— Я готова, — произнесла вдруг из-за наших спин Ольга.
Почувствовав, что голос девушки подрагивает от волнения, я невольно обернулся.
Ольга была… предполагаемо, обнажена. Предполагаемо, потому что очень характерно куталась в атласный бордовый плащ, запахнутый до горла. Да и когда она спускалась по ступенькам на площадку, из-под длинных, в пол, краев плаща я увидел ее босые ноги.
— Пойдем, — кивнул Николаев, и спрыгнув с парапета, быстро прошел к лежащему неподалеку футляру от виолончели.
Ольга, ступая босыми ногами по песку, шла со мной рядом, еще сильнее укутываясь в плащ, стягивая его у горла.
— Артур, — присел между тем Николаев у чехла, поочередно начав снимать с него защитные экраны.
— Да?
— Ты же все еще держишь в уме пример про ребенка с дробовиком в океанариуме?
— Да, — просто ответил я, не став ерничать.
— Любознательный киндер может ведь не только преподнести сюрприз, пальнув по стенкам аквариумов, вызывая обрушение конструкций и освобождая гадов и земноводных тварей. Ребенок ведь может сделать это, заглядывая в момент нажатия спуска в дуло ствола, — говорил это полковник, уже отщелкивая защелки футляра. — Ты тоже можешь раздеваться, кстати, — поднял он на меня на краткий миг взгляд.
Спорить я не стал, без задержек и очень быстро начал снимать униформу отряда варлорда. И краем глаза заметил, что Ольга даже не подумала отворачиваться. С одной стороны, конечно, что она там не видела — уже сколько раз выполняла роль сиделки у моей больничной койки, но все же…
Как оказалось, мои мысли оказались в корне неправильными. Потому что пока я торопливо раздевался, Ольга обошла меня сзади. И когда я оказался полностью раздет, вдруг накинула на меня свой плащ и встала вплотную, прижавшись грудью мне к спине. Несколько движений, и вот мы уже вдвоем с ней под одним плащом.
Прикосновение атласной ткани плаща к коже было, несомненно, приятным, но на фоне ощущения от того, что Ольга прижимается ко мне сзади, абсолютно затерялось.
— Здесь, — подсказала она мне. Что подсказала я не сразу понял, и с некоторым опозданием осознал, что Ольга показывает мне прорезь в ткани плаща. Прорезь предназначенная для руки, как в брезентовой армейской плащ-палатке.
— Когда в тебе просыпается любознательность, ты становишься непредсказуемо опасным, — между тем произнес полковник, снимая последние защитные конструкты и откидывая крышку футляра. — Полученные тобой мечи, это даже не артефакт. Это… можно сказать, это иная — отличная от людей и иных гуманоидных рас, форма жизни.
Глядя на лежащие в футляре мечи, Николаев ими словно бы любовался. Но — любовался так, как любуются совершенной военной техников. Принадлежащей противнику.
— Сейчас вы с леди Ольгой, под ее руководством, с помощью ментальных практик соедините свои ауры эфира, а также свяжете энергетические каналы. После этого, как только она сообщит о завершении процедуры, постарайся не двигаться и сохранять максимальную концентрацию. Я с помощью телекинеза подниму футляр, и ты правой рукой возьмешь один из клинков. Один клинок, правой рукой. Ни в коем случае не два. Это ясно?
— Да.
— Так как вы с леди Ольгой соедините свои энергетические каналы, и свяжете ауры эфира, ты сможешь ее зрением увидеть свою астральную проекцию. Попробуй исключить из спектра зрения физическую оболочку, смотри только на ауру эфира. Ты же сможешь?
— Я не пробовал, но…
— Он сможет, — ответила за меня Ольга.
Голос ее прозвучал совсем рядом с ухом — она уже обнимала меня, положив подбородок на плечо, и взяв мои руки в свои, перехватив за запястья.
— В первую очередь наблюдай за своими энергетическими каналами в руке и за тем, как спрятанная в клинке магия Крови будет пытаться захватить твое тело. Сопротивляйся изо всех сил.
— Эм…
— Леди Ольга не только обеспечит тебе астральный взгляд, но и будет подстраховывать. Именно для этого она здесь и сейчас с нами. Кроме того, леди Ольга высушит твою руку.
— Что сделает?
— Высушит. Удалит из энергетических каналов руки всю энергию, просушит их. Это станет словно рука обычного, не владеющего силой человека — в таких условиях чужеродная сила не сможет проникнуть в тебя быстро.
— Ясно.
— После того, как ты увидишь вживую действия Чужого по захвату потенциального носителя, то есть тебя, ты аккуратно положишь меч обратно. Мы закроем футляр, восстановим защитные экраны и сформируем треугольник Соломона для того, чтобы открыть пространственный тайник. В который и спрячем мечи до того момента как ты, или я, сможем ими полноценно пользоваться. Ключ к тайнику настроим так, что после открыть его смогут только двое из нас: я и ты, ты и леди Ольга, я и леди Ольга. Это понятно?
— Да.
— Я слышу неуверенность в твоем голосе.
— Не очень понятно, почему нужно про треугольник Соломона объяснять так подробно именно сейчас.
