Что стало с ней – неизвестно. По сей день в больнице и окрестностях попадаются трупы собак и бомжей. Но даже без сатанистов и жертвоприношений в Ховринке гибнут люди – кто-то не выдерживает встреч с гопотой/бомжами, кто-то срывается в шахты. Говорят, молодой парень Край бросился в шахту лифта из-за неразделенной любви (по другой версии – умер от передоза). По слухам, в 2004-м году в Ховринке нашли трупы шести человек, в 2006-м – десяти, в 2007 – как минимум одного.
Заброшка – начавшее разрушаться здание. Руины всегда интереснее, чем новое здание.
Стройка, а тем более заброшенная, – это вариант руин, рукотворные развалины.
Ключевая задача для архитектуры – совмещать искусство, эстетику и функциональность. Причем последний пункт является ключевым.
Заброшенное здание – это потерявшая функциональность постройка. Сам факт, что она при этом продолжает существовать и ее не торопятся сносить, как будто намекает, что этому зданию еще есть применение, но неявное, нечеловеческое. За заброшкой всегда стоит тайна, причем потусторонняя (именно таким выводом оканчивается история про тупик Пустот из самого начала этой книги).
Ролан Барт пишет о том, что в человеческом обществе любой предмет становится символом самого себя, как только начинает использоваться: ложка – это инструмент и одновременно символ поглощения пищи. Здание – это символ дома, без которого человек не может мыслить свое существование, и пространство, которое ограждает его от внешних опасностей, позволяет не просто жить, но наслаждаться. Разрушенный дом – символ катастрофы.
У немецкого социолога Георга Зиммеля есть эссе, которое так и называется «Руина». В нем он объясняет притягательность заброшенных и старых зданий тем, что они прямое доказательство того, что природа берет верх над человеком и человеческим. Архитектура и строительство – единственное искусство, которое встречает сопротивление материала. Человеку приходится в прямом смысле подчинять себе природу, укрощать стихии и управлять материалами. Однако вид руин показывает, что это превосходство недолговечно и со временем воспринимается лишь как иллюзия:
Это неповторимое равновесие между механической, тяжелой, пассивно противодействующей давлению материей и формирующей, направляющей ввысь духовностью нарушается в то мгновение, когда строение разрушается. Ибо это означает, что силы природы начинают господствовать над созданием рук человеческих.
Хотя произведение человеческих рук разрушили в данном случае не люди – это совершено природой, – но люди допустили это разрушение. Такое отношение, с точки зрения идеи человека, все-таки некая позитивная пассивность, человек становится соучастником вины природы и ее действий, противоположных направленности его сущности. Это противоречие лишает обитаемую руину того чувственно-сверхчувственного равновесия, которое присутствует в противоположных тенденциях существования брошенной руины, придавая обитаемой руине то проблематичное, волнующее, часто невыносимое, что мы ощущаем, видя эти выпадающие из жизни пристанища.
Воля человека подняла строение ввысь, теперешний его вид дала ему механическая, тянущая вниз, дробящая и разрушающая власть природы.
Так, цель и случайность, природа и дух, прошлое и настоящее снимают в этом пункте напряжение своих противоположностей, или, вернее, сохраняя это напряжение, ведут к единству внешнего образа, к единству внутреннего воздействия. Создается впечатление, будто часть бытия должна сначала подвергнуться разрушению, чтобы утратить всякое сопротивление по отношению к идущим со всех сторон течениям и силам. Быть может, в этом и состоит очарование разрушения, упадка, декаданса вообще, очарование, выходящее за пределы чисто негативного, за пределы упадка.
Разрушенное, заброшенное или недостроенное здание – это, возможно непреднамеренное или не доведенное до конца последствие социальных процессов. Памятник несбывшимся надеждам, не прожитым в этих стенах судьбам, которые так сильно желают воплотиться, что подсознание превращает их в страшных монстров.
Подъезд, призраки, модерн. Какое место в доме самое страшное?
Заметная часть крипипаст имеет в качестве своей основной локации подъезд многоквартирного дома. Это крайне разнообразные истории, однако, попытавшись собрать их в единый корпус, используя «Мракопедию», я не сильно преуспел. Дело в том, что большинство таких историй рассказываются в соответствующих ветках на Реддите или имиджбордах. Это единственное место книги, где я позволю себе не интерпретировать, а писать крипипасту самому. Однако это не настоящая крипипаста, а иллюстративный материал, компиляция сюжетов, попытка выйти на уровень метасюжета. Короче говоря, я покажу типичный сюжет, связанный с подъездом. В интернет-исследованиях есть прием, который называется «фабрикация» – когда в отчете не избежать цитаты какого-нибудь пользователя, для сохранения его анонимности (и этичности публикации исследования) его слова приводятся не буквально, а пересказываются таким образом, чтобы передать смысл сообщений. Однако при этом найти пользователя, используя поиск по ключевым словам, было бы невозможно. Такую «фабрикацию» привожу и я, но делаю ее не для того, чтобы анонимизировать мои «объекты» (они сами вполне с этим справились), а чтобы сж