ы и помоложе будешь, но все-таки я тебя не пущу.
– Не беспокойтесь. Я не к ней. Клянусь.
Князь, явно колеблясь, все еще держал его за плечо. Илья стоял не двигаясь, ждал. И оба вздрогнули, когда из конца аллеи послышался истошный крик:
– Илья!
Они повернулись одновременно. По аллее к ним со всех ног бежала женщина. Сначала Илье показалось – Настя, но, приглядевшись, он разглядел синее платье, сползший на затылок платок, резкое, от страха еще больше заострившееся лицо сестры.
– Сергей Александрович, вы-то зачем… – простонала Варька, останавливаясь возле них. Она сильно запыхалась после бега, но, не переведя дыхания, сразу же бросилась к Илье и, вцепившись обеими руками в его рубаху, отрывисто, ненавидяще пообещала по-цыгански: – Сволочь, я клянусь, если подойдешь к ней, – прокляну!
Он молчал. Смотрел в свете разноцветных огней на искаженное лицо сестры, на растрепавшуюся после бега прическу, на слезы в ее глазах. Подождав, медленно переспросил:
– Ты? Меня?
– Прокляну, – тихо повторила Варька.
Илья взял сестру за запястья, отцепил ее руки от рубахи. С коротким странным смешком сказал:
– Ну, до смерти ты меня напугала… Забирай гаджо и валите отсюда оба.
– Илья… Бог ты мой, да я же… – Варька заплакала.
– Катитесь, я сказал. Вон уже хор выходит.
Варька обернулась. Из освещенных ворот парка в самом деле выходили смеющиеся, окруженные толпой зрителей цыгане, слышались возбужденные голоса, смех. Чей-то голос на весь парк звал:
– Варька! Эй, Варька! Где ты?!
– Ступай, тебя ждут. – Илья отошел в тень, сел на теплую влажноватую землю. Варька колебалась, но подошедший князь, взглянув на Илью, тронул ее за локоть:
– Идем, Варенька.
Варька, вытирая слезы, кивнула. Сбежнев подал ей упавшую шаль, Варька, не расправляя, перебросила ее через плечо, оперлась на предложенную князем руку и быстро зашагала к пролеткам. Илья сидел на земле, провожая взглядом две удаляющиеся фигуры, затем уставился в землю. Уже укатили пролетки с цыганами, уже стихли шум и смех за оградой парка, уже один за другим начали гаснуть огни у эстрады, а он все не мог заставить себя подняться. И неизвестно, до чего бы досиделся, не окликни его знакомый голос:
– Смоляко, это ты?
Он вскочил как ошпаренный.
– Роза?!
– Я. – Темнота рядом с Ильей шевельнулась, блеснули белки глаз, серебряная серьга. – Ты чего здесь сидишь?
Илья молчал, не зная, что ответить. Внезапно он вспомнил о том, что, сидя на дереве и слушая Настю, совсем забыл, что на соседней ветке сидит и, может быть, наблюдает за ним эта чужая цыганка. Что она видела? Что подумала, глядя на то, как он стоит, прижавшись лицом к чугунной ограде? А может, и не заметила ничего… Что ей за дело?
– Ты чего здесь делаешь, глупая? Ночь-полночь…
– А я не буду в поселок возвращаться. У меня рядом тут цыгане знакомые живут, пойду к ним ночевать… Ну, что, морэ, понравились московские?
– Понравились, – подтвердил он, сглотнув слюну.
– А солистку их видел? Эту высокую, в черном платье? – не унималась Роза. – Видит бог, никогда в жизни такого не слыхала! Сколько слушала певиц, и в Москве, и в Питере, и в Кишиневе, но такой… Вот ведь дал господь голос! Я прямо обревелась вся, ее слушавши, ничего вокруг себя не видела! Даже не заметила, как ты куда-то делся! Только что вроде рядом сидели, как две вороны на суку, а тут глядь – нету цыгана… А называли ее, ту певицу-то, так же, как тебя. Настасья Смолякова, я точно слышала. Она не родственница тебе?
– Она моя жена, – глухо сказал Илья. Отвернулся и быстро пошел в темноту.
– Да иди ты, ради бога, спать, Митро! У тебя уже глаза закрываются, – сердито сказала Настя, сидя у зеркала и вынимая из прически шпильки. – Что ты – всю ночь меня караулить будешь? Не бойся, не повешусь.
– И в мыслях такого не было… – пробурчал Митро, подавив зевок. Было уже около полуночи, в открытое окно гостиничного номера смотрела заходящая луна, приторный аромат цветов, которыми была завалена тесная комната, смешивался с соленым запахом моря. Черное платье Насти покоилось на кресле, там же лежала, свешиваясь с подлокотника, шаль. На столе в открытом футляре лежала гитара, и отражения свечей играли на темной полированной деке.
– Идешь ты или нет? – уже с досадой спросила Настя, встряхивая обеими руками распущенные волосы. – Не то подушку дам, ложись здесь, на полу.
– Ухожу, ухожу. – Митро встал, пошел было к двери, но с порога вернулся. Стоя за спиной Насти, осторожно сказал: – Настька, это ведь не он был…
– А кто? – не оборачиваясь, спросила она.
– Ну-у-у … Цыган полон город. Какой-нибудь местный пошутить захотел…
– Ну да. Откуда только этот местный «Глаза бездонные» знает, скажи мне? – спокойно спросила Настя, и Митро смешался.
– Да мало ли… Слыхал от кого-нибудь… В Москве, может, бывал… Всяко быть-то может…
– Слушай, я в тебя сейчас гитарой брошу. Всю душу вымотал. Иди спать.
– Тьфу! – с сердцем сплюнул Митро и быстро пошел к двери.
