в разговоре с Рахель что-то еще всплывет? У тебя про Камило целых три страницы, а про моего Карличка — одна. Сможешь добавить?
Но ничего не всплыло. Зато к рассказу есть что добавить. Сдружившись на старости лет с Рахелью, Стелла смягчилась к кибуцникам и евреям Ближнего Востока. О них-то и была лекция, причем единственная, которую ее муж прочел в Терезине. Что же он там говорил?
Проделки летучей мыши
В конце прошлого тысячелетия Иерусалим перенес тяжелую полостную операцию. В его тело внедряли трамвайные пути. Раззявив пасти, гигантские черпаки доставали из глубины земли старую породу. Постройки, мешающие прокладке рельсов, удалялись, в обнаженные десны города вбивались штыри. Операция завершилась через десять лет. Швы зарубцевались. Город пришел в себя. Не в того себя, каким он был до трамваев, а в себя нового, куда более роскошного и удобного для перемещения. Серебристая тупоносая капсула с веселым звоном катила по рельсам центральной улицы Яффо. Что ей до домов, провалившихся в тартарары?
В одном из таких домов находилось кафе «Нава», где в пятницу днем и в некошерные праздники собирались «девушки» из Терезина. Как сейчас помню вход, рядом касса и витрина со сладостями, в глубине — широкие залы. За кассой стояла пышная блондинка родом из Польши, которая девочкой всю войну просидела в погребе.
— Красоту не пропьешь, — заметила по ее поводу Маргит, желейная дама с жабо из подбородков, самой-то ей и пропивать было нечего.
24 декабря 2005 года в «Наве» собралась бывшая чешская детвора, но без подарков. Что могут подарить друг другу старухи? Разве что свежевыжатые соки. Маргит на соки фыркала. Она — за пиво. Теперь уже, правда, безалкогольное.
— Мы и в Терезине справляли сочельник и в Иерусалиме справим! — в голосе Маргит звучал вызов, вряд ли обращенный к присутствующим, но все как по команде кивнули. Лучше ей не перечить. — А вот угадайте, девчонки, на кого я запала в Терезине? Ваши предложения! Голосуем списком?
Проголосовали единогласно — за Вилли Гроага, директора детдома девочек. Он был неотразим.
— Я бы не позволила себе положить глаз на женатого! — возмутилась Маргит.
Потягивая из трубочек разноцветные соки, притихшие «девушки» молили о подсказке. На какую букву? Какого возраста, хоть примерно? Нет, нет и нет. Кого же заначила Маргит в своей необъятной памяти? Шестьдесят лет совместных воспоминаний, сто раз все говорено и переговорено, и поди ж ты, в прошлое залетел новичок…
— Актер, писаный красавец, цыганские глаза с поволокой. Гипнотизер! Мне было четырнадцать, ему — двадцать восемь.
— Может, он появился после нас?
Маргит поджала губу. Из всей компании она единственная оставалась в Терезине до конца, остальные были депортированы в Освенцим, но выжили. С ними случилось чудо, сравнимое разве что с видением пророка Иезекииля, когда «множество сухих костей, разбросанных по полю, соединились меж собой, обволоклись жилами, облеклись в кожу, к трупам вернулся дух и они восстали из могил». Вариаций на тему того, как «к трупам вернулся дух», неисчислимое множество. Исчислимое нами записано. Мы с Сережей пытались выявить в этих сюжетах некую закономерность, но задумка провалилась в небытие вместе с ним.
— Маргитка, — сказал мне он, — подрасти лет на десять, и мы с тобой встретимся.
— Встретились?
— А вы как думаете?
— Маргитка, не томи!
— Франц Перлзе! — провозгласила она, и все оборотили взор к двери. Но новичок из прошлого не явился.
Жгучий взгляд, белоснежная улыбка. Маргит описала его точно. Про усы она, видимо, забыла, или он сбрил их в Терезине? Усы были знатными.
Новичок из прошлого участвовал в культурной жизни гетто и посему был прописан в нашей базе данных.
Франц (Фридрих, Франтишек) Перлзе родился 15 сентября 1909 года в хорватском городе Задар. Его отец Артур Перлзе родом из Праги, военврач на фронте Первой мировой, умер в 1927‐м. Мать, Маргарета Ландсберг, происходила из Северной Германии. Франц вырос в Вене. После окончания гимназии учился на юриста, но потом увлекся театром и окончил режиссерские курсы. Между делом умудрился получить образование химика. В течение нескольких лет Перлзе работал актером и режиссером в театрах Германии и Австрии. В 1938‐м, в силу известных обстоятельств, эмигрировал вместе с матерью в Чехословакию.
Франц Перлзе, 1945. Архив Е. Макаровой.
9 апреля 1943 года Перлзе был депортирован в Терезин, где получил статус «Проминент класса А». Работал в строительной бригаде. Выступал как чтец в группе Манеса[18], участвовал в спектаклях «Кавалер розы» Гофмансталя и «Жизнь, любовь и страдания Фердинанда Раймунда» по пьесе В. Штерка[19], учил детей литературе. Послевоенная судьба неизвестна.
