Тут я заметила что-то краем глаза, что привлекло мое внимание… мои глаза расширились, и я еле подавила крик. Под моей кроватью неподвижно лежал какой-то человек, повернувшись спиной ко мне и прижав голову к груди, чтобы его лицо было невозможно разглядеть. Он меня не заметил. Я пыталась быть рациональной, хоть у меня в голове как бешеные носились мысли – я подобрала телефон, сказала «Прости, я обронила телефон. Я сейчас приму душ и перезвоню тебе».
Вход в ванную была рядом с моей кроватью, так что я быстро зашла туда, тихо заперла дверь, включила душ, выбралась из квартиры через окно (я жила на первом этаже) и вызвала полицию. Они сказали мне, чтобы я ждала рядом с домом, но перешла на другую сторону дороги и следила за тем, кто выходит из комплекса.
Дело было летом, на улице было темно, я засела за машиной на противоположной от дома стороне улицы и не сводила глаз с окна своей ванной и входа в комплекс. Мой парень приехал прямо перед полицией (ему я тоже позвонила, как только выбралась). Я дала копам ключи, и они вошли внутрь. Через минуту они вышли, ведя под руки худого и усталого мужчину. Его глаза выглядели безумными, но он не пытался вырваться. Полицейский, который остался со мной и успокаивал, пока его коллеги обыскивали квартиру (мне было очень плохо, я рыдала и дрожала), сказал, что этот мужчина стоял у двери в ванную с одним из моих кухонных ножей в руках и ждал, пока я выйду.
Он как-то пробрался в мою квартиру, пока я забирала почту, и спрятался под кроватью. Позже выяснилось, что он был бездомным, и его поместили в психушку. Мой парень переехал ко мне на следующий же день после этого инцидента.
Такой же принцип наблюдается и в истории, которая называется «Друг по переписке» («Panpal»).
Эту новеллу написал Датан Ауэрбах, он публиковал ее по частям в Реддите. Конечно, это стилизация под крипипасту, однако он собрал очень многие американские сюжеты под крыло одного текста. В этой крипипасте рассказывается история о мальчике, которому в детском саду дали задание – найти друга по переписке, запустив воздушный шарик с письмом. И всем детям возвращаются какие-то письма, а главному герою долго никто не пишет, и когда он об этом уже забывает, ему начинают приходить письма. В них нет текста, вложены только фотографии, где он снят издалека в разных ракурсах. Эта история про отношения внутри маленьких городов. В ней описываются переезды, как большие города поглощают маленькие и как загородные поселки входят в состав городов. Это история о том, как рост города связан со становлением человека, его взрослением. Обратное тоже верно.
В 2017 году в Москве было объявлено о программе «Реновация», по которой обещали сносить обветшалые пятиэтажки, а их обитателей переселять в новое жилье. Этот проект вызвал очень оживленную дискуссию, последнее на момент выхода этой книги общественное обсуждение, в котором участвовали москвичи на всех уровнях. Эта волна странным образом захлестнула также крипи-каналы и паблики. Весной 2017 года многие из них посчитали нужным выложить подряд несколько историй, в которых фигурировали бы пятиэтажки. Даже я, когда только начал записывать подкаст «Социология стрема», самым первым записал выпуск про пятиэтажки в крипипастах. Однако эти истории несут странное послание – в них описывается жилье как пространство опасности, незавершенных конфликтов, одиночества, заброшенности и несчастья. Тем более что в основном это рассказы не про московские пятиэтажки, а про дома в пустеющих промышленных городах. Для них расселение пятиэтажек – естественный процесс, сопровождающий отток населения в крупные города. Люди уезжают, покупают новые квартиры, а городишки пустеют и становятся все более маргинальными и депрессивными.
Читать про пятиэтажки, а тем более писать про них страшную историю – может быть, самая яркая реализация принципа Жуткого, как его описывал Фрейд (статья так и называется «Жуткое»). Страшное и жуткое – это маргинальность, что-то вычеркнутое из повседневности, но обязательно берущее в ней начало. Пугающее – нечто берущее начало в обыденности, но затем доводящее ее до своей противоположности. В историях о пятиэтажках мы видим заброшенные или полузаброшенные дома или же истории из прошлого, из детства.
Пятиэтажка, какой она описывается в крипипастах, – это символ детства, похороненных там секретов, непонятных людей, не выраженных, но очевидных конфликтов. Слишком много слишком близко живущих незнакомцев, каждый из которых имеет тайну, которая не помещается в персональную систему хранения и просачивается не всегда приемлемым образом. В детстве этого сложно не заметить – поэтому дети так часто (чаще остальных) видят призраков и непонятных существ (свидетельствуют об этом).
Слишком сильная в постсоветской социальной жизни оппозиция «внешнее-внутреннее» играет злую шутку, наделяя пограничные пространства собственным сознанием, точно так же травмированным и травмирующим, как и механизмы, эту оппозицию создавшие.