На этот раз он действительно ушел. Настя расчесывала волосы, не мигая смотрела на свое отражение, туманное от света свечей. И вздрогнула, когда в дверь тихо постучали.
– Митро, я тебя убью!
– Девочка, это я, – раздался смущенный голос. – Я поздно? Ты не одета?
– Ох, господи… – вздохнула Настя, опуская голову на руки. Помолчав, устало ответила: – Ничего, Сергей Александрович. Заходите.
Она сняла с кресла платье и скрылась за ширмой. Когда спустя несколько минут Настя появилась оттуда уже одетой, на ходу заплетая косу, князь сидел у стола, глядя в открытое окно. Увидев Настю, виновато сказал:
– Извини, пожалуйста. Я вижу, ты почти уже легла. Но, видишь ли, я не мог…
– Да нет, Сергей Александрович, это даже хорошо, что вы пришли. – Настя улыбнулась, начала перебирать шпильки, вновь закалывая косу в высокий узел. – Приехала с концерта, думала – умру от усталости, а тут Митро явился и давай голову долбить… Уж не чаяла, как избавиться от него. Только-только ушел, а с меня весь сон как рукой сняло.
– Чего он хотел?
– А… – без улыбки отмахнулась Настя. – Голову мне морочил все… Говорит – не Илья это сегодня со мной пел.
– А сама ты как думаешь? – помолчав, спросил князь.
Настя пожала плечами:
– И думать нечего. Илья, конечно. Много ли вы таких теноров слышали? А я его вовсе из тысячи узнаю. А Варька почему, еле допев, вокруг парка куда-то помчалась? И до сих пор у себя в нумере ревет, никого к себе не подпускает…
Сбежнев молчал. Настя подошла к окну, оперлась о подоконник. Раскидистые ветви деревьев пригостиничного парка резали темное небо, низкие звезды мелькали между ветвями. Внизу, над клумбой роз, вились светлячки. Пахло цветами и солью. Негромко гукала какая-то птица.
– Сергей Александрович, как думаете, – нерешительно начала Настя, – это очень неприлично будет, если мы с вами сейчас к морю пойдем? Верите ли, я за все эти дни ни разу моря не видала! Приедем в город – сейчас на концерт, потом сразу спать падаешь… А посмотреть хочется.
– Разумеется, идем! – поднялся князь. – Напротив, это замечательно, прогуляться перед сном. Да и народу на набережной не будет… Но возьми шаль, может быть ветер.
Настя послушно сняла с подлокотника кресла кружевную накидку. Вместе они вышли из номера.
Набережная была пуста, лишь снизу, от моря, доносился чей-то приглушенный смех: видимо, гуляла парочка. Соленый запах сделался еще острей, к нему примешался сладкий аромат миртов. Луна ушла, и теперь только звезды искрились над чуть слышно шумящим, словно дышащим во сне морем.
– У-у, его и не видно… – разочарованно сказала Настя, стоя у парапета и глядя на черную массу воды, сливающуюся с небом. – А дышать хорошо, свежо. В Москве сейчас, наверное, такая духота стоит… просто возвращаться не хочется.
– Останемся здесь, – шутливо предложил князь. – Хотя бы до конца сезона. Ты имела бешеный успех у одесситов, тебя будут просто носить на руках.
– Смеетесь? Да Митро кондратий хватит… У него из солисток тогда одна Анютка останется. И вам тут нечего делать, Париж дожидаться не будет.
Руки князя, бережно набрасывающие на плечи Насти шаль, замерли. Настя повернулась, глядя в упор, сама, высвободив из пальцев Сбежнева легкую ткань, закуталась в нее. Налетевший с моря ветерок растрепал ее волосы; она, отведя назад вьющиеся пряди, нашла в темноте руку князя, слегка сжала ее. Отвернулась.
– Девочка… Должен ли я понимать… – начал князь, и Настя закусила губы, услышав его изменившийся голос. – Должен ли я понимать, что ты приняла решение?
– Да, – не поворачиваясь, сказала она.
– И?..
– Простите меня…
Тишина. Настя отпустила руку князя. Сбежнев некоторое время стоял не двигаясь, глядя через плечо Насти на низко мерцающие над морем Плеяды.
– Простите меня. Мне бы еще раньше вам это сказать надо было. Все, как девчонка, боялась…
– Я знаю, в чем дело, – князь не отрывал взгляда от звездного неба. – Это все из-за него… Из-за того, что он пел сегодня с тобой. Ты… Настя, боже мой, неужели ты останешься здесь, с ним?
– Ну, господь с вами… У него здесь жена. Наверное, и дети есть.
– Только в этом причина?..
– А вам этого мало? – Настя сильнее стянула на груди шаль. Сбежнев приблизился, осторожно обнял Настю за плечи. Она, не замечая этого и по-прежнему глядя в черноту моря, продолжала: – Не в Илье дело, Сергей Александрович. У нас с ним что было – все прошло, и не вернуть, хоть из кожи вылези, но… Не обижайтесь только на то, что скажу. Знаете, я, когда вы раньше к нам на Живодерку приезжали, всегда радовалась. Как девчонка шестнадцати лет, радовалась. Причесываться бросалась, платье ваше любимое, на плечи шаль, ожерелье жемчужное… Митро даже смеялся надо мной, такое счастье всякий раз было! И петь для вас готова была хоть до утра, и годы молодые с вами вспоминать… А этой весной, после того как подумать обещала… не то что-то делаться со мной стало. Вы подъезжаете – а у меня душа болеть начинает. И чем дальше, тем хуже. До того доходило, что уж ждала, когда вы уедете. Вы за порог – а я реветь, до утра успокоиться не могла.