— Я к этому веду. Если что-то пойдет не так, постарайся блокировать боль. Для создания треугольника Соломона, вернее для создания ключа, доступа к тайнику, нужна твоя истинная астральная оболочка, без чужого вмешательства. Именно поэтому я просил тебя вчера воздержаться от излишеств. Кровь в случае чего леди Ольга остановит, но лечить не будет, чтобы не лишить тебя возможности доступа к тайнику.
— Мм… остановит кровь?
— Да. Если ты не сможешь удержать попытку меча захватить твою душу, а леди Ольга не сможет справиться с подстраховкой, я буду вынужден отрубить тебе руку. Так что не упускай концентрацию. Леди Ольга, вы готовы? — вполне буднично произнес Николаев, в руке которого неожиданно сформировалась кавалерийская шашка с вороненым клинком. Причем это не было созданным конструктом — природа оружия была схожа с моим ножом-кукри.
О-очень неожиданное новое знание. Если честно, я думал, что уникален в своем роде метода прохождения инициации.
Что? — не дожидаясь ответа Ольги, вновь перевел на меня взгляд Николаев, почувствовав мое горячее желание высказаться.
— Я могу поверить на слово в опасность мечей как неведомых Чужих. У меня отличное воображение, и мне достаточно примера с ребенком в океанариуме.
— Вот только я не готов поверить тебе на слово, что ты готов поверить. Еще раз — когда в тебе просыпается любознательность и любовь к импровизации, ты становишься непредсказуемо опасен. Я, к счастью, не Его Императорское величество, — довольно небрежно возвел очи к небу Николаев, — и хочу быть уверенным в твоем понимании важности наших занятий в общем и моих слов в частности. Кроме того, я не хочу, чтобы твоя любознательность и склонность к импровизации стали опасными не только для тебя, но и для нашего мира. Не для твоих врагов и противников опасны, а для целого мира. Он у нас, пусть и не единственный истинный по последней теории, но все же один.
— Я понял, — только и оставалось мне ответить.
— Леди Ольга?
— Я готова, — ровным голосом произнесла еще более плотно прижавшаяся ко мне девушка.
— Тогда начинайте.
Глава 17
Чужие взгляды — а на меня периодически и поочередно поглядывала вся сборная команда по практической стрельбе Арктической гимназии, я прекрасно чувствовал. Но не обращал внимания. Глядя невидящим взором в пространство, восприятием целиком и полностью сосредоточился на клинке-кукри. Который в очередной раз сорвался с руки и устремился вверх, делая очередные три оборота.
Несмотря на то, что фокус моего внимания был сосредоточен на вращающемся клинке, на периферии сознания лениво текли самые разные осколки мыслей, воспоминания, сравнения. И пока в одном течении времени я был весь в восприятии клинка, в другом неспешно думал и размышлял на отстраненные темы.
К примеру именно сейчас подумал о том, что даже детская сказка, рассказанная на немецком языке с должным выражением, становится похожа на сопровождающие обряд экзорцизма заклинания. А уж умелые ругательства от знающего человека и вовсе напоминают речь фельдфебеля, ведущего в аду проштрафившихся чертей на гауптвахту.
То, что я сейчас делал, не было параллельным потоком сознания. Я сейчас словно диджей за пультом, притормаживал вращающуюся виниловую пластинку. Только диджей тормозит пластинку, а я притормаживал время. Как рисующая две параллельные прямые печатающая головка принтера, я также сейчас создавал для себя одновременно два течения времени, практически неотделимых друг от друга.
Нож между тем завершил полет, и едва рукоятка кукри ударила в руку, как я тут же резким жестом откинул нож прочь от себя. Свистнув в воздухе, клинок разматериализовался; он подернулся облачной дымкой, словно выполняющий фигуру высшего пилотажа сверхзвуковой истребитель. Частично раздробившийся во времени и пространстве нож еще летел вперед, а его формирующиеся двойники уже, словно притягиваемые магнитом, устремились назад.
Меня в этот момент — с одной стороны максимально сосредоточенного на клинке, с другой, в параллельном и ленивом течении мыслей, догнало неприятное воспоминание.
Страх. Самый настоящий страх, сопровождаемый ругательствами на немецком языке. Ругательствами шедевральными настолько, что так и просились к записи и изданию коллекционным тиражом этнографической книги.
Не очень приятные воспоминания — объявший меня страх, практически на грани наваливающейся — от осознаваемого бессилия, паники, и ругательства Николаева. Которые, как тогда мне показалось, могут при нужде и дробить камень.
Клинок-кукри вновь материализовался в руке, и вернувшись в привычную естественную скорость, опять взлетел вверх выполнять три оборота. И едва завершив полет, в очередной раз был резко отброшен вперед, растянувшись в пространстве. Отброшен, чтобы буквально через мгновение естественного времени вернуться дымным росчерком в руку, как магнитом притянутый.
То, что я сейчас делал, со стороны смотрелось довольно… обыденно, и даже просто. Как, конечно же, просто может смотреться подбрасываемый вверх массивный нож-кукри, который то и дело исчезает из поля зрения, оставляя вместо себя лишь росчерк дымки разнонаправленными штрихами.