Краткая биография составлена на основании следующих документов:
1. «Приглашение! Вторник, 30 ноября 1943 года, ровно в 20:15 в В V [Магдебургские казармы] г. Инж. Юлиус Грюнбергер и Фрау[20] — помещ. 250 — приглашаются на вечер докладов и чтения Терезинской лирики — руководитель программ Др. Феликс Носковски[21]. Участвуют: Штайнер[22], Лернер[23], Перлзе — из произведений 10 терезинских поэтов». (Adler H. G. Theresienstadt, 1941–1945: Das Antlitz einer Zwangsgemeinschaft (Терезиенштадт 1941–1945. Облик общества насилия). Tübingen: J. C. B. Mohr, 1960 (Adler 1960), с. 597.)
2. «Последовал первый акт „Кавалера розы“ Гофмансталя. Его поэзия настолько жизнерадостна и блестяща, что она воздействует даже без музыки, в особенности в здешних условиях. Гиза Вурцель[24] играла супругу маршала, Франц Перлзе — барона фон Лерхенау по прозвищу Кабан, Георг Рот[25] — Октавиана. Это трио прозвучало на нашей сцене так захватывающе и живо, как только можно было пожелать. Ликующая публика долго благодарила актеров». (Philipp Manes, Ben Barkow, Klaus Leist: Als ob’s ein Leben wär: Tatsachenbericht Theresienstadt 1942–1944. Ullstein; Berlin, 2005. Филипп Манес, дневник (1942–1944 годов, с. 281.)
Кроме того, читал в детских домах Шекспира и Шиллера. (Отчеты отдела досуга за март 1944 года.)
Странно… Родившийся в 1909 году, в Первой мировой войне участвовать не мог. Каким образом, не имея заслуг перед рейхом, он числился в Терезине «проминентом класса А»? Кого он загипнотизировал, чтобы попасть в список привилегированных?
А что его мать?
Маркета (Маргарета) Перлзе родилась 29 сентября 1880 года, попала в Терезин 18 апреля 1942 года, оттуда сразу же — в Рейовиц близ города Люблин, где была уничтожена.
Франц прибыл в Терезин годом позже. Знал ли он, что случилось с матерью? Если не знал в Праге, в Терезине узнал наверняка. Была ли у него своя семья до войны? Судя по возрасту, да. Хотя не факт.
Оказалось, факт.
31 декабря, через неделю после сочельника, раздался звонок: «Меня зовут Михал Палка, я сын Франца Перлзе, — представился голос по-чешски. — Я нашел в интернете ваш сайт про Терезинские лекции…»
— Палка?
— Да. Но с протяженным первым «а». Паалка. Знаете, что это означает?
— Палку.
— Нет. Летучую мышь. Просто палка — без протяженной «а».
Разобравшись с тонкостями произношения, мы занялись заполнением послевоенных пробелов. Из Терезина Франц Перлзе вернулся в Брно, какое-то время проработал инженером-химиком на сахарном заводе, а в 1948‐м переехал в Прагу. С 1955‐го работал актером и режиссером в пражском театре в районе Хлоубетин, снимался в кино, играл в разных театрах Чехословакии, Австрии и Германии. В 1957‐м написал пьесу «Буря». Последние двадцать лет жизни играл второстепенные роли в третьестепенных спектаклях и снимался в сериалах. Исключительно в роли нацистов. Умер в Жатце в 1977 году.
В январе 2006 года мы встретились с господином Палкой в музее города Либерец, где я монтировала выставку «Билет на пароход в рай». Высокий, прямой, с непонятными глазами, прикрытыми краем шляпы, он специально приехал из Брно, чтобы со мной повидаться. Акцент на «специально». Либерец — не ближний свет. Только доехал — и уже пора назад. Даже на пароход взглянуть не успеет. У него с собой конверт с фотографиями, и если я смогу проводить его до вокзала…
Мы сели в трамвай. Я подарила ему наши с Сережей книги о лекциях в Терезине в переводе на чешский и английский.
— В английской больше упоминаний о Франце Перлзе. По-чешски книга ополовинена.
— Если это мне, то спасибо, — господин Палка убрал книги в портфель и достал оттуда драгоценный конверт.
Красавец папаша, сидя на траве, зашнуровывает ботинок, на спину ему взгромоздилась милашка в белом, неприкрытая страсть во взгляде. Сосновый лес, красавец папаша в белой одежде лежит на траве, милашка в пестром платье и шляпке сидит рядом, обняв его рукой за подбородок. Красавец папаша стоит в воде в черных трусах, она — светлые вьющиеся волосы подобраны у висков заколками — сидит в купальнике на прибрежном камне в обнимку с остроухим псом. Он ей что-то говорит, она слушает, грациозно склонив голову.
— Вскоре после войны отец ушел к этой даме. Подъезжаем, позвольте оригиналы. — Господин Палка втиснул конверт с фотографиями между книг.
Вокзал. Конечная. Просьба освободить вагоны.
Дзинь — и господина Палки нет.
Наутро письмо. «Вы посланы мне судьбой, теперь я иначе вижу своего отца. Только не зовите меня господин Палка. У вас нелады с долгой „а“».
Михал готов собрать и прислать мне все материалы, поскольку я именно тот человек, кто «пытается привести в человеческое состояние» людей, которых записали в жертвы и на этом поставили крест. Без всякой мысли о том, что они жили, думали, творили.