Природа
В прошлых частях мы выясняли, как крипипасты отражают страхи и скрытые переживания по поводу интернета и города. Здесь я хочу показать, как работают истории, связанные с нерукотворными объектами, как влияет природный сеттинг на страшные истории.
Природа, как нечто противостоящее человеческому, сама по себе является довольно страшным. «Оказаться в ночном лесу» – ужас человека в этой ситуации понятен даже тем, кто никогда в ней не оказывался. Однако очевидность и даже понятность не означает объяснимость. То, что понятно на уровне эмоций, общий опыт, который есть у всех или почти у всех, даже мешает расшифровыванию того сообщения, которое может стоять за отсылками к этим отчетливым символам.
«Природные» истории, если они не завязаны на встрече с НЕХ и прочими монстрами (то есть ситуацией неопределенной физической опасности), зачастую не имеют никаких дополнительных «устрашнителей», кроме самой обстановки, которая пугает тем, что отличается от привычной человеческой рукотворной среды. Можно сказать, что на первый взгляд способность ужасать у природного сеттинга (леса, поля, пустыни, метели, моря и прочие) строится на том, что он не приспособлен для человека, как бы онтологически ему противопоставлен и потому враждебен сам по себе.
То, как для восприятия важна привычность и приспособленность обстановки под человека, показал Хорхе Луис Борхес в своем упражнении в стиле Лавкрафта, которое называется «There Are More Things» (это цитата из шекспировского Гамлета: «Есть многое в природе, друг Горацио»). В этом небольшом рассказике главный герой испытывает ужас, оказавшись в доме, где он видит странную обстановку. Он долго не может понять, что с ней не так, и в конце концов соображает, что она не приспособлена под человеческое тело и практики:
Стул соразмерен человеческому телу, его суставам и связкам, ножницы – резанию или стрижке. То же самое с лампой или повозкой. Но дикарь не воспринимает Библию миссионера, а пассажир корабля видит снасти по-иному, чем команда. Если бы мы в самом деле видели мир, мы бы его понимали.
Ни одна из бессмысленных форм, с которыми столкнула меня эта ночь, не соотносилась ни с человеческим телом, ни с обиходными привычками. Мне было жутко и тошно. В одном из углов обнаружилась отвесная лестница, ведущая этажом выше. Между примерно десятью ее широкими стальными пролетами неправильной формы разрывы. Эта лестница, как-никак предполагавшая руки и ноги, была понятна и даже на свой лад успокоительна.
Вокруг было много всего. А может быть – мало, но в одной куче. Вспоминаю что-то вроде просторного и очень высокого операционного стола в виде подковы с круглыми углублениями на концах. Не ложе ли это хозяина, мелькнуло у меня, и не намекает ли оно, как тень, на его чудовищную анатомию зверя или божества?
Помню еще острый угол расходящихся кверху зеркал, которые терялись высоко во мраке.[22]
Человеку сложно создать предмет или инструмент, который бы не соответствовал ему, который бы не отвечал физиологическим особенностям тела. В то время как в природе властвуют силы, которые совсем не берут в расчет человека, ему приходится приспосабливаться, и поэтому выход на границы освоенного мира так пугает – там не действуют привычные правила.
Возможно, из-за этого настоящие, правдивые, документальные истории тоже распространяются как крипипасты. Такое происходит с рассказами о неудачных подъемах на Эверест или о страшных необычных авиакатастрофах, а также о кораблекрушениях.
Эти истории действительно работают сами по себе. В роли НЕХ, монстра, неотвратимо преследующей опасности выступает не только мистическое создание или другие люди, но сама природа, сила, у которой нет даже специфического отношения к нам и которую мы специально избегаем в нашей «обычной жизни» за удобствами городов и личных пространств, где нет места стихии. Сам тот факт, что зеленые ботинки погибшего у самой вершины Эвереста альпиниста используются другими покорителями вершины в качестве ориентира, способен заставить ужаснуться. А это еще далеко не самый страшный факт.
На «Мракопедии» тоже есть прекрасная статья о покорении Эвереста.
Иногда к подобным историям приплетаются какие-нибудь дополнительные загадки – вроде Бермудского треугольника или снежного человека. Однако это всего лишь прикрытие для действительно настоящего ужаса, подобно тому как в детских сказках дописывают хорошие концы, думая, что детям еще рано думать о плохом.
Загадки, пустота, кинематограф. Что общего у космоса, моря и природы в целом
Однажды я ехал в междугороднем автобусе и на соседнее кресло сел человек. У него не было двух пальцев на правой руке. Мы разговорились, и мой попутчик рассказал, что отсутствие пальцев – производственная травма. Он работал в арктических экспедициях и потерял пальцы в результате обморожения. Когда я спросил про необычные вещи, которые происходят в таких экспедициях, мужчина рассказал, что часто бывает такое: вся команда просыпается утром, но одного участника нет. Все его вещи на месте, однако понятно, что человек просто ушел в глубь снежной пустыни. «Арктика позвала» – так это объясняется. Это настолько красивая история, что задумываться о ее правдивости совсем не хочется.